«Сколько себя помню…» – бурчу я в ответ.
«Давайте посмотрим на вашу руку поближе,» – он включает лампу на раздвижном штативе. – «Позвольте…»
Холодные, жесткие пальцы. Он мне не нравится, хотя придраться не к чему.
«"М-мда-а-а… В районе Сен-Маартена есть несколько видов эндемичных кораллов…» – Он выключает лампу. – «Сделаем так. У вас со страховкой как, порядок?»
«Если это можно так назвать…» – Моя компания, конечно, оплатит счет, но только частично, потом наверняка будут еще какие-то поборы… Плевать. Похоже, я серьезно влип с этой гадостью.
«Я выпишу вам мазь… Ей нужно смазывать руку – по мере необходимости, пока не пройдут волдыри…» – Говоря это, он быстро строчит рецепт. В отличие от других эскулапов, его писанину по крайней мере можно разобрать. – «Я мог бы также прописать вам таблетки, и даже сделать укол…» – при этих словах меня передергивает; терпеть не могу, когда меня ширяют шприцом. – «Но я считаю, что до того вам лучше проконсультироваться у специалиста. Я не силен в морских ядах. К счастью, в Филипсбурге работает доктор Каммингс, Айзейя Каммингс, эксперт по токсинам растений и животных этой части Карибского моря. Мы с ним знакомы… М-м-м, косвенно, по публикациям и переписке. Он – признанный эксперт в этой области. Конечно, вы можете подождать до возвращения домой, но я бы все же вам порекомендовал… Мы снимаемся с якоря в восемь вечера; потратьте час-полтора на этот визит. Ваш случай не то чтобы неординарен, просто… Я предлагаю вам подстраховаться. Вот его адрес, это недалеко от Фронт-стрит, вы доберетесь туда от пристани за пять минут. Не стесняйтесь своего вида, мазь поможет снять первичное раздражение, и вы не будете таким, м-м-м… Словом, желаю вам скорого выздоровления!»
Апатичный Джоди выдает мне тубу с мазью, заполняет какие-то формы по страховке. Когда я ухожу, он улыбается… Мне? Нет, скорее, чему-то увиденному в журнале.
За что они дерут такие деньги – непонятно.
Знакомая уже пристань у Фронт-стрит наводнена пестро одетыми таксистами, наперебой приглашающими в «эксклюзивную поездку в квартал Мариго» на французскую сторону. Вариациями этого были, в зависимости от контингента туристов, «эксклюзивное посещение самого приватного стрип-джойнта на Вест-Индах», «эксклюзивный просмотр самой старой ветряной мельницы на Карибах», и «эксклюзивная экскурсия на место прошлогоднего пожара гостиницы «Сан Суси». Поколебавшись, я решаю – по совету Виалли – идти до оффиса Каммингса пешком.
Я настоял на том, чтобы Эжени осталась на корабле. Наверняка приемная доктора забита местными жителями – с плачущими детьми, пригнанными в уплату козами и кучей экзотических бактерий и вирусов. Покапризничав мгновение для приличия, она согласилась поскучать у бассейна в аттриуме, где я и пообещал найти ее через три часа. В качестве утешения я купил ей какой-то сногсшибательный коктейль в баре и воткнул в джакузи рядом с парой интенсивно изучающих друг друга молодоженов.
Я выгляжу вполне сносно. Ранний сытный ланч подкрепил меня. Мазь – или время – сделали свое дело; лишь под глазами, на лбу и на шее остались слегка заметные припухлости. Народ уже не шарахается от меня, ну, а остальное вскоре выяснится.
Внешний вид улицы Принца Альберта явно не дотягивал до напыщенности ее названия. Если дома, гнездящиеся ближе к центру, кое-где еще сохраняли облупившуюся краску на обветшалых стенах, то лачуги в ее конце, выстроенные с применением всего, что было выброшено морем на берег, не подозревали о существовании штукатурки и малярной кисти.
Типичный пейзаж запущенного портового тупика. Раскаленное солнце, запах жареной рыбы, местных специй, марихуаны и дешевой любви. Я уже собрался было повернуть восвояси, но за кучей «шаков» из ящичных досок внезапно увидел вполне приличный одноэтажный дом из бальсового дерева, выстроенный на каменном фундаменте – наверное, из тех же фрегатных камней, о которых говорил нам Бриз. Я тут же заверил себя, что даже если это будет бордель, а не оффис доктора, я все равно зайду туда отдохнуть от обессиливающей жары.
Табличка на двери не оставляла сомнений.
В борделе мне сегодня, видимо, побывать не дано.
Прохлада и полумрак. Посетителей нет, как ни странно. Я выглядываю наружу, смотрю еще раз на табличку – все правильно, я в пределах приемных часов. Возвратившись в дом, я осторожно осматриваю приемную. Где-то гудит кондиционер – значит, доктор в ладах с успехом, тем более, что…
«Бон бини! Кон та баи?» – ее голос мелодичен и волнующе низок одновременно. Такую медсестричку может себе позволить только преуспевающий врач… Она незаметно вышла из боковой двери и сейчас стояла передо мной, гостеприимно улыбаясь. – «Доктор Каммингс будет здесь через четверть часа – срочный вызов… Меня зовут Микиер. Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить?»
Она не просто впечатляет, но подавляет своей стерильной красотой. Решив, что мой визит носит скорее консультативный характер, иду на компромисс с медициной и прошу джин с тоником. Нет, без тоника, со льдом. Нет, даже без льда. И прошу ее налить себе то, что она любит.
