[4] Потом объяснил, как все оформит. «Дичи» выдавалась карта, компас, спички, минимальный набор продуктов питания. Требовалось пройти путь из пункта «А» (недалеко от зоны) в пункт «Б» (заброшенная деревня, из которой поджидающая там охрана доставила бы зэка обратно на зону). Потом его как бы за хорошее поведение рекомендовали бы на УДО. Срок подачи документов как раз подходил, но поведение как раз не было хорошим, и УДО не светило. Начальник колонии обещал уничтожить данные про все грешки.
Зэк поинтересовался, кто будет на него охотиться. Начальник колонии ответил, что какие-то ненормальные иностранцы, он даже не знает, какой национальности. Приедут на зону то ли для обмена опытом (содержания зэков?), то ли для борьбы за права заключенных в России. Начальник даже не знал, как это оформляется, и его это мало волновало. Он явно имел свой процент с денег, выплачиваемых иностранцами за охоту на людей, которая в их стране невозможна как раз из-за соблюдения прав человека. Организовывали все какие-то московские чиновники. Они тоже приезжали на охоту. Фамилию одного чиновника зэк назвал – он узнал его, когда увидел.
– Так он теперь замминистра! – воскликнул юрист. – Изначально из Питера, но уже давно обосновался в Москве – как только туда хлынул поток чиновников из нашего города.
– Какой милый бизнес для министерских чиновников, – хмыкнула Татьяна и скривилась.
Афанасий продолжил свой рассказ.
Зэк поинтересовался у начальника колонии, что с ним будет в случае ранения. Добьют?
– Нет, – сказал тот. – Будет считаться, что тебя ранили при попытке к бегству.
– И это добавит мне срок?
Глазки у начальника забегали.
– Я попытаюсь что-нибудь сделать, – сказал он.
– Ясно. Или дойти до конечного пункта целым и невредимым, или хана. И мне никто не поверит, если я начну рассказывать, в чем участвовал.
– Ты сможешь поучаствовать еще раз – после того, как поправишься. Подумай сам: мне незачем в такие дела посвящать лишних людей.
Зэк потребовал сто тысяч рублей перевести его матери. Долго торговались, сошлись на пятидесяти тысячах. Он получил подтверждение с воли, что деньги дошли.
Но он понимал, что верить начальнику колонии нельзя. Нужно попытаться сбежать. Не идти указанным маршрутом, а выбрать другой. Он вспомнил события годичной давности, когда из зоны вроде бы сбежали четыре человека. Теперь он сомневался, что они на самом деле сбежали. Двоих так и не нашли. Трупы двух других привезли с острова, где стояла воинская часть. Про часть ПВО на зоне ходили слухи. Вероятно, поэтому те двое и рванули туда, надеясь рассказать все командованию части и таким образом спасти себе жизнь. Но часть как раз расформировали, и они столкнулись с военными, забиравшими оборудование. Потом одного военного, прапорщика, привезли лечить в медсанчасть на зоне.
От него санитары из зэков и узнали, что часть расформирована, произошла перестрелка, двое его товарищей погибли, и двое зэков погибли. Куда делись двое других, никто не знал и не знает до сих пор. После получения предложения поучаствовать в охоте в качестве дичи зэк решил, что убийство тех двух охотниками (а он не сомневался, что их убили) списали на побег, и их закопали где-то в лесу. Для начальника колонии все сложилось удачно, и про прошлогоднюю охоту никто не узнал. За смерть заключенных тоже отписываться не пришлось – прапорщик признавал, что они с вертолетчиком и солдатом отстреливались.
Зэк решил идти своим путем. Раз часть расформирована, там делать нечего. Раз он узнал про дела, которые творятся, то в живых его скорее всего не оставят – даже для следующих охот. Другие найдутся, в особенности если охота проводится нечасто. А попытка побега раз в год, тем более если находить беглецов, начальство устраивает.
Карта оказалась неправильной, компас барахлил, его ранили… Он уже не надеялся ни на что и приготовился умирать – и тут его нашел Афанасий.
Зэк вспомнил про Ивана Захаровича Сухорукова, про журналистку Юлю, которая часто освещает инициативы крупного бизнесмена и мецената, а в прошлом – вора в законе, и попросил Афанасия до нас добраться. Он знал, где находится особняк Ивана Захаровича (как и многие из его мира), у Афанасия была бумага, ручка, зэк смог нарисовать грубый план и написать записку. Афанасий передал записку Ивану Захаровичу. В ней в краткой форме излагалось все, что Афанасий рассказал нам в подробностях.
«Дичью» на этот раз служили два человека. О судьбе второго погибшему не известно ничего – они решили сразу же разделиться. Охотились четверо – два иностранца и два наших гражданина, один из них – замминистра.
Часть охранников зоны была введена в курс дела. Они явно получили за молчание хорошие деньги и рассчитывали получать их в дальнейшем. Интересно, сколько же отвалили иностранцы за эту охоту? И ведь наши чиновники могли какие-то деньги перечислить зоне – из денег налогоплательщиков.
Будто читая мои мысли, Афанасий сказал, что умерший у него на руках зэк интересовался у начальника колонии, каким образом он обеспечивает молчание довольно большого количества людей. Неужели так много платят? Начальник ответил, потому что, вероятно, был уверен: зэк – не жилец.
