– Когда придёшь, спроси Болека. Я там дворником работаю. А тебя-то как звать?
– Алекс.
Он вдруг встал и подошёл ко мне. Я не стал убегать. Он пощупал мешок, который я уже успел взвалить на плечо.
– И правда верёвки, – сказал он.
После этого мы расстались. Он пошёл обратно наверх. А я вышел из ворот и перебежал на противоположную сторону улицы. Там я спрятал мешок и вернулся к воротам за рюкзаком. Очень странно, что такой добрый человек ходит тут и собирает костюмы. Может быть, до войны он был учителем? «И чего только люди не делают, чтобы заработать…» – я часто слышал это от взрослых. Но мама всегда говорила: «Не деньги красят человека».
10. Подоконный шкаф и птичий балкон
На следующий день, едва рассвело и с польской стороны долетели первые утренние звуки, я пошёл собирать деревяшки. Насобирал сколько смог по соседним дворам и домам и залез в самый дальний угол самого дальнего подвала, чтобы выпилить перекладины для своей лестницы. Раньше, когда мы пилили вместе с папой, я обычно просто держал, а он пилил. Или, если приходилось пилить большой двуручной пилой, то мы с папой тянули её по очереди на себя: сначала я – в одну сторону, потом он – в другую, в которую труднее пилить. А сейчас у меня была просто маленькая пила – обычная ножовка. И пилил я один. Я придавил деревяшку ногой и начал пилить. Поначалу я слишком торопился и поэтому моментально выдохся, но довольно скоро мне удалось приноровиться и поймать нужный ритм, чтобы почти не уставать. Дело пошло гораздо быстрее.
Сплести из верёвок лестницу не составило для меня труда, ведь я был экспертом по всяким разным узлам – не зря же я столько времени провёл на складе верёвочной фабрики. Только одна вещь меня беспокоила – я не знал точно, какой длины должна быть лестница, и мне не хотелось понапрасну резать хорошую длинную верёвку. Я нашёл какую-то палку и попытался измерить расстояние, чтобы определить длину. Я делал это в несколько приёмов. Сначала измерил расстояние от сохранившегося островка пола до окна сбоку – разумеется, я старался делать это так, чтобы меня не было видно в окне с польской стороны. Потом я измерил высоту самого окна. Потом я прикинул расстояние от окна до пола, заваленного обломками. Потом сложил всё вместе и умножил на два, ведь, насколько мне было известно, все этажи в доме были одной высоты. Если бы у меня был складной метр, я бы измерил всё поточнее, но я и без метра неплохо справился.
Вообще-то я вёл себя не очень осторожно. Разгуливал по развалинам, как будто никакой опасности нет и никто не может неожиданно зайти с улицы во двор и застать меня врасплох. Позже я хорошенько всё обдумал и решил впредь действовать с большей осторожностью. Ведь если со мной что-то случится… Мысль о том, что папа придёт сюда, не найдёт меня и будет думать, что я умер, была невыносима!
После того как я закончил делать лестницу, я решил, пока совсем не стемнело, поговорить со Снежком. Но сначала собрал все перекладины, которые мне не понадобились – я напилил их слишком много, – и сложил в кучу в одном из подвальных отсеков. На этот раз я не стал рассказывать Снежку о том, что мы будем делать, когда закончится война. И анекдоты я тоже не рассказывал, они и мне самому уже не казались смешными. Я просто попытался объяснить мышонку, как буду сегодня вечером поднимать свою лестницу наверх. Жаль, что нельзя делать это днём. Когда светло, я очень метко кидаю камни в цель, особенно если эта цель – огромное окно. Но попасть в окно в темноте – это другое дело. Я не знал, когда выйдет луна. А фонари не горели – у поляков, как и у нас в гетто, немцы ввели светомаскировку из-за войны с русскими.
Стемнело. Я сумел сделать всё в точности так, как задумал! Привязал к тонкой верёвке камень и кинул в окно. Попасть с первого раза не получилось. Камень угодил в нижний пол (так я называл про себя нижний островок пола, сохранившегося на втором этаже; а тот пол, что над ним, я называл «верхним»).
Но я и не обещал Снежку, что попаду в окно своим камнем на верёвочке с первого раза. Камень пролетел в тёмный проём окна с третьего. И после этого всё пошло как по маслу. Камень падал вниз, таща за собой верёвку. Я стоял недалеко от окна на первом этаже и увидел, как он летит мимо меня на фоне тёмного неба по ту сторону оконного проёма. Я привязал лестницу ко второму концу тонкой верёвки и потянул. Когда первая перекладина лестницы коснулась нижнего пола, я крепко привязал верёвку к толстой балке, торчавшей из кучи обломков. Но пока это ещё не была полноценная лестница. Привязанная одной только верёвкой, она крутилась и вертелась во все стороны, и перекладины то и дело уходили у меня из-под ног, как будто лестница сплющивалась на ходу. И тогда я опирался на торчащие краешки перекладин, как на крохотные ступеньки.
О! Каким же прекрасным оказался пол! Да, разумеется, он тоже был завален обломками и покрыт пылью. Я было принялся сгребать мусор ногами и сбрасывать вниз, но тут же перестал. Нельзя устраивать шум ночью. Я как следует привязал лестницу к трубе, которую нащупал на стене возле пола. То ли это была водопроводная труба, то ли просто какая-то железяка – в темноте я не мог толком разглядеть, а зажигать фонарик боялся. Я включал его только в случае острой необходимости, буквально на секунду, да ещё и прикрывал рукой для верности. Теперь лестница висела так, как должна висеть верёвочная лестница. Прямо и немного покачиваясь. Как на корабле. Я спустился по ней вниз и взобрался обратно наверх. Ещё раз спустился и снова поднялся. Спустился и поднялся. У меня не сразу получилось делать это быстро. Всё-таки это была верёвочная лестница, а не деревянная или железная. Но уже через несколько дней я взбирался по ней молниеносно. И спускался тоже.
