Сторожки имели вид колпака высотою в пять и диаметром в шесть метров. Железный колпак с внутренней стороны был покрыт изоляционной оболочкой, которая сохраняла тепло и предохраняла стены от потения. В колпаке были заключены: шкаф с продуктами, запас пресной воды, электрическая плита, шкафчик с необходимой посудой, кровать, застланная серым пушистым одеялом. Далее: ковёр на полу, под ним — линолеум, деревянный пол и бетон, как основание, дверь, снабжённая наружной камерой для впуска и выпуска воды, круглое окно с толстым стеклом, наконец электрическая лампочка на потолке и сильный рефлектор для освещения подводного мира за окном. На отдельном столике помещалась приёмно-передающая радиостанция. И ещё одним аппаратом была снабжена подводная сторожка: перископом, который можно было поднимать на поверхность, чтобы обозревать окрестности. Вначале этот перископ был установлен на постоянном стержне, но стержень этот очень скоро сломала проходившая шхуна. Пришлось сделать его выдвижным и убирать по надобности.
Третья — крайняя — сторожка находилась в двадцати километрах от главного подводного жилища, которому Волков дал громкое название «Гидрополис» — водяной город.
— А почему бы и не быть водяным городам? — говорил он. — С тех пор как существует чудеснейший аккумулятор, многое стало возможным. Водолаз может теперь находиться под водой неограниченно долгое время, передвигаться с быстротой акулы, освещать свой путь лучше, чем освещают его глубоководные рыбы. Мы сможем строить подводные жилища, снабжённые всем необходимым. И кто знает, быть может, через много-много веков, когда население земли увеличится и на суше станет слишком тесно, часть людей уйдёт на постоянное жительство под воду. Здесь имеется ещё огромная неиспользованная площадь. Сами океаны могут дать неограниченные запасы электроэнергии, если использовать разность потенциалов электродов в разной температуре воды верхних и нижних слоёв. Электроэнергия путём электролиза даст нам кислород, она же даст свет и тепло. Представьте себе подводные города, залитые электрическим светом, подводные автомобили, велосипеды, трамваи, поезда, своеобразные подводные дирижабли, телеграфы, телефоны, подводные сады и парки с лужайками для детей, с кучками песку, с приручёнными вместо собачек рыбами. Разве это не заманчивая перспектива? Гидрополис — только первая ласточка.
Месяц спустя после того, как были выстроены сторожки, Гузик преподнёс Ванюшке подарок — маленький винтовой двигатель, при помощи которого можно было проплывать под водой огромные пространства. Теперь Ванюшка проделывал под водой концы в сотни километров, побывал в проливе Татарском и мечтал об исследовании берегов Охотского моря.
Вернувшись из одного такого путешествия в Гидрополис, Ванюшка сказал Волкову:
— Семён Алексеевич! Это же безобразие. Столько богатства у нас пропадает! Так нельзя. Видали вы карту первой пятилетки? Там Чукотского полуострова и Камчатки вы даже не найдёте: они прикрыты картой Кузнецкого бассейна. Прикрыты! И что прикрыто? Миллиарды! Леса, звери, рыбы, золото, ископаемые всяческие, птицы, водоросли, — миллиарды тонн водорослей, а значит, целые цистерны йоду, целые горы калийных удобрений, корма для людей и скота. Надо заселить погуще наше побережье. Протянем наши промыслы сплошной ниткой до Берингова пролива, заселим рабочими, а потом и начнём разворачивать производство за производством, промысел за промыслом!
В январе приступили к первой «жатве». Посаженные пучки ветвей задержали споры водорослей, которые разрослись теперь пышными плантациями. Хорошо принялись и фунори на засыпанных горными камнями местах. Ванюшка ходил на подводные нивы и любовался урожаем. На плантациях уже работало несколько сот человек. Механические косилки скашивали и связывали длинные ленты водорослей. На глубоких, с изрезанным профилем морского дна местах водолазы вырывали водоросли просто руками или же подрезали их ножом.
На берегу работа кипела ещё оживлённее. Если бы теперь Хунгуз захотел побегать по берегу, то он едва ли нашёл бы свободное место: всё было завалено горами водорослей. Немного выше расположились сортировщики, промывщики, ещё дальше — сушильщики. Водоросли, предназначенные для химической переработки, отвозились на завод целыми поездами вагонеток с маленьким электровозиком во главе. Сердцем электровозика был всё тот же аккумулятор, величиною со спичечную коробку.
«Страдная» пора продолжалась от января до весеннего равноденствия. Работы было столько, что Ванюшка на время позабыл о Таяме. Но Таяма сам напомнил о себе.
18. ТАЯМА ОТДАЁТ ВИЗИТ
Поздно вечером, когда все собрались после трудового дня в столовой и засели за чай, зазвонил телефон с берега. Заводской инженер-химик, который в это время ещё работал в лаборатории, сообщил, что недалеко от берега бросила якорь какая-то шхуна, с которой высадился толстый японец внушительного вида. Фамилию свою он не называет и говорит, что у него есть важное дело к Семёну Алексеевичу Волкову, которого он желает видеть немедленно.
— Это Таяма! — воскликнул Ванюшка. — Пусть придёт сюда.
— Зовите! — сказал Конобеев с угрожающим видом. — Однако сюда он войдёт, а отсюда его вынесут.
