В те древние времена, когда человек еще не вылез из пещеры, пейане уже освоили Галактику. Многовековая война с расой багулианов, прекратившей свое существование, ослабила пейан, отняв у них много сил и энергии, уничтожила промышленность и в десятки раз сократила численность населения. Пейане перестали занимать ключевые позиции в Галактике и постепенно перебрались в малую систему миров, где они обитают и по сей день. Их родная планета, Мегапея, также была разрушена багулианами, которые, как говорят, были отвратительные, жадные, подлые, грубые и свирепые негодяи. Подобные описания багулиан, естественно* встречаются в пейанских хрониках* но мы никогда не узнаем, каковы они были на самом деле. Багулиане не были странтристами: где-то я вычитал, что они были идолопоклонниками.
Человек, стоявший у стены, напротив арки, запел литанию, мелодию которой я сразу узнал, поэтому я поднял голову и стал ждать: будет или не будет? Да или нет?
Да. Это случилось опять.
Гляцитовая пластина, изображающая Шимбо-Громовержца из Башни Черного Дерева, озарилась желтовато-зеленым светом.
Одни пейанские боги пейаноморфны (если так можно выразиться), другие же, вроде египетских божеств, представляют собой помесь между пейанами и обитателями зоопарка, третьи вообще какие-то чудища. Я уверен, что пейане когда-то, в древние времена, посетили Землю, потому что Шимбо подобен человеку. Почему разумные существа выбирают себе богов из чужеземцев, навсегда останется для меня загадкой, но, так или иначе, портрет Шимбо — передо мной. Он стоит, обнаженный, на фоне желтого неба, и его зеленоватое лицо полуприкрыто поднятой левой рукой, в которой зажата грозовая туча. В правой руке Громовержец держит огромный лук, а на боку у него висит колчан с молниями.
Вскоре все прихожане — шестеро пейан и восемь человек — пели литанию хором. Сквозь арку начали просачиваться новые посетители. Храм постепенно заполнялся.
Где-то в глубине моего организма зародилось чувство силы и легкости одновременно: энергия разлилась по всему телу.
Я не понимаю, как это получается, но стоит мне войти в гайанский храм, пластина с изображением Шимбо начинает мерцать, и я, охваченный восторгом» чувствую прилив новых сил.
Закончив тридцатигодичный курс обучения, я потом еще двадцать лет проходил практику в одной компании, где впоследствии приобрел огромное состояние. Там я был единственным землянином, — остальные воротилы были пейанского происхождения. Все мы считались Великими, потому что каждому из нас было присвоено имя одного из пейанских богов. Такое положение дел нас устраивало: почтение к нам и объединяло нас и противопоставляло остальным смертным. Я выбрал Шимбо (или он выбрал меня?), потому что Громовержец антропоморфен.
Все верующие твердо знают: пока яг жив, Шимбо имеет физическое воплощение во Вселенной. А когда я умру, Бог перейдет в состояние телесного небытия, пока кто-нибудь не возьмет себе его имя. Когда Великий входит в пейанский храм, вспыхивает изображение Бога, в честь которого он назван. Такое происходит в каждом пейанском храме, в любом уголке Галактики. Я не понимаю, с чем это связано. Да и сами пейане вряд ли могут объяснить суть явления.
По правде говоря, мне казалось, что Шимбо давно бросил меня из-за штучек, которые я вытворял с энергией. Наверно, потому меня и потянуло в храм, чтобы удостовериться, так ли это. К счастью, я оказался не прав.
Я встал и подошел к арке; проходя сквозь нее, я почувствовал непреодолимое желание поднять левую руку. Крепко сжав пальцы в кулак, я резко опустил ее до уровня плеча: и тут прямо над головой загрохотал гром. Образ Шимбо продолжал сиять на стене храма, и, пока я поднимался вверх по лестнице, хоровое пение все еще звенело у меня в ушах. Наконец я выбрался на свежий воздух и обнаружил, что начал накрапывать дождь.
II
Мы с Глидденом встретились в конторе Дюбуа в 18.30 и заключили сделку на пятьдесят шесть тысяч. Дюбуа оказался коротышкой с обветренным лицом и пышной гривой седых волос. Он задержался в конторе до такого позднего часа только потому, что я настоятельно просил его подписать контракт именно сегодня. Я внес требуемую сумму, и документы были быстро оформлены. Мы все обменялись рукопожатиями, я сунул ключи в карман, и трое мужчин— Глидден, Дюбуа и я — вышли на улицу. Мы пересекли мокрый от дождя тротуар и подошли к нашим роскошным машинам. И тут, хлопнув себя по лбу, я воскликнул:
— Ах, какой же я растяпа! Я оставил свою ручку у вас на столе, Дюбуа!
— Я пришлю ее вам. Вы остановились в отеле «Спектрум»?
— Да, но скоро переезжаю.
— Тогда я пришлю вашу ручку на улицу Облаков.
Я покачал головой.
— Нет, мне она понадобится сегодня вечером.
— Вот, держите, — и Дюбуа протянул мне свою ручку.
Пока я беседовал с юристом, Глидден сел в машину, и через секунду его уже не было видно. Я помахал ему вслед и сказал:
— Наконец-то мы остались одни. Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
Брезгливое выражение на его лице внезапно сменилось любопытством, и в презрительно сощуренных темных глазах блеснул интерес.
