Я опять посмотрела на Бушу — сигнальные огоньки спокойно мигали над водной гладью. Это собственность Бримана, сказала я себе. Двенадцать звеньев из старых автомобильных шин и авиационный трос, вцементированный в морское дно. Когда-то риф казался мне таким прочным; теперь меня поражала его беззащитность. Как мы могли возлагать на него такие надежды? Конечно, мы тогда верили, что Флинн за нас. Думали, мы очень умные. Украли кусок «Иммортелей» у Бримана из-под носа. А Бриман все это время укреплял свои позиции, наблюдал за нами, помогал вылезти из скорлупы, втирался в доверие, поднимал ставки в ожидании момента, когда сможет сделать ход…
Внезапно меня охватила страшная усталость. Заболела голова. Где-то за Ла Гулю раздавался шум — тонко выл ветер в расщелинах, и воздух вдруг зазвучал по-иному: гулкий удар, страшно похожий на звон утонувшего колокола, а затем, в цезуре меж волнами, зловещая тишина.
Бриманов план, как любой плод вдохновения, был на самом деле очень прост. Я поняла, как наше процветание отдало нас в руки Бриману.
С запада дул теплый ветер, неся аромат цветов и соли. Подо мной блестела литораль в лучах ложного рассвета; море за ней лежало серой полосой, чуть светлее неба. «Элеонора-2» уже вышла в море, «Сесилия» плелась далеко у нее в фарватере. Лодки были крохотными по сравнению с нависшей над ними громадой туч и из-за расстояния казались совсем недвижными.
Я вспомнила другую ночь, давным-давно — когда мы устанавливали риф. Тогда наш план казался невероятным, грандиозным, его размах вызывал благоговейный ужас. Украсть пляж. Переменить линию берега. Но план Бримана — идея, лежащая в его основе, — начисто затмевала мои скромные амбиции.
Украсть Ле Салан.
Ему остается лишь сделать последний ход, и деревня будет его.
6
— Знаю, куда ты навострилась в такую рань, — сказала Туанетта.
Я шла в деревню мимо ее дома. Во время прилива с моря пришел туман, и солнце затянулось дымкой, которая позже могла обернуться дождем. Туанетта в плотном плаще и перчатках кормила козу объедками. Наглая коза схватила меня губами за рукав vareuse, и я досадливо отпихнула ее.
Туанетта хихикнула.
— Солнечный удар, девочка, больше с ним ничего страшного не приключилось, хотя и это не подарок, с его-то жидкой северной кровью, но не смертельно. Э. Не смертельно. — Она ухмыльнулась. — Подожди пару дней, он будет как новенький и такой же пройдоха, как всегда. Ну что, успокоилась? Ты об этом хотела меня спросить?
Я не сразу поняла, о чем она. По правде сказать, я настолько погрузилась в свои заботы, что болезнь Флинна отступила на задний план — теперь, когда я знала, что он в безопасности, — и стала тупой болью где-то на задворках моего сознания. Такое неожиданное напоминание застало меня врасплох, и я почувствовала, что краснею.
— Вообще-то я хотела спросить, как поживает Мерседес.
— Я ей не даю бездельничать, — созналась старушка, оглянувшись на окна домика. — Целый день только этим и занимаюсь. А еще ходоков гоняю — молодой Дамьен Геноле цельные сутки крутится вокруг дома, да еще Ксавье Бастонне все время тут околачивается, да ее мать приходила, орала как сто чертей — честное слово, если я ее еще раз увижу поблизости… А ты-то как?
Она пронзила меня взглядом.
— Ты что-то плохо выглядишь. Не болеешь, часом?
Я покачала головой.
— Не выспалась сегодня.
— Я и сама не очень-то выспалась. Но говорят, рыжим везет больше всех прочих. Так что не переживай. Я не удивлюсь, если он сегодня уже будет ночевать дома.
— Эй! Мадо!
Кричали у меня за спиной; я повернулась, обрадованная, что разговор прервался. Это шли Габи и Летиция с дневными припасами. Летиция повелительно махнула мне рукой с гребня дюны.
— Ты видела большую лодку? — прощебетала она.
Я покачала головой. Летиция неопределенно махнула рукой в сторону Ла Гулю.
— Она просто дзенская! Сходи погляди! — И ускакала в сторону пляжа, а Габи поплелась в фарватере.
— Привет Мерседес от меня, — сказала я Туанетте. — Передайте, что я о ней думаю.
— Э. — Кажется, Туанетта что-то заподозрила. — Я, пожалуй, пройдусь с тобой чуток. Погляжу на большую лодку, э?
— Ладно.
Корабль было хорошо видно и из деревни — длинный, низкий силуэт, полускрытый белым туманом, ползущим от мыса Грино. Для танкера маловат, для пассажирского судна — обводы не те; может, плавучий рыбозавод какой-нибудь, но мы знали наперечет все суда, которые мимо нас ходили, и это не был ни один из них.
— Может, он потерпел крушение? — предположила Туанетта, глядя на меня. — Или ждет прилива?
У ручейка Аристид и Ксавье чистили сети, и я спросила, что они думают по этому поводу.
— Может, это что-то связанное с медузами, — заявил Аристид, вытаскивая из одного садка большого краба-соню. — Он там стоял, еще когда мы в море выходили. Как раз на краю Нидпуля, здоровый, э, двигатели и все такое. Жожо Чайка говорит — правительственный.
Ксавье пожал плечами.
— Что-то великоват, на нескольких медуз. Это ж не конец света.
