Чтобы не оказаться за бортом, Рой уловил промежуток между волнами, захватил Маргрет за талию, распахнул дверь и увлек девушку за собой, в проход между бортом и каютой. Это было сделано вовремя, потому что как раз в это мгновение вспышка молнии высветила перед ними шлюпку. До сих пор она все еще каким-то чудом держалась за берег, но океан подмыл его и теперь «Святая Мария» оказалась между гротом и правым бортом «Бригитты». Даже страшно было представить себе, что могло произойти дальше. Шлюпку или разбило бы о скалы или борт судна, или перенесло бы через пролом и, перевернув, забросило в океан.
Рой просто побоялся объяснять что-либо Маргрет. С криком отчаяния он бросился в море в тот момент, когда волна понесла шлюпку к берегу. Чудом избежав удара ее кормой при отходе волны, которая здесь, между кораблем и берегом, была значительно слабее, чем в районе пролома, он сумел перехватить шлюпку за киль. И тут понадобилась вся могучая сила этого крепыша, чтобы, отойдя по мелководью почти до борта «Бригитты», все же задержать шлюпку и направить как бы наискосок волны, в сторону небольшой косы, проходившей теперь буквально в двадцати дюймах от носа «Бригитты». И это, наверное, было единственно верным решением. Шлюпку бортом швырнуло в сторону мыса и, полуперевернув, выбросило на крутую отмель вместе с ее матросом. В следующие минуты, используя удары волн, Рой понемногу оттягивал шлюпку все дальше, за каменисто-песчаную дюну, за которой ее могли настигать лишь вершины волн да морская пена. А для верности Рой еще и укрепил ее борт тремя подвернувшимися под руку камнями, окончательно отгородив ими «Святую Марию» от океана.
Поняв, что спасена не только шлюпка, но и он сам, Рой упал под правый борт, прислонился к нему спиной и, довольный собой и своей удачей, совершенно не обращая внимания на холодные струи дождя, благодарно посмотрел на все еще раскалываемое громами и молниями небо.
«Спаси нас, Господи, если можешь! Спаси… Господи, если… – и запнулся на полуслове. Маргрет! – с ужасом вспомнил он, что так и не выяснил, осталась ли герцогиня на борту «Бригитты» или же бросилась в океан вслед за ним. А что она и в самом деле могла броситься, – в этом он не сомневался.
– Маргрет! – закричал он в промежутках между ударами грома. – Маргрет, где ты?!
Ответа не последовало. Озарив весь небосвод на стыке острова и океана, молния ярко высветила носовую часть «Бригитты», но силуэта девушки на нем не оказалось.
Крикнув еще несколько раз, Рой прошел по берегу так, чтобы оказаться под защитой судна, и через несколько мгновений бросился на волну, отходившую в сторону пролома. Там он попытался зацепиться за палубу, но волна смыла его за борт вместе с небольшой бухтой каната.
Немного опомнившись, Рой сделал еще одну попытку и лишь в третий раз, оказавшись почти у двери каюты капитана, все же сумел ухватиться за обломок палубной доски. Но именно тогда он ощутил острую боль в груди, где-то в правом подреберье.
При свете молнии, озарявшей каюту, Рой увидел, что герцогиня сидит на лежанке капитана, забравшись туда с ногами и, сложив руки у подбородка, творит всю ту же молитву: «Господи, спаси нас, если только ты можешь это!» Как ни странно, появление Роя совершенно не повлияло на ее состояние. Она то ли не заметила его, то ли, впав в молитвенно-шоковый транс, просто не поняла, что произошло.
– Я здесь, Маргрет! – обхватил он руками ее руки. – Я здесь, и шлюпка спасена. Но теперь нам нужно выбраться отсюда. – При этих словах он застонал и схватился рукой за бок, но стон его потонул в грохоте волн и ударе грома.
Словно придя в себя, Маргрет наконец поняла, что произошло нечто важное, и что Рой сумел совершить то, что казалось невозможным. Но, вместо того, чтобы подбодрить его и помочь принять решение, она, все еще сидя на лежанке, уткнулась ему в грудь и истерично зарыдала.
Рой понимал, что это обычная истерика, и что женщине нужно дать возможность выплакаться. Вот только времени для слез и прочих эмоций уже не оставалось.
Прислушиваясь к стону и скрежету корабельной оснастки, он гладил ее волосы, произносил какие-то слова и, вообще, как мог, старался успокоить ее, хотя понимал, что медлить нельзя, ибо наступают последние минуты жизни «Бригитты», ее агония. При очередном шквале ветра, когда бак судна опять приподняло на волне и швырнуло в сторону берега, оба островитянина свалились на лежанку, и сверху, через новый пролом в потолке, на них хлынули потоки дождя.
Выйдя из каюты, Рой увидел, что вторую мачту, все еще удерживающуюся у судна благодаря нескольким канатам, перебросило так, что она легла вдоль остатков корпуса. Мгновенно выхватив нож, Рой сумел отрезать метров пять каната. Затем, с трудом передвигаясь по палубе, вновь перебрался за каюту и обвязал одним концом выступавшую из разломленного угла балку. Маргрет он выводил из каюты почти силой, уже на ходу объясняя, как вести себя и что делать. Убеждать или заставлять ее просто не было времени.