— Таяме не следует показывать нашего подводного жилища, — возразил Волков, — если только это действительно Таяма. Но почему, Ванюшка, ты думаешь, что это Таяма?
— Кто же может быть иной? Важный, пузатый, как следует купчишке. Идём все к нему!
— Разумеется, — ответил Волков. — Я не имею ни малейшего желания говорить с ним с глазу на глаз.
— А почему бы раньше не узнать, что у него на уме? — сказал Гузик, как бы рассуждая сам с собой. — Таяма хитрый и опасный соперник. Если мы придём все вместе, то он, конечно, не скажет того, что скажет одному Семёну Алексеевичу. Давайте сделаем так…
— Семён Алексеевич будет говорить один, а мы устроимся за перегородкой в резерве и накроем Таяму! — докончил Ванюшка. — Айда!
Ванюшка не ошибся: посетителем был Таяма. В дорогой меховой шубе и такой же шапке, он ожидал Волкова в конторе завода.
Когда Волков вошёл, Таяма назвал своё имя, вежливо, но с достоинством поклонился, сняв шапку, и сказал:
— Разрешите поговорить с вами по одному важному делу.
Волков предложил сесть.
Таяма говорил долго и внушительно. Он начал издалека, как и в разговоре с Ванюшкой. Говорил об ужасной тесноте и перенаселённости островов Японского архипелага, говорил о нужде, о безработице, о непрекращающейся эпидемии самоубийств, о самоубийствах целых семейств, долго распространялся о «неосвоенных» просторах Дальневосточного края, привёл даже русскую пословицу о собаке, которая лежит на сене: сама не ест и другим не даёт!
— Позвольте внести фактическую поправку, — не утерпел Волков. — Во-первых, «собака» сама начала усиленно есть дальневосточное сено, — вы видите и знаете, как быстро мы развиваем эксплуатацию морских водорослей. Но это лишь первые шаги. Во-вторых, «собака» и другим даёт есть, если только это происходит в рамках законности. Разве между Советским правительством и Японией не заключаются различные договоры о торговле, о рыбной ловле и прочее?
— То, что вы делаете, — капля в море по сравнению с тем, что у вас есть, — возражал Таяма. — Что же касается договоров между правительствами, то это ужасно сложная, громоздкая вещь. Отдельным лицам гораздо проще договориться. К этому, собственно, и сводится цель моего визита… — Волков насторожился. Таяма заметил это и поспешил добавить: — Но не думайте, пожалуйста, что я хочу предложить вам незаконное… что-нибудь вроде… взятки.
— Нельзя ли ближе к делу?
— Одним словом, я предлагаю вам следующее: я буду ловить рыбу и добывать водоросли в тех местах, которые ещё не освоены вами, вашим подводным… — как это? — завхозом. Согласитесь, что убытка от этого вам не будет: и рыба, и водоросли дают ежегодный прирост, превышающий убыль от улова. Если же я скажу, что из моего улова рыбы и добычи водорослей я буду давать вам четверть — натурой или стоимостью, — то ясно, что для вас это явится чистой выгодой, так сказать, расширением производства. Вы превысите план выработки, получите благодарность…
Волков поднялся.
— Вы хотите подкупить меня?
Поднялся и Таяма.
Дверь с треском открылась, и в комнату влетел Ванюшка. А за ним появилась огромная фигура старика, закрывшего выход своим массивным телом.
Желтоватая кожа Таямы потемнела.
— Нас подслушивали? — сказал он, делая возмущённое лицо.
Конобеев подошёл к Таяме вплотную. Пушистая борода Макара Ивановича почти коснулась лица Таямы. Уже тихим, но зловещим, как отдалённый гром, голосом Конобеев спросил:
— Узнаёшь?
Таяма внимательно посмотрел в лицо Макара Ивановича. Кто один раз в жизни видел это характерное лицо, тот не забывал его никогда. Таяма отступил на шаг, не отрывая взгляда. Видно было, что он напрягал всю силу воли, чтобы не показать волнения.
— Да, я узнаю вас, — после паузы, несколько охрипшим голосом ответил Таяма. — Помнится: в бурю моя шхуна столкнулась с вашей лодкой, вы тонули, мои матросы хотели помочь вам, но вы.
— Вррешь! — крикнул Конобеев с такой силой, что даже Ванюшка, привыкший к его голосу, невольно присел. — Врёшь, гадина! Ты утопил меня, как утопил многих наших рыбаков. Но я поднялся со дна моря, чтобы рассчитаться с тобой за себя и за тех. — Страшная волосатая рука протянулась к Таяме, огромные пальцы-клещи сомкнулись на груди японца — и Конобеев одной рукой приподнял сто двадцать пять килограммов таямовских мехов и жира. Таяма взлетел вверх, как пёрышко. А вытянутая рука Макара Ивановича даже не дрогнула.
Конобеев направился к двери. Открыв её пинком ноги, он вынес полузадохнувшегося японца на улицу, донёс до шлюпки и бросил так, что Таяма пролетел три метра, прежде чем попал на руки своих матросов. Вместе с хозяином они повалились на дно шлюпки, зачерпнувшей полным бортом и едва не перевернувшейся.
— Эффектно! — сказал Гузик задумчиво и тотчас перевёл глаза на горизонт, где мерцал сигнальными огнями далеко проходивший пароход.