Макс глянул на меня завистливо. Он тоже бросился бы копать, но у него была другая задача — помогать Сергеичу держать кол. А его как ни держи, со стороны никто не заметит, стараешься ты или дурака валяешь.
К вечеру мы изрядно устали, а стена наша вытянулась от силы метров на десять — трудно махать лопатой, когда земля влажная и тяжелая. Макс — так вообще умирал, иностранцы тоже утомились, пот катился градом.
Ощутив чужое внимание, я в который раз обернулся и увидел, как Амир шепчется с широкоплечим претендентом Кургановым, поглядывая на меня. Последний качнул головой и воскликнул так, что я услышал:
— Жить надоело? Дождись одобрения, потом двигайся, баран!
Кавказец зло махнул рукой, сплюнул и посмотрел теперь уже на Юлию.
— Сам ты баран, Коля. Как будто мы не знаем, чья очередь…
Встретившись со мной взглядом, он замолчал, отвернулся. Интересно, что они замышляют? Или просто нервишки у меня расшатались?
Вдруг донеслось верещание бездушного и сочный русский мат Курганова, его перехватившего. Сергеич вытянул шею, услышав родные слова, у него аж поясницу отпустило.
Я просмотрел информацию о парне — теперь уже внимательно:
Николай Романович Курганов, 29 лет
Претендент 9-го уровня: 100 %.
Курганов прибил зомби и встал рядом с Юлией, привлек к себе, прошептал что-то на ухо, и та зарделась, улыбнулась и потрепала его по щеке.
Мы же продолжили работу, но через пару минут от каторжного труда нас спас далекий гул моторов.
— Возвращаются! — громко вскрикнула Юлия. — Дай бог, без потерь! А мы, ребята, закругляемся! — И повторила по-английски для иностранцев: — Инаф, гайс! Уэл дан!
Сергеич, проводив ее недобрым взглядом, проворчал:
— Вот только гадюки мной еще не командовали. Тьфу, зашквар.
Мы принялись вытирать грязные лопаты о траву, и я почувствовал себя тлей, которую оберегают сильные муравьи, чтобы безнаказанно доить. Выбежал зомби из лесу… то есть клоп — налетели муравьи, насмерть закусали. Работай, тля, доись!
В тот момент, когда мы добрались до дороги, стали отчетливо слышны рев моторов и ругань, а вскоре показался и джип. Рядом с собой Папаша посадил Карину, гуру и Элеонора тряслись сзади. Мотобайки ехали медленно, друг за другом. Я подождал, пока все покажутся.
Джип остановился первым. Папаша вышел, открыл перед Кариной дверцу. Гуру выпрыгнул на асфальт — ну просто Христос среди грешников: в белой рубахе, в льняных штанах, только нимба не хватает. Элеонора держалась особняком, Карина кокетничала с Папашей — почуяла в нем силу.
Все те, кто устанавливал частокол, потянулись к админкорпусу — потные, заляпанные грязью, я еще и мокрый до нитки, влажность стояла такая, что одежда не высохла. Народ начал собираться во дворе. Сергеич, бросая лопату в траву и прибавляя скорости, кивнул вперед:
— Гля, кого сучка твоя себе нашла! Ха! Папика! Ща его телка выбритая вылезет — во цирк будет!
Только он проговорил, как по ступеням к «любимому» слетела Виктория, защебетала, поцеловала его, Карину демонстративно не замечая. Папаша развернул ее, представил новенькую, и мадам изобразила улыбку настолько фальшивую, что меня чуть не стошнило. Когда на ступенях появилась Маша, Виктория целовалась уже с Кариной, говоря, как рада, что та выжила, потому что у нее наконец-то появится близкая по возрасту подруга.
Моя бывшая тоже улыбалась и щебетала, но по взгляду было видно: она все поняла и приняла вызов. Ясно было и то, что Виктория намерена биться до конца, потому что время работает против нее. Пройдет месяц — и отрастут волосы, смоется яркий цвет, облезут брови, через полгода или год сдуются губы — и на кого она станет похожа? Карина все-таки натуральная.
Меня, встрепанного, оборванного, перепачканного грязью, бывшая не замечала, а может, не узнавала. Да она не особо-то по сторонам смотрела. Какая же дрянь! На ком я был женат? Ей же все равно — с кем! Лишь бы выгодно было. Я скрипнул зубами, перевел взгляд на гуру, стоящего в сторонке.
Еремей же изучал собравшихся, видимо, прикидывая, кто поддастся его манипуляциям, кто — нет. Идиот, не понял еще, что случилось. Нашу троицу он тоже не узнал. А может, со зрением было плохо, возраст-то солидный.
Вдруг он дернулся, замер, как увидевший ястреба тушканчик. Ссутулился, съежился и попятился — заметил шагающую к нему Машу. Леопардовый костюм она сняла — видимо, повесила сушиться, и была вполне узнаваемой.
Девушка напряглась, подалась вперед, как наведенная на цель торпеда, ее поза не сулила ему ничего хорошего. Элеонора тоже ее заметила, улыбнулась, закричала радостно:
— Маша! Живая! Я так рада!
Еремей, что был на полголовы выше Маши, выпятил грудь и принялся превентивно защищаться:
— Что бы она ни говорила, это наговор! Уберите отсюда ее! Она истеричка, по ней же видно!
Народ оживился, зашушукался, подполз ближе, закрывая обзор. Что Маша собирается делать? Только бы глупостей не натворила. Я оббежал кольцо зевак и протиснулся вперед за ее спиной, чтобы… Не знаю зачем. Чтобы подстраховать.