Намотав на левую руку конец каната, д’Альби прыгнул в прорвавшуюся между мысом и бортом судна, и ими же пригашенную волну, и она тут же понесла его к берегу.
Прежде чем отпустить канат, Рой заметил, что на прибрежный холмик волна выкатила обломок неширокого бруса. И его осенило. Он вспомнил, как в детстве, в имении дяди, его двоюродные братья обвязывали свисающими с дерева веревками такой же кусок деревяшки и устраивали качели. Как можно прочнее обвязав брус, он, пересиливая грохот волн, крикнул Маргрет, чтобы она тянула канат и прыгала.
Волна накатывалась за волной, но покинуть остатки палубы Маргрет все не решалась и не решалась. И лишь когда, совершенно охрипший от крика, Рой в отчаянии вновь начал входить в океан, женщина увидела его при вспышке луны и поняла, что дальше тянуть с прыжком нельзя. Обхватив руками брус, она что-то прокричала и бросилась в воду.
Весь остаток вечера и всю бесконечно долгую грозовую ночь они провели под кроной старой ели у прибрежного валуна, хоть как-то прикрывавшего их от морского ветра. О том, чтобы попытаться развесит при этом потопе огонь, – не могло быть и речи. Кое-как выкрутив одежду, они укутались в такие же промокшие козлиную шкуру и кожаную куртку капитана «Бригитты» и молили Бога, чтобы поскорее взошло солнце.
Под утро они задремали, а когда проснулись, увидели, что солнца нет и что день обещает быть холодным и хмурым. Ливень прекратился, но дождь все еще моросил, и океан по-прежнему немилосердно штормило.
Дрожа всем телом, островитяне взошли на прибрежный холм и замерли: там, где еще вчера чернели очертания корабельного остова, взлетало на прибрежных волнах несколько жалких обломков. Основную же массу разломанного корпуса унесло за ближайший риф.
– Не будем проклинать океан, – по-монашески упредила вспышку отчаяния Маргрет. – Поблагодарим его за ту щедроту, которой он нас одарил.
– Конец этого благодарения должен прозвучать заповедью: «Одаривая, не погуби!»
Решаться на дальнейшее плавание они пока что не могли. Сколько продлятся этот шторм и дождь, предсказать было трудно. Поэтому у них оставался только один выход: собрать «пожитки», которые они способны унести, и двигаться в сторону фиорда, в сторону «форта».
Разрезав моток парусины на две части, Рой свернул их, обвязал канатами и, оставив лямки, превратил их в два ранца.
Поняв его замысел, Маргрет не могла не восхититься его находчивостью, и вдвоем они начали заворачивать в эти ранцы или привязывать к ним все то, что способны были унести: мотки ниток, козью шкуру, молоток, плотницкий кожаный мешочек с гвоздями, пилу. Однако часть парусины, котел, бухту каната и несколько прочих предметов, они решили оставить в шлюпке, которую еще надежнее укрепили каменной дамбой. Оставляли они и корзину Бастианны, ибо руки должны быть свободными для оружия.
Когда «ранцы» были окончательно готовы, Рой предложил собрать и оттащить подальше от кромки океана те брусья и обломки досок, которые еще можно был выловить или найти на берегу.
– Постой, – остановила его Маргрет уже на склоне. – Ты все время держишься за бок, морщишься, а во сне стонал. Что там у тебя?
– Пока не знаю, но боль адская.
– Кто-то из нас гордился, что был лучшим студентом-медикусом. Не знаешь, кто этот хвастун?
– Догадываюсь.
– Тогда заставь его проявить свои знания, хотя бы при лечении самого себя.
Вернувшись под ельник, где несмотря на ливень слой хвои оставался более-менее сухим, Маргрет усадила его и помогла раздеться. Увидев рваную рану, легшую от подреберья почти до правого соска на его груди, норд-герцогиня испуганно охнула. Она понимала, что там должна быть рана, но то, что она увидела, вместе с пятнами засохшей крови на рубашке…
Промыв рану родниковой водой, Рой отрезал подолы Маргрет и своей рубашек. В один из кусочков положил немного мха, и, смочив этот тампон, попросил Маргрет перевязать его, подсказывая, как это следует делать.
Повязка получилась не ахти какая, да и всей раны она не захватывала, но все же немного успокоила Маргрет, которая вдруг открыла для себя, что во всем, что касается морской стихии и крови, она – жуткая трусиха. Хотя там, на судне, увозящем ее в сторону Канады, успела возомнить себя почти мужчиной, почти матросом, а под влиянием рассказов Бастианны еще и почти корсаром.
Несмотря на уговоры норд-герцогини немедленно отправиться в путь, Рой все же спустился вниз, к кромке океана, и принялся подбирать доски, брусья, остатки парусины и канатов. В эти минуты он вел себя, как рачительный, над каждым изделием труда человеческого дрожащий, хозяин. И Маргрет не оставалось ничего иного, как присоединиться к нему. Хотя «улов» их оказался не слишком большим и богатым, поскольку уходить по такой волне на мелководье они не решались, но все же несколько толстых брусьев, два бочонка и с десяток досок из обшивки им достались. Попалась среди улова и похожая на небольшой якорь абордажная кошка, с помощью которой моряки обычно подтягивали суда борт к борту. Маргрет так и не поняла, почему Рой обрадовался ей, но решила порадоваться вместе с ним и даже помогла присоединить ее к ранцу мужчины.