енны и размыты, как наши воспоминания. Когда-нибудь они обратятся в пыль. Но русских на Олероне все еще помнят. Рыбов, которого заточили в замок Алиеноры в Ле-Шато, не выдал своих товарищей, несмотря на избиения и даже, возможно, пытки. Лева и еще двое погибли во время освобождения Олерона, они похоронены на кладбище в Сен-Пьере, и каждый год в День всех святых на их могилах появляются цветы.
За несколько дней до капитуляции Германии весной 1945 года остров был освобожден французской армией и бойцами Сопротивления из сети “Арманьяк”. Среди них были и те, кто вел подпольную работу в нашем регионе. И русские из России, и солдаты сил Свободной Франции наконец получили возможность открыто сражаться против немцев. Володя был там вместе с бойцами “Арманьяка”. Он добрался до Ла-Перрош всего через несколько минут после того, как Лева, которому моя бабушка предсказала когда-то героическую судьбу, был расстрелян немцами. Его поймали, когда он выводил из строя один из минометов.
Однако для наших русских за этим славным мгновением последовала катастрофа. Родина негостеприимно приняла их по возвращении. Почти все они были арестованы НКВД, их обвинили в подготовке покушения на Сталина из-за границы, якобы вместе с моим отцом, Вадимом Андреевым, которого считали главным заговорщиком и организатором. Но это уже другая история. И ее тоже нельзя забывать, ведь такие истории будут существовать, пока существует Россия.
После смерти Сталина Володя уехал в Москву. Ему удалось отыскать следы некоторых русских с Олерона, а именно Миши Дудина и Ивана Петровича. С присущими ему благородством и энергичностью он помог им добиться реабилитации и снятия ложных обвинений, из-за которых они были отправлены в лагеря. Ему снова удалось установить связь между их Россией и нашей – той, о которой мы мечтали на Олероне. Я больше никогда не видела наших друзей, и, возможно, никогда их не увижу. Каждый из нас вернулся домой, к себе домой. Вернулись ли мы? Русские – скитальцы нашей эпохи. Все мы мечтаем вернуться на тот остров, залитый солнцем, где сбегают в море кудрявые ряды виноградников.
Мне понадобилось много времени, чтобы понять скрытый смысл нашего многолетнего пребывания на Олероне. Он ускользал, как сокровища, зарытые в саду мадемуазель Шарль.
Еще в молодости я уехала из Франции в Соединенные Штаты. Я жила среди американцев, многие из них были писателями. Они напоминали русских из моей юности и точно так же пытались обрести утраченную родину, утраченное детство. В Нью-Йорке я училась рисованию. Я ездила в Москву брать интервью у русских писателей. Моим американским друзьям я пыталась рассказать то, что знала о России.
Годами во время наших долгих бесед я рассказывала своим друзьям о тех бесконечных днях, когда под колыбельную моря мы ждали окончания войны, о чужаках – немцах, ворвавшихся в наш тихий олеронский мир, о Кларе, вторгшейся в нашу семью и о дяде, наконец избавившем меня от ее пагубного влияния на мои мысли и чувства. До сих пор мои воспоминания об Олероне наполнены разными смыслами – они многозначны, как пляж Вер-Буа, где вместе с ощущением и обещанием свободы охватывает страх поднимающегося прилива.
Однажды в Калифорнии, сидя на берегу океана, я снова вспомнила Вер-Буа и поняла, что Олерон стал для меня чем-то большим, чем просто эпизод из жизни эмигрантов, большим, чем долгая интерлюдия в ожидании конца войны. Он был чем-то большим, чем иссушенный временем букет воспоминаний, чем ожерелье из мертвых пчел. Олерон стал для меня островом на всю жизнь, надежной опорой, каковой был сад для моего отца, неиссякаемым источником силы, как приливы Большого пляжа. Олерон дарил надежды и заставлял делать тяжелый выбор, и мои родители научили меня с этим справляться. Эти надежды и этот выбор все еще стоят передо мной, как переулок Клары в бархатной ночной темноте, как неведомое будущее, которое мне еще предстоит осознать.
О героях этой книги. Послесловие переводчика
Жизненный путь героев этой книги, оставшихся русскими, несмотря на многолетнюю жизнь за границей и судьбу, разбросавшую их по разным странам, был прочно связан с русским языком и русской культурой.
Автор этих воспоминаний Ольга Андреева-Карлайл происходит из семьи, известной каждому, кто интересуется историей русской литературы и русской послереволюционной эмиграции. Ее мать Ольга Викторовна Чернова-Андреева, приехавшая с двумя детьми на Олерон в день начала войны, была дочерью Ольги Елисеевны Черновой, урожденной Колбасиной.
