— Этот запросто, — подтвердил Карпенко. — Этому москалю со страха чего не привидится!
— Заткнись, пустомеля! — оборвал Галушкин. — Точно что видел? Он принялся нервно накручивать окуляры бинокля.
— Уж и так, и так. Да и по силуэтам если…Тридцатьчетверки…Вон в ту сторону, получше видно!
В воронку с бутылками зажигательной смеси ввалились Сашка и Будник.
— Нашли! Целёхонькие, — удовлетворенно объявил Сашка. — Сейчас угостим Гансов коктейлем Молотова. Отвыкли, поди! Так напомним.
Галушкин оторвал от глаз бинокль.
— Точно! Звезды, — подтвердил он. — Наши!
— Как это наши? С какого перепуга наши? — Сашка бросил возню с горючим. Выхватил у старшины бинокль. Пригляделся. — И впрямь, — мама дорогая! Так это тогда танкисты, что на Арконсе стоять должны. Перепились, что ли?
— Дорого им эта пьянка отольется! Первого же, кто под руку попадется, придушу! — Галушкин скинул гимнастерку, содрал с себя белую рубаху. Полез из воронки.
— Не пори горячку! — ухватил его за сапог Будник. — Здесь тебе не каптёрка. Надо бы посторожиться. Высунь сначала тряпку свою наружу. Мало ли?
— Э! Хватит. Отсторожился, — Галушкин вырвал ногу, выбрался на край воронки. Размахивая белой рубахой, побежал к танкам.
— Ребята! Стой! Свои! Прекратить стрельбу! По своим лупите!! Мы— советские! Разведка Арташова.
Короткая пулеметная очередь переломила старшину на бегу.
Оставшиеся в воронке ошарашенно переглянулись. — Переговорили, — констатировал Будник. — Всё, хлопцы! Шабаш, — он с чувством прихлопнул себя по ляжке. — Раз пошел такой перебор, отползаем и — растворяемся в дюнах. Давай, по одному, перебежками. — он подтолкнул Карпенко и Захарчука. Обернулся к Сашке, который как ни в чем ни бывало обустраивался для боя. — А ты что? — Без команды капитана не уйду! — коротко объявил Сашка. Карпенко и Захарчук, готовые выпрыгнуть из воронки, приостановились. — Да Арташова самого накрыло! — надрывно выкрикнул Будник. — Где он? Сорок минут, считай, прошло. А я жечь советские танки, чтоб потом под трибунал, не подписывался. И ждать, пока свои же под конец войны покрошат в капусту, не собираюсь. Ну?! Взрыв совсем рядом обрушил на них комья земли.
Будник отряхнулся, постучал себя по уху, требовательно подергал Сашку. Тот продолжал упрямо готовить бутыли с горючей смесью. — Что ж, вольному воля, дураку рай, — Будник рывком выпрыгнул из воронки. Карпенко собрался выбраться следом, но, обернувшись, увидел, что Захарчук принялся обустраиваться подле Сашки. — О, москаль упёртый! Всё бы ему поперек характера! — негодуя, Карпенко вновь сполз на дно воронки.
Меж тем остальные разведчики, понукаемые Будником, один за другим перебежками двинулись в сторону дюн и едва не уткнулись в появившегося из темноты капитана.
— Что?! — Арташов обвел подчиненных взглядом. Насчитал полтора десятка.
— Остальных всех?.. — не в силах поверить, что от его роты осталась половина, охнул он. — И это от своих! — Точно так! Наши тридцатьчетверки, — подтвердил Будник. — Лупят, гады, по всему, что движется. Старшина сунулся с белой тряпкой… Скосили. Набух а лись, должно быть.
В ночи вспыхнуло. Факелом загорелся танк.
— Сашка с Карпенкой и Захаром, — буркнул Будник. — Кость н а кость пошли. Коктейлем Молотова по своим шуруют. Я пытался этих дураков увести. Но без вашей команды отказались. Знаете же Сашку.
Он с тоской всмотрелся в ночные всполохи. Сведенные скулы командира окончательно вывели его из равновесия:
— Товарищ капитан! Прикажите, вернусь к ним. Если кто выжил, силком уволоку, да и нырнем в темноту. От танков по темноте уйти, делов-то?! А?
Новый взрыв. Еще один загоревшийся танк. Ожесточенные пулеметные очереди.
Арташов, отодвинув Будника, шагнул в сторону боя.
— Капитан? — умоляюще ухватил его за рукав Будник. — От своих смерть принять! Заподло как-то!
Арташов взглядом заставил забывшегося подчиненного отступиться. Ткнул пальцем в темноту.
— В пятистах метрах за нами слепые сироты. Им уйти некуда. Если не уведем танки в сторону, всех перестреляют и подавят гусеницами, — в темноте не различишь, где солдат, где калека. Вот такая вам будет диспозиция.
Не теряя больше времени, Арташов побежал в сторону разрывов. За ним двинулись остальные.
— Судьба-подлянка! — надрывно выкрикнул Будник. — По всякому блефовал. Но чтоб перед Победой, когда все козыри на руках, и под свой же танк, — это перебор!