— Истеричка, значит. Ладно. — Она повернулась к зрителям, ко мне полубоком, дважды ткнула в него пальцем: — Я обвиняю тебя в убийстве Ирины и Евгении! И в покушении на мою жизнь!
Гуру улыбнулся, повернулся к Элеоноре:
— Элечка, ну это ведь неправда?
Та стиснула зубы и отступила на шаг, крикнув:
— Какой же вы трус, Еремей! А мы вам верили!
Зеваки аж рты раззявили. Англоязычные сбились в кучку, Рябой им переводил.
— Вломи крысе! — Кто это крикнул, я не увидел.
— Действительно! Две женщины погибли! Нельзя этого прощать! — поддержала Юлия.
Стоящий рядом Сергеич промолчал, но сжал кулаки и вытянул губы — так ему хотелось вломить Еремею.
Маша глянула на меня, словно ей нужно было мое одобрение, а потом пару раз профессионально так врезала по роже Еремея, завершив серию ударом колена в солнечное сплетение! Гуру хрюкнул, сложился, упал на колени, пятная белоснежные штаны грязью, что нанесли сюда байки.
Раздались жидкие аплодисменты, однако Маша успокаиваться не собиралась, шагнула к Папаше и бросила в лицо моей бывшей с деланым интересом:
— Как твоя беременность, Кариша?
Теперь зааплодировать хотелось мне, но я сдержался. Маша нашла меня и встала рядом, дуя на кровоточащие костяшки. Вот только теперь Карина узнала своего законного мужа и чуть не уронила изящную челюсть. Зато на лице ее соперницы Виктории проступило торжество.
Папаша с удивлением посмотрел на новую пассию, шевельнул надбровным валиком и захлопал в ладоши, привлекая внимание.
— Представление закончилось! Внимание всем! Наша община пополнилась аж на семь человек. Уверен, что настало время собраться всем вместе и обсудить наши правила — чтобы вопросов ни у кого не возникало. Предлагаю провести заседание в конференц-зале в семнадцать тридцать. То есть через полчаса, на закате.
Собравшиеся загудели и начали расходиться. Сергеич потянул меня за рукав и шепнул:
— Надо валить…
Но рядом появилась Юлия, пожала мою руку, поблагодарила за помощь и принялась расспрашивать Машу о том, за что она отлупила «того человека в белом». Девушка поделилась историей, и Юлия сказала, качая головой:
— Будь моя воля, я б его выгнала. Но решение, конечно, за братом.
Ее позвали, и Юлия убежала. Я наконец пожал Маше руку.
— Ты вела себя как герой.
— Правда? — не поверила она. — Меня ж понесло.
— Ты смогла отмудохать живую цель. Не зря боксировала.
— Да, — вклинился Макс, — ты молодец! Слышала, как тебе хлопали? Все были за тебя, а не за этого.
Мы не сговариваясь посмотрели на гуру, который стоял как оплеванный, боялся голову поднять и увлеченно оттирал испачканные брюки. На щеке горел синяк, губа кровила.
Шапошников с Викторией направился в здание, но на полпути остановился, будто что-то вспомнив, и приблизился к нам, отправив девушку одну. Лицо его было озабоченным:
— Что же ты сразу не сказал, что Карина — твоя жена? Это залет, Денис. Умышленно ввел в заблуждение, так получается? Подумал, что раз у нас мало своих женщин, то мы сразу за другими кинемся? Боялся, что жене не поможем, сторговал ее жизнь обманом?
— У нас с Кариной нет отношений, Пал Палыч, — ответил я. — Считайте, что мы с ней в разводе.
— Так даже? — Он кивнул, хмыкнул, бросил взгляд на поднимающуюся на крыльцо Викторию. — Это меняет дело, да. Тогда претензии снимаются. — Перед тем как уйти, он бросил оценивающий взгляд на Карину, усмехнулся чему-то своему.
Моя бывшая тем временем нервно беседовала с Элеонорой, бросая на нас испуганные взгляды. Женщина сделала шаг назад — Карина схватила ее за руку. Элеонора вывернулась и зашагала к нам. Но чем ближе подходила, тем меньше оставалось уверенности, судя по позе. На полпути она совсем потухла, но заднюю не включила. Остановилась в паре метров и проговорила, не отводя взора:
— Маша, я прошу прощения за то, что не вмешалась. Я поняла, что они решили тебя бросить, когда веревку, то есть связанные простыни, уже подняли. Это правда. Денис, и перед вами хочу извиниться. Я глубоко заблуждалась, когда говорила про бумеранг. Это стоило сказать себе. Вы проявили великодушие, когда предлагали помощь, а потом оставили рацию… — Ее голос дрогнул, и она закрыла лицо рукой, плечи ее задергались.
Маша тотчас ринулась на помощь, обняла женщину и проговорила:
— Ну хватит! Все же хорошо закончилось. Все ошибаются. Мы люди, это нормально.
Сзади что-то укололо в икру — я аж вскрикнул, глянул вниз: по штанине карабкался Крош. Сбежал от Папаши и вернулся! Чуть не пустив слезу, я ласково взял его на руки и осмотрел. Весь в грязи, ободранный, на боку кровь, но живой! И еще тяжелее, чем до последнего расставания с ним!
— Ай умничка, ай молодец! Вернулся от Папаши к папке!
— А это точно твой? — спросил Макс, недоверчиво глядя на котенка. — Здоровый он какой-то, тот мелкий совсем был.
— Мой, — кивнул я и взвесил его на ладони. — Видишь ли, как оказалось, у котиков тоже есть душа. Так что Крош развивается, как и мы.