— Где он?
— Дальше, налево. Зал для игр.
— Пожалуй, я схожу выразить ему свое сочувствие. Прощаешь?
— Уже прощен, — сказала она, кивая, и пошла послушать, как Дос Сантос говорил с Филом. Фил, естественно, приветствовал такое пополнение.
Никто не отметил мой уход.
Зал для игр был в другом конце длинного коридора. Подходя, я услышал «шмак», потом стало тихо, а потом снова — «шмак».
Я открыл дверь и заглянул.
Он был там один.
Он был спиной ко мне, но, услышав, что дверь открылась, быстро повернулся.
На нем был длинный пурпурный халат, правая его рука покачивала нож. На затылке у него была большая нашлепка пластыря.
— Добрый вечер, Хасан.
Рядом с ним стояла корзина с ножами, а на противоположной стене он укрепил мишень. В ней торчало два ножа — один в центре, другой на шесть дюймов в сторону, девятка на циферблате.
— Добрый вечеру— медленно сказал он. Затем, подумав, добавил: — Как себя чувствуешь?
— О, отлично. Я пришел задать тебе тот же вопрос. Как твоя голова?
— Боль очень сильная, но пройдет.
Я закрыл за собой дверь.
— Тебе, должно быть, что-то привиделось прошлым вечером.
— Да. Мистер Дон Сантос говорит, что я сражался с призраками. Я не помню.
— Ты ведь не курил то, что толстый доктор Эммет называет Каннабис сатива — конопля.
— Нет, Караги. Я курил цветок-вампир, который сосет человеческую кровь. Я нашел его у Старого Места — Константинополя — и аккуратно высушил его лепестки. Одна старуха сказала, что он позволит мне заглянуть в будущее. Она соврала.
— …И кровь вампира вызывает приступы безумия? Это что-то новое, надо записать. Между прочим, ты только что назвал меня Караги. Я бы хотел, чтобы ты так не называл. Меня зовут Номикос, Конрад Номикос.
— Хорошо, Караги. Я был удивлен увидев тебя. Я думал, что ты давно умер, когда твой великолепный корабль разбился в гавани.
— Караги тогда и умер. Ты говорил кому-нибудь, что я похож на него?
— Нет, я попусту не болтаю.
— Хорошая привычка.
Я пересек комнату, выбрал нож, взвесил его на руке, метнул, и он воткнулся примерно в десяти дюймах справа от яблочка.
— Ты давно работаешь на мистера Дон Сантоса? — спросил я.
— Примерно с месяц, — ответил он.
Он метнул нож. Тот воткнулся на пять дюймов ниже яблочка.
— Ты что, его телохранитель?
— Верно. Я также охраняю голубого.
— Дон Сантос говорит, что он боится покушения на Миштиго. Тому действительно что-то угрожает, или же он в безопасности?
— Возможно и то, и другое, Караги. Я не знаю. Мне платят только за охрану.
— Если я заплачу тебе больше, ты скажешь, кого тебе поручили убить?
— Мне поручили только охрану, но если бы было иначе, я бы все равно тебе не сказал.
— Не думаю. Пойдем возьмем ножи.
Мы подошли к мишени и вытащили из нее ножи.
— Итак, если это, случаем, я, что вполне возможно, почему бы нам не решить это прямо сейчас? — предложил я. — У каждого из нас по два лезвия. Тот, кто выйдет из зала, скажет, что другой на него напал, так что остальное было делом самообороны. Свидетелей нет. Прошлым вечером нас видели пьяными, во всяком случае нетрезвыми.
— Нет, Караги.
— Что нет? Нет, что я не был пьяный? Или нет, чтобы мы все решили именно таким образом?
— Я могу сказать: ты ни при чем. Но откуда тебе знать, правду я говорю или нет.
— Верно.
— Я могу сказать, что не хочу это решать именно таким образом.
— В самом деле?
— Я этого не говорю. Но чтобы дать тебе приемлемый ответ, я скажу следующее: если бы я хотел тебя убить, я бы это сделал не ножом, что у меня в руке, и я не стал бы боксировать с тобой или бороться.
— Почему?
— Потому что много лет тому назад, когда я был мальчиком, я работал на курорте в Керчи, прислуживал за столом у богатых веганцев. Ты не знал меня тогда. Я только что приехал с Памира. А ты с другом-поэтом прибыл в Керч…
— Теперь я вспомнил. Да… В тот год умерли родители Фила — они были моими добрыми друзьями, — и я собирался отдать Фила в университет. Но там был веганец, который отобрал у Фила его первую женщину и взял ее с собой в Керч. Да, циркач-эстрадник — я забыл его имя.
— Его звали Трилпай Лиго, шаджапта-боксер, и выглядел он как гора на краю великой равнины — высокий, неколебимый. Он боксировал против цестуса[41] веганцев — на голый кулак наматывается кожаный ремень с десятью острыми шипами.
— Да, я помню…
— Прежде ты никогда не занимался боксом шаджапта, но ты дрался с ним за девушку. Собралась огромная толпа из веганцев и девушек-землянок, и, чтобы видеть, я забрался на стол. Уже через минуту твоя голова была вся в крови. Он старался, чтобы кровь залила тебе глаза, а ты все встряхивал головой. Мне было тогда пятнадцать, и я сам лично убил только троих, и я думал, что ты умрешь, потому что ты даже ни разу не коснулся его. А потом правая твоя рука выстрелила в него, как брошенный молот, как молния! Ты ударил его прямо в середину этой двойной кости, которая есть в грудной клетке голубых, — а они в этом месте куда как крепче нас, — и ты расколол его как яйцо. Я бы никогда так не тог — вот почему я боюсь твоих кулаков и твоих рук. Позднее я узнал, что ты убил голыми руками летуче-паучью мышь. Нет, Караги, я бы убивал тебя на расстоянии.
