– Хорошо. Я так рад, что встретил вас. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Хейдель перешел на другую сторону улицы и быстро зашагал дальше.
Возле него остановилась машина.
– Эй! Вы доктор Х? – спросил мужчина.
Хейдель повернулся.
– Правильно.
– Мне показалось, что я заметил вас там, на углу. Проехал целый квартал, чтобы убедиться в этом.
Хейдель отшатнулся от мужчины, стараясь держаться как можно дальше от машины.
– Подвезти?
– Нет, спасибо. Я уже почти пришел.
– Правда?
– Да. Спасибо за предложение.
– Ну ладно… Меня зовут Вили.
Мужчина протянул Хейделю руку.
– У меня рука перепачкана жиром, не хочу вас измазать, – сказал Хейдель; однако мужчина высунулся в окно, схватил левую руку Хейделя, быстро сжал ее и укатил прочь.
Хейделю захотелось крикнуть, чтобы все оставили его в покое, прекратили до него дотрагиваться.
Следующие два квартала он пробежал. Несколько минут спустя другая машина притормозила, когда ее фары выхватили его из темноты, но Хейдель успел отвернуться, и машина проехала мимо. Сидящий на крыльце человек курил трубку; увидев Хейделя, он встал и помахал ему рукой. Человек что-то сказал, но Хейдель снова бросился бежать и не расслышал слов.
Наконец дома стали попадаться все реже и реже. Вскоре последний фонарный столб остался позади, и теперь путь освещали только звезды. Когда мощеная дорога кончилась, Хейдель продолжал идти дальше по тропинке. Теперь горы высились перед ним, почти закрывая горизонт.
Хейдель не бросил последнего взгляда на Италбар, когда начал подниматься вверх по склону.
Джакара мчалась по холмам над Кейпвиллем верхом на восьминогом куррьябе, наклонившись далеко вперед и крепко сжимая коленями гладкие бока скакуна. Ее длинные черные волосы развевались на ветру. Слева, далеко внизу, под утренним зонтиком тумана прятался город. Со стороны правого плеча девушки восходящее солнце метало длинные желтые стрелы, так что туман над городом мерцал и переливался.
Высокие серебристые здания, бесчисленные окна, сверкающие, словно огненные самоцветы, облака, точно гигантская пенящаяся прибойная волна, розовая и оранжевая на самом гребне там, в небе, что поднялась за спиной беззащитного города и готова, пронзив голубой воздух, обрушиться и отсечь перешеек от континента, похоронить его навсегда на океанском дне, чтобы он стал на века потерянной Атлантидой Дейбы, – так мечтала Джакара.
Она неслась все дальше, одетая в брюки, короткую белую тунику с красным поясом и с такой же красной лентой на голове, которая не давала волосам попадать в ее ярко-голубые глаза, и все это время Джакара богохульствовала на языках всех рас, которые ей только были известны.
Повернув своего скакуна и остановив его так резко, что он встал на дыбы и зашипел перед тем, как, задыхаясь, опуститься, Джакара свирепо посмотрела вниз на город.
– Сгори, будь ты проклят! Сгори!
Однако город не запылал по ее приказу.
Джакара вытащила незарегистрированный лазерный пистолет из кобуры, спрятанной под туникой, навела его на ствол небольшого дерева и нажала на курок. Дерево немного постояло, закачалось и с треском рухнуло. Куррьяб вздрогнул, но Джакара успокоила животное тихими словами, одновременно сильнее сжав его бока коленями.
Спрятав пистолет в кобуру, Джакара продолжала свирепо смотреть на город, только теперь невысказанные проклятия горели в ее глазах.
Дело тут было не просто в Кейпвилле или в борделе, где она работала. Нет. Она ненавидела Объединенную Лигу всеми фибрами своей души. Наверное, лишь один человек во Вселенной ненавидел ОЛ больше. Пусть остальные девицы посещают разные церкви, когда у них выдается выходной, пусть едят пирожные и толстеют, пусть развлекаются со своими дружками… Джакара будет ездить в горы и стрелять из пистолета.
Однажды – о, хоть бы этот день наступил, когда она еще будет достаточно молодой, – огонь запылает, прольется кровь и сюда придет смерть; расцветут оранжево-красные взрывы бомб и ракет. Она готовилась к этому дню, как невеста готовится к самому главному дню своей жизни. Когда он придет, Джакара хотела только одного: умереть с его именем на устах, убивая всех и вся вокруг.
Она была совсем маленькой – четырех или пяти лет, наверное, – когда ее родители эмигрировали на Дейбу. Едва начался конфликт, их поместили в центр для перемещенных лиц – местные власти сразу вспомнили, откуда прилетела семья Джакары. Если бы у нее были деньги, она бы обязательно вернулась назад. Однако Джакара знала, что ей никогда не удастся этого сделать. Ее родители не пережили войны между ДИНАБом и ОЛ. Тогда заботу о девочке взяло на себя государство. Когда Джакара выросла и попыталась найти приличную работу, оказалось, что на ней стоит печать принадлежности к ДИНАБу. Только бордель Кейпвилла, находящийся на содержании властей, готов был принять ее. У нее никогда не было жениха или даже ухажера; она так и не смогла найти другую работу. «Возможно, симпатизирует ДИНАБу», – было написано в ее досье; так ей, во всяком случае, казалось. Где-то посреди короткого жизнеописания Джакары значилась эта лаконичная фраза, напечатанная красным.