Начальник пояснил, что за такие дела вверенной его попечению колонии идет спонсорская помощь, а в нынешние времена это очень важно. Теперь начальник колонии должен быть хорошим менеджером, потому что рассчитывать на государство не приходится. Нужно «дружить» с отдельными его представителями. Все сотрудники это понимают. Есть приказ сверху (как говорил начальник колонии) – принять делегацию, за это будет спонсорская помощь. И принимают. И лишних вопросов не задают. И помощь приходит. Все довольны. А что два зэка пытались сбежать, воспользовавшись ситуацией… Так контингент такой, всегда пытались, пытаются и будут пытаться. Возможно, большая часть сотрудников на самом деле не знала, что господа приехали на охоту. Может, иностранцам экзотики захотелось? На русскую зону на Севере посмотреть? Заскучали они в своей сытой стране, вот и потянуло на экстрим.
Иван Захарович рассказал Афанасию, что группу зэков под охраной вывозили на остров для какого-то строительства. Могли, по его мнению, вывозить для строительства охотничьих домиков?
– Не знаю, – ответил Афанасий. – В тех местах я никогда не был, хотя про часть ПВО, конечно, знал. Там у нас на сотни километров все всё знают. Но много зэков использовать не будешь. Не отмазаться, не отписаться, несмотря ни на каких покровителей.
– Есть гастарбайтеры, бомжи, – заметил юрист. – Если захотеть поставить «охоту» на поток, то и «дичь» можно найти. Я не вижу в этом проблемы. К сожалению.
Афанасий тяжело вздохнул, потом посмотрел на Ивана Захаровича.
– Вы можете остановить охоту на людей?
– По всей России – нет. В одном конкретном месте могу попытаться.
– Вот поэтому я и ушел жить подальше от этого мира, погрязшего в грехе, – сказал Афанасий. – Я живу в единении с природой, я не вижу людей с их пороками, которые не могу принять. Ну, война – это понятно, хотя ведь все вопросы можно решить за столом переговоров. Сколько людей погибло во время войн! Сколько мирных людей! Потеряли кров, родню… Но нынешний мир и то, что происходит в нашей стране и со страной, я принять вообще не могу. И бороться с этим не могу. Да, я слаб. Но я не грешу.
– Да кто ж спорит-то? – посмотрел на него Иван Захарович. – Большое вам спасибо, что дошли до меня. Чтобы у вас не возникло проблем по пути назад, ребята вас отвезут на машине до того места, которое вы укажете.
Юрист спросил, где Афанасий похоронил зэка. Тот сказал, что в лесу, место без труда найдет. Чтобы выйти на Афанасия, следовало оставить сообщение его двоюродному брату, только ответить он может и через месяц, и через два – когда придет за солью и порохом.
– А про клады вы ничего не слышали? – с ничего не выражающим лицом поинтересовался Иван Захарович.
– Про клады?! – удивился Афанасий. – Вообще, конечно, слышал. И про то, как папоротник должен цвести, слышал, но ни разу не видел, хотя рядом с моей избушкой их много растет. Может, кладов нет, поэтому и не цветет? И заговоры знаю, которые помогут взять клад в руки, хотя он все равно может не даться. Или один дастся, а другой – нет. Это целая наука. Иногда живую душу надо отдать.
– Человеческую? – уточнила я. Я про душу уже слышала от Татьяны, и мы это обсуждали.
– Необязательно. Петуха можно. Говорят, что вроде бы только черного. Не знаю, не пробовал.
– Может, нам петуха с собой взять? – спросил Виталя у Ивана Захаровича.
– У тебя что, крыша поехала? – рявкнула на него Татьяна, с которой они никогда не ладили, и те полгода, которые Виталя жил у меня, подруга каждый день капала мне на мозги.
– Не верите? – посмотрел на нее Афанасий. – Зря. Просто так клад не найти. Он дается за что-то или ради чего-то. В награду за испытания, как искушение, чтобы проверить человека. Вы можете найти клад, а потом всю жизнь мучиться кошмарами – или мучиться, пока не отдадите его. Вы можете проклясть тот день, когда его нашли, потому что все в вашей жизни изменится.
– То есть лучше кладов не находить? – уточнила я.
– И не искать даже. Если не хотите, чтобы ваша жизнь изменилась. Если вас устраивает ваша жизнь, живите, как жили, и даже не приближайтесь к тем местам, где они могут прятаться. Это очень опасно.
– Это предупреждение? – спросила я.
– Над вами всеми витает опасность. Вас окружает аура опасности. Я ее чувствую.
– Так это наше обычное состояние, – заметил Виталя. – Вон Юлька вечно в какое-то дело влезает, за ней лезет Татьяна, Пашку они даже не спрашивают, а мы их вызволяем.
– Все не совсем так, – заметила Татьяна. – Мы сами выпутываемся. И Иван Захарович именно нас отправляет в пекло, потому что мы можем докопаться до сути!
– Но я всегда обеспечиваю вам страховку, – заметил Сухоруков и посмотрел на Афанасия: – Так что там с опасностью?