Аристид мрачно посмотрел на него.
— Нескольких медуз, говоришь? Ты ничего не понимаешь. Последний раз, когда это случилось… — Он осекся и опять занялся сетью.
Ксавье нервно хохотнул.
— Во всяком случае, Рыжий должен поправиться, — сказал он. — Жожо мне сказал про это сегодня утром, я послал бутылку колдуновки.
— А я тебе велел не трепаться с Жожо, — сказал Аристид.
— Я не трепался…
— Занимался б ты лучше своим делом. Если б ты с самого начала так и делал, у тебя еще остались бы шансы с этой Просаж.
Ксавье отвернулся, покраснев под очками.
Туанетта возвела глаза к небу.
— Аристид, оставь парня в покое, э, — предостерегла она.
— Что ж, — буркнул Аристид, — я думал, что у сына моего мальчика будет больше мозгов в голове.
Ксавье не обращал на них внимания.
— Ты ведь с ней говорила? — тихо спросил он, когда я повернулась, собравшись уходить. Я кивнула. — Как она выглядит?
— Какая разница, как она выглядит, э? — вопросил Аристид. — Главное, ты ее стараниями выглядишь как полный идиот, это уж точно. А что до ее бабки…
Туанетта вдруг показала Аристиду язык — так внезапно и сердито, что я не могла не улыбнуться.
Ксавье не обращал на них внимания — беспокойство пересилило робость.
— С ней все в порядке? Она захочет повидаться со мной? Туанетта не говорит.
— Она растеряна, — ответила я. — Она пока сама не знает, чего хочет. Дай ей немного времени.
Аристид фыркнул.
— Ничего ей не надо давать! — взорвался он. — У нее был шанс, э. А теперь найдутся девушки и получше. Приличные.
Ксавье промолчал, но я видела его лицо.
— А моя Мерседес тебе неприличная? — вскинулась Туанетта.
Я быстро обняла ее за плечи.
— Пойдем. Что толку.
— Пускай он сперва возьмет свои слова обратно!
— Туанетта, ну пожалуйста.
Я опять посмотрела на корабль, странно зловещий силуэт на бледном горизонте.
— Кто это? — спросила я, почти про себя. — Что они тут делают?
Кажется, сегодня утром всей деревне было не по себе. Я зашла за хлебом в лавочку Просажей — за прилавком никого, а из задней комнаты доносятся раздраженные голоса. Я взяла, что мне нужно было, и оставила деньги у кассы. У меня за спиной Оме и Шарлотта продолжали спорить — голоса странно далеко разносились в неподвижном воздухе. Мать Гилена и Дамьена, повязав голову тряпкой, чистила клетки для омаров у живорыбного садка. У Анжело никого не было, кроме Матиа — он сидел в одиночестве над кофе с колдуновкой. Туристов тоже почти не попадалось — может, из-за тумана. Было душно, пахло дымом и надвигающимся дождем. Все были неразговорчивы.
Возвращаясь с покупками домой, я встретила Алена. Он, как и его жена, выглядел осунувшимся и бледным. В зубах у него был зажат окурок «житан». Я поздоровалась кивком.
— Что, сегодня не рыбачите?
Ален покачал головой.
— У меня мальчишка пропал. Когда я его найду, он об этом сильно пожалеет.
Оказалось, Дамьен не ночевал дома. От гнева и беспокойства у Алена меж бровями и вокруг рта запали глубокие морщины.
— Он не мог далеко уйти, — сказала я. — Куда он денется с острова?
— Куда угодно, — мрачно ответил Ален. — Он забрал «Элеонору-2».
Они оставили ее пришвартованной на Ла Гулю, объяснил он. Ален с Гиленом собирались идти рано утром на Ла Жете — проверять, есть ли там еще медузы.
— Я думал, мальчик захочет пойти с нами, — горько сказал он. — Надеялся, что его это отвлечет от разных мыслей.
Но когда они явились на пляж, «Элеоноры-2» уже не было. Вообще никаких следов — а маленькая плоскодонка, на которой они добирались до лодки во время прилива, была пришвартована к бую.
— Что это ему в голову взбрело? — вопросил Ален. — Лодка слишком большая — он один с ней не справится. Он ее разобьет. И куда его могли черти понести в такую погоду?
Я вспомнила, что видела «Элеонору-2» сегодня утром со своего наблюдательного пункта — крыши блокгауза. В котором часу? В три? В четыре? «Сесилия» тоже выходила в море, но лишь затем, чтобы проверить садки для омаров, установленные в заливе: тогда уже начинал спускаться туман, а уж Бастонне знают, что в такую погоду лучше не соваться к банкам.
Когда я сказала об этом Алену, он побледнел.
— Что это парню в голову стукнуло? — застонал он. — Вот ужо я до него доберусь… Как ты думаешь, он не затеял какую-нибудь настоящую глупость? Вроде как податься на материк?
Ну, это вряд ли. «Бриману-1», чтобы дойти до нас от Фроментина, нужно три часа, и по дороге есть несколько довольно опасных мест.
— Не знаю. А с чего бы вдруг?
— Я с ним поговорил начистоту кой о чем. А мальчишки, они такие. — Некоторое время он разглядывал костяшки пальцев. — Может, я чуть перехватил. И еще он забрал с собой кое-что из своих вещей.
— Ого. — Похоже, дело было серьезное.
— Откуда я знал, что он такой дурак? — взорвался Ален. — Я тебе говорю, дай только доберусь до него…