«Ну и хорошо, – сказала она себе много лет назад, когда обдумала все эти факты и приняла окончательное решение. – Ну и хорошо. Вы подобрали меня, рассмотрели и отбросили в сторону. Вы дали мне имя, которого я не хотела. Я его принимаю, только уберем слово "возможно". Наступит время, когда я стану червоточиной в сердце этого цветка».
Другие девушки редко входили к ней в комнату, они чувствовали себя там неуютно. А когда и решались, то, нервно хихикая, быстро уходили. Ни кружавчиков и рюшечек, ни трехмерных фотографий актеров-красавчиков на стенах – ничего этого не было в аскетичной каморке Джакары. Над ее кроватью висел портрет худого ухмыляющегося Малакара Мстителя, последнего Человека на Земле. Противоположную стену украшала пара хлыстов с серебряными рукоятками. Пусть остальные девицы имеют дело с обычными посетителями. Джакара же принимала только тех из них, над кем могла издеваться. Они приходили к ней, и она над ними измывалась, но они снова приходили за очередной порцией оскорблений.
Каждую ночь Джакара разговаривала с ним, для нее это было что-то вроде молитвы: «Я измываюсь над ними, Малакар, так же, как ты разрушил их города и их миры, ты продолжаешь наносить им удары, ты никогда не остановишься. Помоги мне быть сильной, Малакар. Я хочу причинять им боль и уничтожить их всех. Помоги мне, Малакар. Пожалуйста, помоги мне. Убей их всех!» Иногда Джакара просыпалась среди ночи или рано утром от того, что ее тело сотрясали рыдания, причины которых она не знала.
Девушка повернула куррьяба и направилась к тропинке, ведущей через холмы на другой берег перешейка. День только начинался, и сердце Джакары ликовало, потому что совсем недавно ей стало известно о событиях на Бланчене.
Хейдель выпил целую флягу воды и еще половину второй. Влажный полуночный мрак окутывал место, где он разбил свой лагерь.
Он перевернулся на спину, подложил руки под голову и стал смотреть в темное небо. События последних дней казались ему очень далекими. Каждый раз, когда он просыпался после катарсиса-комы, у него было ощущение начатой заново жизни, а то, что произошло с ним перед этим, на какое-то время представлялось таким же холодным и бессмысленным, как найденное за корзиной для мусора письмо годичной давности. Он знал: это пройдет через час или около того.
Падающая звезда прочертила небо, и он улыбнулся. «Она предвещает начало моего последнего дня на Гличе», – сказал себе Хейдель.
Он снова посмотрел на светящийся циферблат своего хронометра. Да, несмотря на то что он совсем недавно пришел в себя, он не ошибся – до рассвета еще оставалось несколько часов.
Он потер глаза и вспомнил о красоте женщины. Теперь она показалась ему такой тихой… Он редко помнил слова, с которыми обращалась к нему женщина, однако на этот раз она почти ничего не сказала. Только коснулась его лба рукой, а потом он почувствовал что-то влажное на своей щеке.
Хейдель покачал головой и усмехнулся. Неужели он был прав тогда, в странтрианском храме, многие годы назад? Может быть, он действительно спятил? Думать об этой незнакомке как о реальной женщине – настоящее безумие.
С одной стороны…
А с другой… Как тогда объяснить повторяющийся сон? Один и тот же, который снится ему вот уже несколько десятилетий? Впрочем, это не совсем сон. Только детали и внешние обстоятельства. Меняются темы разговоров, меняется настроение. И каждый раз та странная женщина, окруженная ореолом любви и силы, уводит его в царство мира и покоя. Возможно, ему все-таки надо поговорить с психиатром. Если он, конечно, хочет, чтобы с этими снами было покончено навсегда. Однако Хейдель тут же решил, что он этого не хочет. Совсем. Он почти все время проводит в одиночестве, кому тут навредишь? Когда он просыпается и имеет дело с другими людьми, сны отходят на второй план. Зато необыкновенная женщина и все, что с ней связано, дарят покой и радость. Зачем же лишать себя одного из самых безобидных удовольствий? Ведь «безумие» не прогрессирует.
Так он лежал в течение нескольких часов. И думал о будущем. Наблюдал за светлеющим небом и за поочередно гаснущими звездами. Ему было страшно любопытно, что происходит на других мирах. Он уже давно не слушал сводок новостей.
Когда начался рассвет, Хейдель поднялся, протер тело губкой, подровнял волосы и бороду, оделся. Позавтракал, сложил все свои вещи, закинул рюкзак за спину и начал спускаться с холма.
Через полчаса он уже был на окраине Италбара.
Переходя на другую сторону улицы, он услышал однообразный перезвон колоколов.
Смерть, возвещали колокола, похороны. Хейдель пошел дальше.
А потом услышал вой сирен, но не стал выяснять, что произошло.
Он подошел к магазину, где ужинал несколько дней назад. Магазин был закрыт, а на двери было что-то прикреплено.