Я расстелил на полу пару одеял и начал отбирать вещи из кучи и складывать на одеяла. В куче были три очень хороших костюма. Я взял все три для папы. Я ведь не знал, какой у него размер и какой из костюмов ему подойдёт. Ещё я нашёл мужское пальто, большое и тёплое. Его я взял тоже. Потом увязал отобранные вещи в тюки и попытался поднять один из них. Он был неподъёмным. «А что же будет со всеми другими квартирами во всех других домах – в них ведь, наверно, тоже полным-полно вещей? – Эта мысль захватила меня. – Как я соберу все эти вещи один, без помощников?» Я вдруг как будто обессилел, опустился на свои тюки и очень ясно понял, что занимаюсь полной ерундой. Зачем мне все эти вещи? Что я буду с ними делать? Никто не знает, сколько ещё мне придётся сидеть в подвале и ждать, пока за мной придёт папа. А когда он придёт, мы же не сможем тащить всё это на себе – с такими тюками далеко не убежишь. Раньше, когда здесь ещё жили люди и работали магазины, мы могли бы продать это добро полякам, и заработать кучу денег, и получить кучу еды. А теперь?
Я смотрел на гору вещей, которую не жалея сил собирал полдня. Я так устал. Со злости я пнул гору, и часть одежды разлетелась по лестнице. Надо сделать по-другому. Я сложил на одеяло одежду, которая подходила мне по размеру. Добавил несколько полотенец и простыней. Всё-таки взял пальто и один костюм для папы. Ещё я нашёл старую лоснящуюся кепку – бывшее солдатское кепи, такие носили почти все мальчишки на польской стороне. Я радостно натянул кепку себе на голову. Кроме тюка с вещами я ещё взял стопку книг, связав их верёвочкой. Когда я дотащил вещи и книги до своего лаза, мне пришлось разобрать тюк и затаскивать вещи по одной – иначе они не пролезали. До темноты я ещё успел сходить и принести себе матрас. Выбрал такой, чтобы помягче. А под конец я даже нашёл маленький складной стул, и мне удалось протащить его в лаз.
Ночью я проснулся. Откуда-то доносились голоса. Может быть, из того дома, в котором я побывал вчера. Потом я долго не мог заснуть. Но на развалины так никто и не приходил.
С утра я снова пошёл в соседний дом. Я действовал осторожно. Вокруг была тишина. Я уже знал, что мне нужно искать: свечи и еду. Больше мне ничего не нужно. Может быть, возьму книжку, если хорошая попадётся. Куча, которую я собрал вчера, исчезла. Мародёры приходили ночью и забрали все вещи. Ну и на здоровье. В квартирах, где ещё вчера всё стояло на своих местах, сегодня всё было перевёрнуто вверх дном, как после погрома. Я нащупал в кармане папин пистолет.
Потом я поднялся на чердак. Папа объяснял мне, что во многих домах есть переходы с чердака на чердак. А иногда и с чердака в квартиру. Евреи специально устраивали себе такие переходы, чтобы, не выходя на улицу, перемещаться из дома в дом во время комендантского часа или в чрезвычайных случаях. Папа не обманул. Каждый раз останавливаясь и прислушиваясь, я переходил из дома в дом. Из квартиры в квартиру. В одной из них я нашёл большой хлебный нож и взял его себе. Еды нигде не было. Я поднял валявшийся на полу рюкзак. Вытащил из него все вещи и по дороге складывал туда бутылки. Перед тем как возвращаться, я наполнил их водой. Может быть, папа придёт только через неделю. А бродить вот так по квартирам каждый день страшно и небезопасно. Жаль, конечно, что нельзя пользоваться водой, которая есть в доме № 78, на птичьем «островке», и приходится собирать бутылки.
Следующие три дня я читал книжки и питался тем, что мне дали Грины. Еды становилось всё меньше. Никто не приходил на развалины, и папы не было. Прошла уже целая неделя. Я начал беспокоиться. Что со мной будет? Барух мне ясно сказал: «Жди там неделю, месяц и даже целый год». Неужели это серьёзно – про «целый год»? Наверное, он просто хотел сказать, что ждать в разрушенном доме придётся долго? Я достал Снежка из коробочки и поиграл с ним немного в нашу игру: спрятал крошки от сухарей сначала под матрас, а потом – в другом отсеке. Он искал их по моему свистку и оба раза нашёл. Как раньше, у нас дома. Снежок был очень умной мышкой.
7. Мне хочется есть, но они тоже голодные
Я считал дни. Сначала отмечал их углём на стене. Потом я решил ещё раз сходить в квартиру, где жил ребёнок, который любил читать. Оттуда я принёс карандаши и тетрадки – мародёры не стали их брать. Я подумал: а может, мне вести дневник? Я начал отмечать дни в тетрадке. На обложке вывел большими буквами «ДНЕВНИК». Но внутри я так ничего и не написал, кроме своего имени и – на восьмой день, утром – одного предложения: «Есть хочется».
Снова идти к Гринам я не хотел. Конечно, в конце концов они бы мне открыли, иначе я опять начал бы кричать и тогда кто-нибудь мог бы их обнаружить. Но пока что я решил поискать припасы в дальних домах, вдруг мне удастся найти тайник. Или даже укрытие, и меня там встретят добрые люди, с которыми я мог бы остаться жить… Нет. Я должен буду вернуться сюда и ждать папу. И будь что будет.
