— Да не надо нам к тем людям, — брякнул Сергеич, продолжая гнуть свою линию, и мрачно огляделся. Почесал затылок и спросил: — Как спать будем? Я там внизу хлам видел — брезент, тряпки какие-то. Спущусь принесу, всяко мягче лежать.
— Хорошо, — кивнул я. — Нужна будет помощь, крикни.
Моя помощь не понадобилась. Сергеич молча спустился в самый низ, вернулся с брезентовой тканью, разложил ее на полу, посетовал, что уже темно и хвороста не насобирать, чтоб помягче было. Хорошо хоть ночи здесь теплые в любое время года.
Все это время я за ним наблюдал. Похоже, он решил притихнуть, вопрос только, надолго ли? Не взбунтуется ли, если вдруг выяснится, что он был прав и стать чистильщиком можно, лишь убив другого чистильщика?
Тем временем Макс, насилующий радио, наконец прервался, оставив чуть шумящий работающий канал. Если теория насчет того, что бездушные ночью становятся сильнее, верна, сделать сегодня все равно больше ничего нельзя, только отдыхать.
Стемнело так быстро, словно кто-то выключил солнце. Наверное, никогда не привыкну к тому, как стремительно здесь наступает ночь: только золотился закат — и вот уже друг друга не видно, а на небе россыпь звезд.
Сергеич включил налобный фонарь и положил его на пол. Я встал, прошелся по кругу вдоль стеклянных окон, уставился на пунктирную линию — подсветку верхнего этажа нашего отеля. Светились некоторые окна королевских номеров, и где-то там была компания гуру.
Вероятно, запасы они уже подъели и начали мучиться голодом. Скоро закончится вода, и придется покидать убежище. Эх, Карина, ну почему ты такая бестолковая? Жалко ее, не чужой все-таки человек.
Подсветка отеля замигала, вспыхнула особо ярко и погасла. Мне показалось, что женский визг долетел и сюда.
— Опачки! — осклабился Сергеич, проследив направление моего взгляда. — Песец котенку!
Котенок! Крош же там, возле мешков, а в темноте его и задавить недолго! Я переложил сонную зверюшку к себе на колени и, успокоившись, подумал, что уж больно крепко Крош спит… Странно это. Может, от стресса отходит?
Глядя в темноту, где только что светился отель, я представил, как отключаются электронные замки, держащие зомби внутри номеров… Очень скоро какой-нибудь бездушный случайно нажмет на ручку, и дверь откроется. Опустевший мозг запомнит последовательность действий, и знание передастся остальным. Так называемое «правило сотой обезьяны» или «сотни идей витали в воздухе». Как показала практика, бездушные учатся примерно с той же скоростью, что мы развиваемся.
Только бы это случилось не ночью! Да, я злился на Карину, но не желал ей смерти, потому и оставил рацию. Правда, теперь сомневался, что наших сил хватит, чтобы помочь этой неприспособленной к выживанию группе.
— Ну чо, герой, спасать пойдешь? — будто прочитав мои мысли, прищурился Сергеич.
Я ответил то, что он хотел услышать:
— Не просят — не делай, слышал такое?
— Слова не мальчика, но мужа, — хмыкнул он.
Я провел руками по карманам, наткнулся на позабытый лут и достал две рации.
— Кстати, чуть не забыл. Смотрите, полезные штуки — работают на батарейках, настроены на одну частоту.
Макс протянул руку, я вложил в нее рацию, и парень принялся ее крутить, щелкая языком:
— Вот это тема! Мобилы-то все… Тю-тю. А так можно будет, если разбредемся, всегда оставаться на связи.
Ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая топотом снаружи и ритмичными ударами в стену. Я посветил вниз сквозь выпуклые стекла, но маяк в высоту был метров десять, а то и больше, и я различил лишь два силуэта: один стучал по стене, второй шатался неподалеку.
— Сюда точно не долезут, — сказал Макс, постукивая зубами. Он обхватил себя руками и передернул плечами, словно мерз. — Хорошее убежище.
— Сойдет как временное, — кивнул я. — Но, если народу прибавится, все не поместимся.
— Почему же? — удивился Сергеич. — Внизу хлам расчистить, и вот тебе еще место…
Тем временем Макс интерес к рации потерял. Я забрал обе и выключил — вдруг Карине вздумается позвонить… то есть связаться на ночь глядя и начать истерить? С нее станется. Не просто наорет, еще и сделает меня виноватым и в появлении зомби, и в том, что резервные генераторы исчерпали себя. Вот утром, когда осознает, что случилось, и стадия гнева у нее сменится торгом, можно будет и поговорить. Все равно ночью мы им ничем не поможем. Сейчас даже из маяка выбираться — самоубийство.
В темноте громко зевнул Сергеич — с рыком, как крупный зверь. Почесал пузо, предложил:
— Ну чо, может, пожрем — и на боковую?
— Ага, давайте. — Макс потянулся к мешку с провизией, посветил туда и вытащил контейнер с креветками, мидиями, кальмарами и прочими морскими гадами. Каждому досталось по емкости. — Это в первую очередь надо съесть — к утру протухнет.
— А вдруг уже? — недоверчиво поинтересовался Сергеич, который часа три назад с аппетитом жрал вчерашние салаты.
Я открыл контейнер и понюхал: запах вроде нормальный, но чем черт не шутит — ничего нет хуже пищевого отравления.