— Это было так давно… Не думал, что кто-нибудь еще помнит.
— Ты отбил эту девушку.
— Да. Забыл ее имя.
— Но ты не вернул ее поэту. Ты взял ее себе. Вот, вероятно, почему он тебя ненавидит.
— Фил? Из-за той девушки? Я даже забыл, как она выглядела.
— А он никогда не забывал. Вот почему, думаю, он ненавидит тебя. Я распознаю запах мести, могу вынюхать ее источник. Ты увел его первую женщину. Я был там.
— Это было ее желание.
— И он стареет, а ты остаешься молодым. Это печально, Караги, когда у друга есть причина ненавидеть друга.
— Да.
— И я не могу ответить на твои вопросы.
— Возможно, что тебя наняли убить веганца.
— Возможно.
— Зачем?
— Я сказал, что это возможно, но это не факт.
— Тогда я задам тебе еще только один вопрос, и покончим с этим. Какой прок в смерти веганца? Его книга принесла бы пользу нашим отношениям с веганцами.
— Я не знаю, есть ли в этом прок или нет, Караги. Давай лучше метать ножи.
Что мы и делали. Я уловил расстояние и баланс и послал два ножа прямо в десятку. Затем Хасан всадил еще два, вдобавок к ним, последний нож вскрикнул болевым криком металла, завибрировав возле одного из моих.
— Я должен кое-что тебе сообщить, — сказал я, когда мы снова их вытащили. — Я возглавляю поездку и отвечаю за безопасность ее участников. Я тоже буду охранять веганца.
— Это будет очень хорошо, Караги. Ему нужна защита.
Я положил ножи в корзину и двинулся к двери.
— Мы отправляемся завтра в девять утра. У меня будет конвой скиммеров на первом поле территории Конторы.
— Хорошо. Доброй ночи, Караги.
— …И зови меня Конрад.
— Хорошо.
Он изготовился, чтобы бросить нож в мишень. Я закрыл дверь и двинулся по коридору обратно. Пока я шел, я услышал еще один «шмак» прозвучал он гораздо явственней, чем тот, первый. А эхо его прокатилось мимо меня по всему коридору.
Пока шесть скиммеров летели через океаны в направлении Египта, я обратил свои мысли сначала к Косу и Кассандре, а затем не без труда выудил их оттуда и послал вперед — к пескам, к Нилу, к крокодилам-мутантам и некоторым усопшим фараонам, которых должен был тогда потревожить один из последних моих проектов. («Смерть приходит на мягких крыльях к тому, кто оскверняет…» и т. д.) А затем я стал думать о человечестве, грубо запихнутом на полустанок Титана, где оно работает в Конторе Земли, унижающемся на Тайлере и Бакабе, болтающемся на Марсе и кое-как перебивающемся на Рилпахе, Дивбахе, Литане и на паре дюжин других миров Веганского Объединения. Затем я стал думать о веганцах.
Голубокожий народец со смешными именами и рябой, как после оспы, взял нас к себе, когда мы замерзали, и накормил нас, когда мы голодали. Да. Они прекрасно разобрались в том, как пострадали наши колонии на Марсе и Титане в результате почти вековой оторванности от всего и всея, случившейся после Трехдневного конфликта, — это ведь только потом был создан приемлемый межзвездный корабль. Как коробочный долгоносик (по словам Эммета), мы искали свой дом, поскольку мы привыкли к тому, что прежде он у нас был. Хотели ли веганцы уничтожить сих насекомых? Нет. Раса более древняя и мудрая, они позволили нам селиться в их мирах, жить и работать в их городах, будь то на суше или на море. Потому что даже такая продвинутая цивилизация, как веганская, испытывает некоторую потребность в ручном труде одной из разновидностей живых существ с противостоящим большим пальцем руки. Ни машины, ни машинные мониторы не заменят хороших домашних слуг, равно как хороших садовников, рыбаков в соленом море, представителей опасных профессий — подземных рабочих и наземных проституток, — а также фольклорных циркачей из чуждой веганцам разновидности живого мира. По общему убеждению, присутствие там человека несколько снижает уровень веганской среды обитания, однако же люди сами это компенсируют своим вкладом во все увеличивающееся тамошнее благосостояние.
Мысль эта и вернула меня к Земле. Веганцы прежде никогда не видели полностью разрушенной цивилизации, так что наша родная планета произвела на них большое впечатление. Достаточно большое, чтобы терпеть на Тайлере наше правительство-в-отсутствии. Достаточно большое, чтобы покупать билеты для земного путешествия, дабы осмотреть руины. Достаточно большое даже для того, чтобы покупать здесь недвижимость и строить курорты. Есть свое очарование в планете, которую используют как музей. (Что там Джеймс Джойс[42] говорил о Риме?) Так или иначе, по итогам каждого бюджетного года веганцев мертвая Земля еще приносит своим живущим на ней внукам небольшой, но ценный доход. Вот почему — Контора, Лоурел, Джордж, Фил и все прочее.