Снежок тоже хотел есть. Я взял его с собой и осторожно перебрался в соседний дом. Мне показалось, что правильнее будет идти на поиски днём. По ночам я всё чаще слышал шаги и голоса. Может быть, потому что ночью слышимость гораздо лучше. А может, потому что мародёры явно предпочитали ночь. Я шёл через чердаки, уходя всё дальше от развалин, пока не добрался до углового дома. Там мне пришлось спуститься и выйти на улицу. Я посмотрел туда-сюда и быстро перебежал на другую сторону. В домах на этой стороне я ещё ни разу не был. Я достал Снежка из кармана и свистнул ему: «Ищи еду». Эта идея пришла мне в голову неожиданно. Хотя я ничего в этот раз и не спрятал, но ведь он ищет явно лучше, чем я. Может, чего-нибудь и найдёт. Он и правда сразу нашёл какие-то крошки в углу. Но я ему их не дал, несмотря на то что он, бедняжка, пищал изо всех сил. Мне нужно было, чтобы он нашёл настоящую еду, которую смогу есть и я.
Сначала я даже сердился на него: почему он не находит?! Но потом мне стало стыдно. В конце концов, может, здесь и правда нет еды… А что будет, если папа придёт к разрушенному дому именно сейчас, а я не там? Я так испугался при мысли об этом, что схватил Снежка и побежал обратно на развалины.
Моей первой идеей было оставить папе записку. Но я быстро понял, что это очень глупая затея. Потом я придумал написать ему зашифрованное послание на кирпиче – у нас с папой был секретный шифр, в котором использовались только цифры. Поэтому человек непосвящённый, надеялся я, даже если и увидит этот кирпич, то подумает, что это просто какой-то номер. Да он его, наверное, даже и не заметит. Если всё-таки заметит и что-то заподозрит, тогда, конечно, дело плохо, но не мог же я сидеть тут всё время. А так, если я буду знать, что оставил папе сообщение, мне будет как-то спокойнее совершать вылазки из своего нового «дома».
Больше в этот день я никуда не пошёл. Снежок отыскал какие-то застарелые крошки в рюкзаке Баруха. А я выпил немного воды и лёг спать голодным.
На следующий день я проснулся очень рано и с первыми лучами солнца отправился в путь. Снежок сидел у меня в кармане. Дорогу я уже знал, и путешествие заняло у меня гораздо меньше времени, хотя и в этот раз я часто останавливался, чтобы прислушаться и оглядеться. Я боялся мародёров. Хотя и не так сильно, как вчера. Но всё равно, когда я перебегал через улицу на другую сторону, моё сердце колотилось сильно-сильно. А вдруг кто-то смотрит на меня прямо сейчас из какого-нибудь окна? Какой-нибудь мародёр или доносчик? Или полицай, которого здесь посадили ловить беглецов?
«Снежок, – сказал я мышонку. – Если ты не хочешь снова идти к Гринам – а ты ведь знаешь, что будет, если я тебя опять туда принесу, да? – ты должен обязательно найти нам какую-нибудь еду!»
Я шёл за ним, как ходят сыщики за собакой-ищейкой. Я свистел ему: «Ищи еду». И он искал. В этот раз я решил, что мы будем искать не в квартирах, а на чердаке. У нас ведь и у самих укрытие было на чердаке. А в укрытии были съестные припасы. Неожиданно Снежок исчез. Я свистнул ему: «Ко мне», но он не пришёл. Я опустился на колени и пополз по полу, пытаясь отыскать какую-нибудь дырку, щель, в которую он мог залезть. Жаль, что я не взял фонарик! Снаружи было светло, но на чердаке царил полумрак. Я снова свистнул. И ещё раз. А что, если я его потеряю? Потеряю своего маленького, своего единственного друга? Я почувствовал, что сейчас расплачусь. Почему я не привязал его на верёвочку? И тут вдруг этот паршивец выскочил откуда ни возьмись и принялся довольно облизываться.
– Что ты ел?!
Разумеется, он не мог мне ответить. Я тщательно осмотрел это место, проверил его сантиметр за сантиметром. Так и есть! Это тайное укрытие. Теперь мне было ясно, что часть крыши как будто куда-то подевалась. Но как же здорово устроено! Вообще не заметно, надо очень постараться, чтобы увидеть. Отличная работа. Даже лучше, чем то укрытие, которое мы сделали с папой. А вдруг там внутри люди? Хотя тогда бы они, наверное, поймали Снежка. С другой стороны, он мог незаметно залезть под какой-нибудь мешок, так что никто даже и не догадался бы о его присутствии. Может быть, те, кто внутри, уже услышали меня и сидят там неподвижно. Я сказал громким шёпотом:
– Я еврейский мальчик. Я ищу еду. Откройте!
В ответ – тишина. А я сам? Вот стал бы я выдавать себя и своё укрытие, если бы кто-нибудь прошептал мне такое? Разумеется, нет! Ведь доносчики легко могут использовать ребёнка как приманку. Или это может оказаться доносчица, которая специально говорит детским голосом. Я ещё раз хорошенько всё осмотрел. Отодвинул старый шкаф. Потом нажал на доску, которая показалась мне не очень плотно пригнанной. Я нашёл! Нашёл маленькое укрытие. Людей в нём не было, но было полмешка картошки. И что мне с ним делать? Интересно, а сырую картошку можно есть? Я попробовал. Ну да, вполне можно.
И тут я обнаружил потайную полку, на которой лежал пакет с сухарями. Ещё там стояло несколько банок с консервами, на вид – сардины. Сгущёнка, повидло, две баночки с жиром, большой пакет муки. И сахар. Я сразу взял целую горсть. Потом я устроил себе пир. Снежок к этому времени уже мирно спал у меня в кармане.