Она вновь обнажает крупные сахарно-белые зубы.
«Я – на службе, извините… Какой джин вы предпочитаете?» – проклятая слюна снова наполняет мне рот. Какого черта, ведь я уже почти очухался…
«Бомбей… Сапфир… Пожалуйста…» – выдавливаю я.
Она мурлыкает себе под нос какой-то несложный мотив, работая у маленького бара, как по волшебству, возникшего из шкафа с бумагами. Край ее халата находится существенно ближе к талии, чем к коленкам… Она двигает ими вперед-назад, в такт мелодии. Я не могу удержаться и быстро кидаю взгляд за глубокий вырез ее халата. Крошечные бисеринки пота блестят на упругой коже, как блестки мэйкапа. В долину ее грудей можно бесследно уместить банку пива.
Джин слегка прочищает мне мозги. Но ненадолго.
Микиер передвигается по комнате, как модель по подиуму. Я усажен в глубокое кресло, поэтому мое лицо находится примерно на том уровне, где сходятся ее ноги. О том, что скрывается там, в глубине, я стараюсь не думать. Не получается. Джин – возможно, в сочетании с токсином – шибает мне в голову так, что пол в приемной внезапно начинает ходить волнами. Впрочем, это не мешает Микиер пританцовывать вокруг меня. Музыка? Откуда она? Движения Микиер принимают все более сооблазнительный характер, она легко чувствует ритм, подпрыгивая и поворачиваясь вокруг своей оси, грациозно и в то же время очень откровенно поддавая осиной талией. Несколько тактов – и халатик падает на пол… Она наклоняется в танце ко мне, шепча: «Знаешь что означает мое имя на папиаменто?» – И нежно целует меня в губы, прошептав в последний момент:
«…это значит: Я ХОЧУ…»
«…Осторожнее… Не так, ну же, ближе ко рту!»
Как и в предыдущий раз, я снова стою на четвереньках, только на этот раз ломки сопровождаются обильной рвотой. Какая-то женщина в белом тычет мне в лицо пластиковым пакетом. Куда же подевалась Микиер? Эта – моль бледная по сравнению с ней…
Статный мужик с бородкой-гоати брезгливо поддерживает меня, пока я обильно обблевываю пакет и заодно руки медсестры. Наверное, это и есть Каммингс. А-а-а-аргх…
Пол-часа спустя после того, как меня привели в порядок, мы сидим с ним в его кабинете. Я совершенно ничего не понимаю. Подавлен. Растерян. Мне уже не до круиза. Почему-то больше всего мне жаль Эжени. Бедняжка… Она так радовалась, когда получила этот выигрыш, ведь она ни разу в жизни она не плавала на корабле…
«…Достигают возраста размножения, и с этого момента становятся необычайно опасными для всех живых организмов – своего рода защитная реакция…»
Каммингс с сожалением глядит на свою трубку, потом на меня, скрутившегося в кресле. Ему хочется курить, но он помнит, каких усилий стоило его медсестре отмыться от моего завтрака. Он рассказывает мне о морских улитках, Халиас Сакионарис, или, как остроумно называют их местные, «Паса Ун Бо Диа» – «Приятного дня»… Он дотошно выспрашивает, что именно прописал мне корабельный врач. Впрочем, со мной для подстраховки была копия счета с протоколом утреннего похода в медпункт. Двести долларов, чтоб им пусто было…
Из его рассказа, которому я внимаю через одно предложение, следует, что мне еще повезло. Ожог огневкой был всего лишь частью проблемы – а может, и вовсе не был проблемой…
Халиас Сакионарис живут эндемично – только в водах вокруг Сен-Маартена и Саба, прилегающего острова. Специфический состав воды, наличие определенных микроорганизмов, смываемый дождями грунт и прочие факторы, складывающиеся столетиями, привели к уникальной локализации этих очень ядовитых улиток. Их хитиновый покров покрыт микроскопическими волосками, которые удерживают пузырьки воздуха под водой, наподобие паука-серебрянки – то самое серебро, за которым я так неосторожно потянулся… Волоски взрослой особи покрыты токсином, которой по мощности почти не уступает яду португальских корабликов, дальними родственииками которых они и являются…
Пока Каммингс с энтузиазмом рассказывает мне об улитках, я разглядываю его кабинет.
Как и полагается, докторские дипломы на стенах – с красивыми печатями, на дорогой бумаге. Рисунки раковин, морских звезд, ежей, голотурий. Фотографии каких-то экспедиций – многие еще дагерротипного происхождения. Похоже, сафари, потом еще что-то вроде сельвы… В моей затуманенной голове мелькают какие-то ассоциации, впрочем, быстро вытесненные жутковатым видом банок с морскими диковинами в формалине – многоножки, какие-то совершенно отвратного вида рачки («Китовые блохи», – небрежно говорит Каммингс, перехватив мой взгляд). Кипы потрепанных книг, вороха лабораторных журналов, сотни папок с историями болезней или чем-то вроде этого. С потолка, рядом с вычурной старинной люстрой, свисает лохмотьями шкура морской змеи впечатляющих размеров. Больше похоже на подвал алхимика, чем на оффис современного врача. И тут же, за полуоткрытой дверью, я вижу то ли лабораторию, то ли операционную – солидный блеск хрома и никеля, провода, трубки, циферблаты и датчики… Поморщившись, Каммингс поднимается и плотно закрывает дверь.