Ольга Елисеевна Колбасина-Чернова (1880–1964) – дочь историка литературы Елисея Яковлевича Колбасина, первым браком была замужем за талантливым художником Митрофаном Семеновичем Федоровым[75]. Брак распался, и Ольга Елисеевна, которая к этому времени уже активно занималась политической деятельностью, вышла замуж во второй раз за видного деятеля партии эсеров Виктора Михайловича Чернова. Чернов усыновил ее детей от первого брака: сына Вадима (он умер в подростковом возрасте от туберкулеза) и двух дочерей-близнецов, Ольгу и Наталью, и дал им свои отчество и фамилию. После революции 1905–1907 годов Виктор Чернов с семьей был вынужден уехать из России. В этом браке, уже во Франции, родилась еще одна дочь, Ариадна. Они жили в эмиграции во Франции и в Италии, а сразу после Февральской революции вернулись в Россию в надежде, что новые времена позволят Виктору Чернову послужить родной стране – как видный специалист по аграрному вопросу он был очень популярен среди русского крестьянства. Довольно быстро после возвращения Виктор Чернов вошел в состав Временного правительства в качестве министра земледелия, а Учредительное собрание большинством голосов выбрало его своим председателем. После разгона Учредительного собрания большевиками и начала гонений на партию эсеров Виктор Чернов ушел в подполье, его жену и детей арестовали как заложников. Спастись и уехать в эмиграцию им удалось только благодаря вмешательству Екатерины Павловны Пешковой[76], жены писателя Максима Горького. Семья оказывается в Париже, где старшие дочери – Ольга и Наталья, унаследовавшие безупречный вкус и талант к изобразительному искусству от родного отца – художника М. С. Федорова, зарабатывали на жизнь, работая рисовальщицами в парижском модном доме Lanvin. Все три дочери получили хорошее домашнее образование и были исключительно одарены литературно. В их доме бывал весь цвет парижской послереволюционной интеллектуальной эмиграции – художники Александра Экстер, Роберт Фальк, Михаил Ларионов и Наталья Гончарова, писатели Евгений Замятин, Иван Бунин и Алексей Ремизов, ставший впоследствии крестным отцом автора книги, в квартире Ольги Елисеевны Колбасиной-Черновой полгода после приезда во Францию жила Марина Цветаева.
После войны Ольга Елисеевна Колбасина-Чернова продолжала жить в Париже, в 1964 году вернулась в СССР. Похоронена на кладбище в Переделкине под Москвой.
Три дочери Ольги Елисеевны Колбасиной-Черновой вышли замуж за трех друзей, также оказавшихся в эмиграции: Ольга – за Вадима Андреева, Наталья – за Даниила Резникова, а Ариадна – за Владимира (Бронислава) Сосинского. Все они, кроме Даниила, оказались во время войны на острове Олерон. Вадим Андреев и Владимир Сосинский активно участвовали в подпольной деятельности движения Сопротивления до января 1945 года, пока немцы не выслали их на континент.
Вадим Леонидович Андреев (1903–1976) – поэт, писатель, старший сын знаменитого русского писателя Леонида Андреева. До 1920 года жил в имении отца на Карельском перешейке, после революции эта территория отошла к Финляндии. После смерти отца отношения с мачехой не сложились. Он записался в ряды Белой армии и зимой 1920/1921 года вместе с группой добровольцев из Финляндии через Стокгольм, Париж и Константинополь приехал на Северный Кавказ. Там он недолго сражался в рядах кубанских “зеленых”, эвакуировался из Батума вместе с остатками Белой армии в Константинополь. Там он учился в гимназии для русских эмигрантов (впоследствии переведенном в город Шумен в Болгарии), где познакомился с Даниилом Резниковым и Владимиром (Брониславом) Сосинским. После окончания гимназии учился в Берлине, затем переехал в Париж. Еще в юности начал писать стихи. Все эти годы не бросал занятий литературой, но для зарабатывания денег на жизнь до самой войны трудился на резиновой фабрике в Париже. В 1940 году после капитуляции Франции уехал к семье на Олерон, где примкнул к движению Сопротивления. После освобождения Франции получил советский паспорт и намеревался уехать в СССР, но не сделал этого по совету брата Даниила[77]. В 1949 году получил работу в ООН, сначала в Нью-Йорке, затем в Женеве. После смерти Сталина неоднократно бывал в СССР. В 1964 году тайно вывез на Запад большую часть архива А. И. Солженицына, в том числе рукопись романа “В круге первом”. Скончался в Женеве, его прах перевезен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Ольга Викторовна Андреева-Чернова (1903–1979) – после эмиграции и до войны работала рисовальщицей в доме моды, занималась переводами и литературной деятельностью. После войны уехала с мужем Вадимом в Нью-Йорк, затем в Женеву. Написала книгу “Холодная весна в России”, где описывала их пребывание в России после возвращения из первой политической эмиграции во время революции и до отъезда в их вторую эмиграцию – уже при большевиках. После смерти мужа в 1976 году переехала к сестре Наталье в Париж, где и жила до самой кончины. Похоронена на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Наталья Викторовна Резникова-Чернова (1903–1992) – до войны вместе с сестрой Ольгой работала рисовальщицей в доме моды, после войны занималась переводами, была помощницей, доверенным лицом и душеприказчицей писателя Алексея Ремизова. Написала книгу воспоминаний о Ремизове “Огненная память” (Berkeley, 1980 и “Пушкинский дом”, СПб, 2013). После смерти Ремизова унаследовала его архив, который в 2013 году был передан в Литературный музей в Москве ее наследниками Егором Даниловичем и Андреем Даниловичем Резниковыми, также героями этой книги.