«Я не отступлю».
«Значит, схватка неизбежна».
Он испустил пламенный вздох.
«Быть по сему».
И исчез.
…А я очутился на маленьком холме и медленно опустил руки, поскольку могущество покинуло меня.
Это был странный опыт, не похожий ни на что, пережитое мной прежде. Сон наяву, если пожелаете. Фантазия, рожденная из напряжения и злости, если не пожелаете.
Дождь еще лил, хоть и не так сильно, как прежде. Ветры утратили былую ярость. Молнии прекратились, как и дрожь земли. Огонь унимался, оранжевое гнездо на вершине конуса сделалось меньше, рана в его боку перестала кровоточить.
Я взирал на все это, вновь ощущая сырость, и холод, и твердую землю под ногами. Наша схватка на расстоянии была прервана, наши силы аннулированы. Но меня это устраивало; вода выглядела более прохладной, а мокрый серый остров – менее зловещим.
Ха!
Более того, на моих глазах солнце на мгновение пробилось сквозь тучи, и среди искрящихся капель расстелилась радуга, изогнулась в очистившемся воздухе и обрамила собой Ахерон, остров и дымящийся конус, обратив их картинкой в сияющем пресс-папье, миниатюрой, отделенной от внешнего мира и почти нереальной.
Я сошел с холма и вернулся на оставленный мной берег. Нужно было построить плот.
VII
Пока я оплакивал покинувшую меня трусость – в прошлом она была благом, не раз спасавшим мне жизнь, – она отозвалась, стремительно возвратившись и снова чертовски меня перепугав.
Я прожил слишком длинную жизнь, и с каждым днем шансы на то, что я протяну еще долго, снижались. Хоть моя страховая компания и не формулировала это таким образом в своих обращениях, ее позиция отражалась в размерах страховых премий. Согласно ее тарифам и докладам моих шпионов, ее компьютер относил меня к той же категории, что и безнадежных ксенопатов. Утешительно. И, скорее всего, правдиво. Это была моя первая опасная вылазка за долгое время. Я чувствовал, что подзаржавел, хоть и не жалел о недостатке практики. Если Грин Грин и заметил, что у меня трясутся руки, он ничего не сказал. В этих руках была его жизнь; это и само по себе достаточно его удручало. Если хорошенько подумать, у него была возможность убить меня в любой момент. Он это знал. Я это знал. А он знал, что я это знаю. А…
Грин Грина сдерживало лишь то, что с моей помощью он надеялся убраться с Иллирии, – значит, его судно осталось на острове. А это в свою очередь означало, что в распоряжении Шендона есть корабль и он может отыскать нас с воздуха, невзирая на представления наших с ним галлюцинаторных спутников о конфронтации. Следовательно, нам стоило работать под сенью деревьев, а не на пляже, и переплыть озеро под покровом ночи. Поэтому я перенес наш проект подальше от берега. Грин Грин посчитал это очень хорошей идеей.
Днем, пока мы строили плот, в пелене туч появилась прореха, хотя окончательно она не разошлась. Дождь не прекратился, но стало немножко светлее, и над нами проплыли две белые, белые луны – Пушинус и Флопсус, – которым не хватало только усмешек и глазниц.
Ближе к вечеру серебристое насекомое – размером втрое больше «Модели Т» и уродливое, как личинка хруща, – покинуло остров и шесть раз облетело озеро по спирали, сначала расширяющейся, а потом сужающейся. Над нами были густые кроны, но мы все равно закопались в опавшую листву и пролежали так, пока насекомое не вернулось на остров. Все это время я сжимал свой древний талисман. Кролик меня не сдал.
Мы доделали плот за пару часов до заката и провели сальдо дня, привалившись к стволам соседних деревьев.
– Пенни за твои мысли, – сказал я.
– Что такое пенни?
– Древняя денежная единица, когда-то очень распространенная на моей родной планете. А впрочем, не лови меня на слове. Они теперь очень дорогие.
– Это странно – предлагать купить чью-то мысль. Это была обычная практика среди твоего народа в прежние дни?
– Она была связана с расцветом буржуазного класса, – объяснил я. – У всего есть цена и тому подобное.
– Это очень любопытная концепция, и я понимаю, как кто-то вроде тебя мог в нее поверить. А способен ли ты купить пай’бадра?
– Это была бы взятка. Пай’бадра – основание для действия.
– Но заплатил бы ты мстителю, чтобы тот перестал тебе мстить?
– Нет.
– Почему?
– Ты взял бы мои деньги и все равно не оставил бы мщения, надеясь, что вызовешь у меня мнимое чувство безопасности.
– Я говорил не о себе. Ты знаешь, что я богат и что пейанец не отказывается от возмездия ни по каким причинам… Нет. Я имел в виду Майка Шендона. Он твой сородич и тоже может верить, что у всего есть цена. Насколько я помню, он вызвал твою немилость именно тем, что, нуждаясь в деньгах, совершил оскорбившие тебя поступки, пытаясь их заполучить. Теперь он ненавидит тебя за то, что ты отправил его в тюрьму, а потом убил. Но поскольку он представитель твоего вида, полагающего, будто у всего есть цена, быть может, ты сумеешь заплатить ему за это пай’бадра достаточно, чтобы он удовольствовался этим и ушел.