Удачно, что лестница получилась длиннее, чем я рассчитал. Расстояние от нижнего пола до земли оказалось немного больше, чем у стены, где я проводил свои замеры, но, конечно, когда я мерил, мне и в голову не пришло, что может быть разница в высоте. У моей лестницы было тринадцать перекладин. Счастливое число. Далеко не для всех. Но для меня оно было счастливым.
Старый Барух рассказывал мне, что все плохие вещи происходили с ним либо тринадцатого числа, либо в тринадцатый месяц, либо в тринадцать часов ноль-ноль минут. Я сказал ему, что тринадцати часов не бывает. А он сказал мне, что тринадцать часов – это час дня и что, если я ему не верю, могу сам посчитать. Смешно, что тогда я даже не обратил внимания на тринадцатый месяц, хотя вот его-то как раз и не бывает. Мама сказала мне, что, с одной стороны, это, конечно, предрассудки. Но с другой – если кто-то во всё это верит, то он может попытаться сделать так, чтобы число 13, наоборот, приносило ему счастье. Папа сказал ей на это:
– Не знаю, обращала ли ты внимание, дорогая, что на нашей улице нет дома с таким номером.
Выяснилось, что мама внимания не обращала.
– А ты в следующий раз посмотри: сразу после одиннадцатого идёт пятнадцатый номер. Никому из домовладельцев не хочется остаться без жильцов.
Я, помню, тогда так удивился, что тут же сбегал проверил.
Подоконный шкаф на втором этаже оказался ровно там, где и должен был находиться, – под окном. Как и этажом ниже. Его дверцы были в целости и сохранности. Внутри было много места, он показался мне очень просторным. Я зажёг свечку и проверил, не просачивается ли свет сквозь щели. Нашёл только одну щель, прикрыл её чем-то изнутри и проверил снова. Снаружи было абсолютно темно и ничего не видно. А это значит, что ночью меня нельзя будет обнаружить и к тому же я не нарушу светомаскировку.
На внутренней стенке этого шкафа, который во многих домах выполнял также роль кладовки, были небольшие полочки. Получалась прямо настоящая комната, в которой я смогу держать вещи и спать за закрытыми дверями. Что же касается запасного выхода, то это было проще простого! Я притащу ещё одну верёвку и привяжу её к трубе. Если нужно будет сбежать, перекину её через окно и спущусь по внешней стене. Но этим я займусь уже завтра.
Я вернулся в подвал и сказал Снежку:
– Завтра мы переезжаем.
Накануне переезда в гетто из нашей квартиры мама сказала мне те же слова – «завтра мы переезжаем» – и засмеялась. Но я видел, что в глазах у неё стоят слёзы. Она пыталась объяснить мне, как здорово нам будет на новом месте, в новой квартире, потому что она будет маленькая и уютная, и мы все будем жить в одной комнате – и они с папой, и я. Только занавеску повесим посередине. Ведь я же всегда хотел спать с ними в одной комнате… Я и правда хотел.
А папа сказал:
– Главное, чтобы все были здоровы.
Я начал рассказывать Снежку, что лестница уже готова и свисает прямо до земли, и надо только… Я не закончил предложение. А ведь лестница и правда висит там в темноте, и ночью её, скорее всего, никто не заметит, разве что специально зайдёт во двор прогуляться по развалинам. Но что будет завтра утром, когда встанет солнце? А если немцы опять придут сюда с проверкой? Нет, я не могу оставить её висеть вот так, на самом виду. Как же мне поднять лестницу наверх, если сам я ночую в подвале? Спуститься вниз по верёвке? А как я заберусь туда завтра? Я должен придумать, как спускать лестницу сверху, если я нахожусь внизу. У меня совсем не осталось сил думать. Слишком много мыслей для одного дня. Я просто взял плед и простыню, чтобы не спать прямо на обломках, пуховое одеяло, чтобы накрыться, подушку и, конечно же, коробочку со Снежком. Всё это я увязал в один тюк, закрепил на поясе и с трудом, но всё-таки смог подняться со всем этим добром по лестнице. Немного подумав, я снова спустился в подвал и забрал оттуда всю еду, которая у меня оставалась. Еда беспокоила меня сейчас больше всего. С каким-то почти праздничным чувством я поднял на свой «островок» лестницу, залез в подоконный шкаф и закрыл за собой дверцы.
В шкафу было два вентиляционных отверстия. Это были круглые дырки с металлическими заслонками, которые можно было поднимать и опускать, если надо открыть или закрыть вентиляцию. У нас в старом доме тоже были такие. Я заснул с хорошим чувством, ощущая себя настоящим домовладельцем. Проснувшись с первыми лучами солнца, я встал и, едва заслышав звук машин и повозок на польской стороне, принялся убирать своё новое жилище. Я собрал и сбросил вниз все обломки и мусор, вычистил как мог пол. Как только с этим было покончено, я торопливо спустился вниз, собрал все свои вещи и поочерёдно поднял всё к себе наверх: одежду, бутылки с водой, книги. Матрас я никак не мог затащить по верёвочной лестнице. Решил, что попозже схожу в соседний дом и возьму ещё одно пуховое одеяло или даже парочку. И тут мне пришло в голову проверить, есть ли в кране вода. Этажом выше она была, так почему бы ей не быть и здесь?