— Ну, ладно, — произнес он, отпирая дверь конторы, и мы снова оказались в его кабинете.
— Выкладывайте, в чем дело? — спросил он, мягко опускаясь в кресло, стоявшее перед столом.
— Я ищу мисс Ларис.
Он закурил сигарету, — это всегда считалось наилучшим способом потянуть время.
— Зачем? — подумав, осведомился он.
— Рут — мой старый друг. — сказал я. — Вы не знаете, где она?
— Нет, — ответил Дюбуа.
— А вам не кажется несколько странным, что вы переводите на ее счет такие огромные суммы, не имея понятия, где она сама?
— Да, пожалуй, вы правы. Но для этого меня и наняли.
— Кто нанял?
— Что вы имеете в виду?
— Я вас спрашиваю, нанимала ли вас сама Рут Ларис, или кто-то поручил вам вести дела от ее имени?
— А вам какое дело, мистер Коннер? Я думаю, на этом наш разговор окончен.
Я помедлил секунду-другую и резко заявил:
— Прежде чем расстаться с вами, я вот что хочу сказать: я купил ее дом, только чтобы напасть на ее след. Между прочим, я собираюсь перестроить его, потому что мне не нравится архитектура вашего города. Превращу это место в старинную усадьбу, — что поделаешь, люблю потакать своим прихотям. Мое решение не наводит вас ни на какие мысли? Вы все еще не поняли, кто я такой?
— Да, вы — крепкий орешек, — осторожно заметил он.
— Это факт. Меня запросто не раскусишь. Я привык удовлетворять все свои капризы. И могу натворить черт-те что. Ну, к примеру: сколько стоит здание, в котором располагается ваша контора? Пару миллионов?
— Не знаю, — замялся Дюбуа, и глаза у него беспокойно забегали.
— А что, если кто-нибудь купит весь дом и наделает в нем квартир? И кое-кому придется съезжать и подыскивать себе другое помещение для конторы?
— У меня договор на аренду, и его не так то просто аннулировать, мистер Коннер.
Я ухмыльнулся.
— Ну, а вдруг вас привлекут за правонарушение и вашей личностью займется местная коллегия адвокатов?
Дюбуа вскочил на ноги.
— Да вы просто сумасшедший!
— Вы уверены? Я, правда, еще не знаю, какие обвинения вам будут предъявлены, но, пока суд да дело, даже простое разбирательство осложнит вам жизнь. А тут еще неприятности с переездом на новое место…
Мне не хотелось запугивать его, но у меня не было другого выхода. Я торопился. Итак, я переспросил его:
— Вы все еще думаете, что я сумасшедший?
— Нет, — ответил он. — Пожалуй, нет.
— Если вы честно играете, и вам нечего скрывать, тогда почему бы вам не сказать мне правду? Кто отдавал распоряжения? Как получилось, что дом Рут Ларис был пущен в продажу? Мне наплевать и на ваши профессиональные связи, и на махинации с деньгами, я интересуюсь только обстоятельствами исчезновения мисс Ларис. Неужели она не оставила никакой записки?
Адвокат, откинувшись на спинку стула, пристально изучал меня сквозь дымовую завесу.
— Все распоряжения отдавались по телефону.
— Ей могли угрожать, могли накачать наркотиками…
— Нелепое предположение, — проронил он. — А зачем она вам?
— Я же говорил, что она — мой старый друг.
Он с недоверием посмотрел на меня. Мало кому было известно настоящее имя друга мисс Ларис.
— Кроме того, — продолжал я, — мне недавно пришло от нее письмо с просьбой приехать. Но я ее не застал, и нет ни записки, ни нового адреса. И это очень странно. Я хочу разыскать ее, мистер Дюбуа.
Адвокат явно оценил и покрой моего костюма, и его стоимость, а может, властные нотки в моем голосе (многолетняя привычка отдавать приказы) заставили его прислушаться к моим словам, — во всяком случае, набирать номер полиции он не стал.
— Все распоряжения я получал по телефону или по почте, — повторил он. — Клянусь, я не знаю, где она сейчас. Она сказала, что уезжает из города, и просила меня заняться продажей дома и всех вещей, которые в нем находятся, а деньги велела перевести в Творческий Банк. Я дал согласие заниматься ее делами и обратился в компанию «Солнечные Брызги».
Глаза у него бегали.
— Она действительно оставила мне письмо с просьбой передать его одному человеку, если тот ко мне обратится. Но это не вы. Если письмо не будет востребовано, я должен переслать его этому человеку по истечении тридцати дней с момента его получения.
— Могу ли я узнать имя этого человека?
— Нет, сэр, — профессиональная тайна.
— Я имею право отменить инструкции мисс Ларис. Снимите трубку и наберите номер семьдесят три-семьдесят три-семьдесят три-семьдесят три. Попросите к телефону Доменика Малисти, директора компании «Наши вещи». Поговорите с ним конфиденциально. Представьтесь, скажите пароль «Бе-е-е, бе-е-е, барашек» и попросите объяснить, кто такой Лоуренс Джон Коннер.
Дюбуа связался с Домеником Малисти и, повесив трубку, пересек комнату, открыл маленький стенной сейф, вынул оттуда конверт и протянул его мне. Пакет был заклеен, а на лицевой стороне было напечатано на машинке: «Фрэнсису Сэндоу».