Откупиться? Это мне в голову не приходило. Я прилетел на Иллирию, готовый к сражению с угрожавшим мне пейанцем. Но теперь он был у меня в руках и больше мне не угрожал. Вместо него моим текущим врагом номер один стал землянин, и существовала возможность того, что оценка Грин Грина верна. Мы – корыстный вид, не обязательно более корыстный, чем все прочие, но явно превосходящий в этом некоторых. Именно дорогие пристрастия Шендона его и сгубили. С тех пор как я прилетел на Иллирию, события развивались быстро, и, как ни странно – для меня и моего Древа – мне даже в голову не приходило, что деньги могут стать моим спасением.
С другой стороны, Шендон был неуемным транжирой – об этом говорилось и на первом его суде, и после апелляции – и разделывался с крупными суммами, как betta splendens со своими противниками в самой жидкой из всех алхимических стихий. Допустим, я заплачу ему полмиллиона в универсальных кредитных векселях. Кто-нибудь другой инвестировал бы эти средства и стал жить на дивиденды. Шендон растратит их за пару лет. И тогда у меня снова возникнут проблемы. Получив от меня откуп однажды, он решит, что сможет сделать это еще раз. Конечно же, я сумею заплатить ему и тогда. Я сумею заплатить ему когда угодно. И, возможно, ему не захочется убивать курицу, несущую золотые яйца. Но, с другой стороны, уверенности в этом у меня не будет никогда. Я не смогу так жить.
И все же, если он пойдет на сделку, я могу откупиться от него сейчас. А потом нанять команду профессиональных убийц, чтобы те вывели его из игры как можно скорее.
Но если у них не получится…
Тогда он немедленно ополчится против меня, и все снова закончится смертью кого-то из нас.
Я обдумывал эту идею, рассматривал ее со всех возможных ракурсов. В конечном итоге все сводилось к одному.
У него был с собой пистолет, но он попытался убить меня голыми руками.
– С Шендоном это не сработает, – сказал я. – Он не из буржуазного класса.
– О. Я не хотел тебя оскорбить. Я до сих пор не до конца понимаю обычаи землян.
– Ты в этом не одинок.
Я смотрел, как угасает день и снова смыкаются тучи. Скоро настанет пора нести плот к берегу и переправляться через подостывшее озеро. Лунный свет не будет нас направлять.
– Грин Грин, – сказал я, – я вижу в тебе себя, потому что во мне теперь, быть может, больше пейанца, чем человека. Но едва ли это настоящая причина того, что я стал тем, кем стал, – скорее, во мне лишь развилось то, что уже было заложено. Я тоже могу убивать, как убивал бы ты, и держаться своего пай’бадра вопреки всему.
– Я знаю, – отозвался он, – и уважаю тебя за это.
– Я пытаюсь сказать, что, когда все это закончится, и если мы оба останемся живы, я мог бы назвать тебя другом. Я мог бы заступиться за тебя перед прочими Именами, чтобы тебе дали еще один шанс на посвящение. Мне приятно было бы увидеть, как верховный жрец странтризма принимает Имя Кирвара Четырехликого, Отца Цветов, если Он того пожелает.
– Теперь ты пытаешься отыскать цену мне, землянин.
– Нет, я делаю тебе искреннее предложение. Относись к нему как хочешь. Пока что ты не дал мне пай’бадра.
– Пытаясь тебя убить?
– Ты следовал ложному пай’бадра. Это меня не оскорбляет.
– Ты ведь знаешь, что я могу сразить тебя, когда пожелаю?
– Я знаю, что ты так считаешь.
– Я думал, что лучше прикрыл эту мысль.
– Это вопрос дедукции, а не телепатии.
– Ты и впрямь похож на пейанца, – проговорил, помолчав, Грин Грин. – Обещаю тебе, что воздержусь от своей мести, пока мы не разберемся с Шендоном.
– Скоро, – сказал я. – Скоро мы отправимся в путь.
Мы сидели и ждали, когда опустится ночь. Наконец она это сделала.
– Пора, – сказал я.
– Пора, – и мы встали и подняли плот.
Мы отнесли его к озеру и, выйдя на теплую отмель, опустили в воду.
– Весло не забыл?
– Не забыл.
– Тогда поплыли.
Мы забрались на плот, выровняли его, начали работать веслами, потом шестами.
– Если он был выше подкупа, – спросил Грин Грин, – почему он продал твои секреты?
– Он продал бы и чужие, – ответил я, – если бы мои люди заплатили ему больше.
– Тогда почему он выше подкупа?
– Потому что он мой сородич и ненавидит меня. Иных причин нет. Такое пай’бадра не выкупишь.
Тогда я был уверен, что прав.
– В разумах землян всегда есть темные области, – заметил он. – Хотелось бы мне однажды узнать, что там скрывается.
– Мне тоже.
Видимо, взошла одна из лун, потому что сквозь тучи проступила смутная клякса света. Она медленно плыла к зениту.
Вокруг нас тихо плескалась вода, и крошечные волны разбивались о наши колени, о наши ботинки. Холодный бриз следовал за нами от берега.
– Вулкан унялся, – сказал Грин Грин. – О чем вы говорили с Белионом?
– А от тебя ничего не скроешь, верно?