— Если бы мы с утра их с собой таскали, тогда да, — проговорил Макс, отправляя в рот кольцо кальмара. — Там же холодильники работали, а сюда мы вышли ближе к вечеру. Не думайте о том, что они вчерашние, ешьте спокойно.
Он торжественно вынул из мешка бутылку, сноровисто откупорил и с видом знатока прокомментировал, разливая по пластиковым стаканчикам:
— Господа, новозеландский «Совиньон Блан» идеален к морепродуктам. Прошу…
Сергеич, наворачивающий гадов с такими звуками, словно кальмары были живыми и сопротивлялись, прервался, встрепенувшись:
— Ты гля, какой эстет, ёпта! Ай молодца, Максимка! — Взяв стаканчик, понюхал и выругался: — Ну и дрянь! Сам пей эту кошачью мочу! Вискаря нет или там рома? А может, водочка завалялась?
— Ага, и пивка для рывка, — огрызнулся Макс. — Что было, то и взял. Сам думал крепкого алкоголя взять для дезинфекции, вот только…
Я поднес к носу стакан и поморщился, «аромат» действительно был таким же, как из подъезда, где прикормили котов.
— И правда, так себе запашок, — хмыкнул я. Если бы Карина была с нами, она бы точно томно закатила глаза и назвала нас чуждыми культуре чурбанами. Умение разбираться в винах она считала одним из важнейших, и я даже представил, что бы она сказала: «Денис, не каждый „совиньон“ имеет такой изысканный аромат! Просто вино подано при неправильной температуре!» — но отогнал эту глупую мысль. Сейчас не до жиру.
Сергеич же не терял надежды и зашуршал в других мешках, с пристрастием их осмотрев, после чего разочарованно сплюнул:
— Ну дела-а-а… Бухла нормального нет! Только эта вот кошачья бодяга… — Он снова выругался, потом махнул рукой: — А, хрен с вами!
Снова сел, зажмурился и выпил вино залпом. Я повторил его подвиг, отметив, что теплый совиньон и на вкус та еще гадость…
И тут далеко в темноте на юге вверх выстрелил луч, а спустя секунду грохнуло. Макс забыл, что тут потолок низко, вскочил, ударившись башкой, сел обратно, баюкая раненую ногу. Сергеич, запихнув остатки еды в рот, подошел к окну.
— Вы слышали? — потирая ушибленную макушку, улыбался Макс. — Это выстрел?
— Не похоже, — проговорил Сергеич с набитым ртом. — Но там кто-то конкретно шуршит. Слышите мотор? Да, ё-ба, Макс, не ерзай — шелестишь!
— Те, кто убил зомби на аллее, — предположил я и встал рядом с Сергеичем, всматриваясь вдаль.
Два тонких луча ударили вверх, скользнули по небу, затянутому тучами (и когда набежать успели?). Донесся далекий рокот мотора.
— Что там находится? — поинтересовался Макс. Парень стоял, согнувшись в три погибели, как морской конек. — Ну, где они окопались? Административный корпус, кажись.
— Ну да, — кивнул Сергеич. — Они там, мы тут. Наша база круче, сюда хрен пролезешь.
— Пока, — добавил я и развил мысль: — Слабые зомби не пролезут, а когда разовьются, может, будут по вертикальным стенам бегать? К тому же воды поблизости нет, это плохо. Резервуаров тоже не наблюдается, а у нас запасов на сутки-двое. Так себе база, на пару дней.
Сергеич пустился в рассуждения о том, что нужен бункер, но где ж его здесь взять? Вот в России — сколько хочешь, заходи и живи. Поглаживая спящего котенка, я боковым зрением наблюдал за нахохлившимся Максом, который непривычно притих и иногда вздрагивал. Совсем расклеился бедолага. Но ничего, боевое крещение прошел успешно, даже уровень взял, а отходняк пройдет. Утром перевязку сделаю, чтобы рана не загноилась.
Макс вдруг приподнялся и начал дрожащими руками срезать сантиметр за сантиметром скотч с поврежденной ноги, бормоча:
— Е-ма, больно…
— Давай помогу, — предложил я.
И точно так же — медленно-медленно — распаковал его шею. Макс морщился, но терпел.
— Почувствуй себя бабой, — усмехнулся Сергеич, перевернулся на бок, пару раз дернулся и захрапел. Во нервная система у нашего Горбачева!
Обмотанные скотчем предплечья и вторую ногу решили оставить до завтра. Макс тоже улегся и затих, а мне не спалось: то ушибленное лицо саднило, то спина болела, то мысли изводили. А только провалился в сон, как проснулся от стонов Макса. Сбросив с себя брезент, которым укрывался, парень вертелся и стенал, махал руками, словно от кого-то отбиваясь.
Я хотел было его позвать, но вспомнил о спящем Сергеиче, подкатился ближе к парню, коснулся руки и выругался. Переложил ладонь на лоб Макса: он был горячим, как печка.
Будить его не стал, провалился в сон.
Глава 21. Где ты силы возьмешь, а?
Проснулся я ночью то ли от дурного предчувствия, то ли от резкого звука. Замер, прислушиваясь. Как в детстве, когда кажется, что над тобой склонился неведомый монстр и смотрит, и дышит. Выплеск адреналина помог мгновенно собраться. Неужели Сергеич решился меня зарезать? Во сне! Вероломно! Вот же гад!
Спал я на боку, Горбачев стоял сзади. Если так — надо сгруппироваться и,