Матерясь, припустил следом.
Глава 9. Солдаты вермахта
Молчи! Не время, не сейчас
высказывать предположенья
о том, что кончилась война.
Солдату всё един приказ,
он выполнит предназначенье,
душа метаться не вольна.
По Балтийскому морю полз скупо освещенный траулер. На палубе сгрудились сорок фашистских солдат в изумрудных шинелях. Негромко играла губная гармошка. Перевязывал раненого фельдшер.
С капитанского мостика на солдат поглядывал капитан траулера рыжебородый датчанин Торвальдсон. Взгляд его то и дело с беспокойством останавливался на фигуре сидящего офицера, гауптмана Ранке. Прислонившись спиной к борту, тот с закрытыми глазами в такт мелодии мерно постукивал затылком по металлу.
— Versuchen Sie sich den Schädel zu zerschmettern? [28] — над Ранке навис лейтенант Вольф.
Ранке поморщился. В надежде, что лейтенант отойдет, он продолжал с закрытыми глазами вслушиваться в гортанный клекот чайки. Непонятливый Вольф не отступался. Ранке неохотно открыл глаза.
— Bringt dieser scheussliche Jammer Ihnen niemanden in Erinnerung? — буркнул он. — Leibhaftige Oberst Westhuss! [29]
— Es gibt schon keinen Oberst [30], — напомнил Вольф.
— Ja, — неохотно подтвердил Ранке. — Es gibt schon niemanden. Nie-man-den. Findest du nicht, daß es ein wenig trübsinnig wirkt? [31]
— Ich finde, wir haben tolles Glück gehabt. — Вольф подсел рядом. — Nach drei, vier Stunden kommen wir ans Land in Seeland und alles wird vorbei! Gefangenschaft bei Engländern ist nicht die schlimmste Möglichkeit. Die Hauptsache ist, Ivanen zu entkommen. So an deiner Stelle wäre ich froh [32].
Он протянул Ранке фляжку.
— Ha ha! — Ранке, пугая собеседника, издал гулкие, издевательские звуки, похожие на клекот чайки. — Das große soldatische Glück! Aus einer Gefangenschaft in andere! Was für Srategen! [33]
Он от души приложился к фляжке. С хитрецой ткнул пальцем за спину Вольфа:
— Und nimmst du sie auch mit? [34]
Вольф непонимающе обернулся: за его спиной лишь борт корабля — и плещущееся море.
— Unseren Toten! [35] — обозлился на непонятливость приятеля Ранке. — Die sind uber ganz Europa zerstreut. Soll ich sie aufzählen? Ach, wo! Seit langer Zeit habe ich es selbst vergessen [36].
— Sei ruhig, Karl [37]. — Вольф намекающе кивнул в сторону палубы. Солдаты, из тех, что поближе, принялись прислушиваться к выкрикам своего капитана. — Wir haben überlebt und sind nicht schuld daran. Der Gott gab Jedem das Seine [38].
— Der Gott! — Ранке взвился. — Er hat sich den Teufel um uns geschert. Fünf Jahren in Graben. Wir morden. Man mordet uns. Wir — uns! Wir — uns! Fünf Jahre lang! Und bemühte sich der Gott dafür, Engländern, Französen, Deutschen schöpfend? Um sich das Vergnügen einen Aderlaß machen? Und, wenn es sich so verhält, wozu brauche ich eigentlich einen Gott? Zwölf Jahre haben wir um des Reichs willen gelebt, haben es unterstützt. Und was gibt es heute? Was haben wir über? [39]
Он ткнул в сторону острова Рюген, мимо которого проплывал траулер.
— Wir haben sie ihrem Schicksal überlassen! Diesen Ivanen, die dort…
В горле его клокотнуло.
— Wir aber fliehen Hals über Kopf. Man möchte heulen! [40]
И вдруг, откинувшись, в самом деле завыл по-волчьи.
К офицерам подбежал Торвальдсон:
— Meine Herren! Würden Sie bitte aufhören! Wir befinden uns nur eine Meile von Rügen entfernt. Am Wasser verstärkt sich die Schallintensität. Wenn Russen etwas aufschnappen… Gott bewahre! Jeder Zufallstreffer… [41]
— Halt’s Maul! [42] — рявкнул Ранке. — Deine Kiste ist bezahlt. Und du darfst dich nicht ins Gespräch der Offiziere von der siegreichen deutschen Armee einmischen! [43]
Торвальдсон посерел. Вольф испуганно схватил приятеля за руку:
— Karl! Besinne dich! [44]
Но Ранке уже не владел собой:
— So weit ist es also mit mir gekommen! Ein beschissener Skandinavier wird mir Verweis erteilen! Mein Land ist daneben. Es ist beschmiert, doch das maine!.. [45]
При виде испуганных лиц собственных солдат Ранке ухмыльнулся:
— Seien Sie nicht feige! Um euch braucht sich kein Mensch zu kümmern. Russen sind bestimmt schon vor Freude besoffen. Das Deutschland liegt unter ihnen, und spreizt freiwillig die Beine. Und die letzte überreste des Reiches gehen in Gefangenschaft — mit Sang und Klang! [46]