случай.
– Ронни, он похитил ребенка. И за это ему светил срок. Даже если это была идея Пэт.
– Пэт! До сих пор не верится, почему я ее не заподозрила! – воскликнула Ронда. – Теперь же все встало на свои места, пусть даже таким извращенным образом. Все это… так печально. Просто ужас, как печально.
Питер кивнул.
– Когда я выходила из дома, ко мне пришел Кроули, – сказала Ронда.
– То есть ты знаешь, что они нашли в лесу?
– Когда ты сказал мне про тело под сценой, я подумала, что ты имеешь в виду Эрни.
– Да, они бы никогда не наткнулись на него, если бы не искали ее. Думаю, ее тело будет следующим. Извини, Ронда, что я сразу не сказал тебе по телефону. Хотел, чтобы ты услышала это от меня, а не от какого-то гребаного копа.
Ронда кивнула.
– Все эти годы мы считали, что он просто ушел из дома и теперь живет другой жизнью.
Питер пристально посмотрел на нее, затем кивнул.
– Что еще спрашивал Кроули?
– Хотел знать, что я помню про то лето. Я сказала ему, что от меня будет не слишком много пользы.
Питер несколько мгновений смотрел на нее, затем отвернулся и посмотрел на ведущую к дому подъездную дорожку.
– Как ты думаешь, что произошло? – спросила Ронда. Питер вновь повернулся к ней и вопросительно поднял брови. – Я имею в виду с Дэниэлом. Кроули сказал, что он задолжал людям огромные деньги.
– Ронни, я… – Он вновь на миг отвел глаза, затем пристально посмотрел ей в лицо, как будто искал что-то и не мог найти. – Я не знаю, – произнес он наконец, туша о крыльцо окурок, который затем положил в карман рубашки.
Эти слова, то, как Питер их произнес, напомнили Ронде его обычную мантру «я не помню». С ее помощью он как будто пытался защитить себя, отгородиться от Ронды всякий раз, когда она спрашивала его о прошлом. Например, помнит ли он, как однажды на Пасху Дэниэл нарядился кроликом.
– Расскажи мне про вечер, когда мы сломали сцену, – попросила Ронда, почти как Джо Кроули.
– Ты сама все прекрасно знаешь, – ответил Питер.
– Когда-то я тоже так думала. Но теперь мне кажется, что я чего-то не знаю.
– Тогда расскажи мне, что ты помнишь, – сказал Питер.
– Я пришла на поляну и увидела тебя, Лиззи и Ток. Лиззи плакала. Вы все как будто из-за чего-то ссорились. Ты сказал, что я пришла вовремя и помогу вам сломать сцену.
Питер кивнул.
– Мы были сердитые и печальные и торопились. Лиззи держала в руках молоток, она крушила им доски. У Ток был ломик. Ты распиливал заднюю стену. – Ронда говорила быстро, как будто наизусть. – Потом мы с тобой потянули ее на себя, и она упала на нас. Следующее, что я помню, как ты вытаскиваешь меня из-под нее, как откидываешь прочь доски. На мне сверху была простыня – задник от нашего спектакля, с очертаниями Нетландии, – и я в ней запуталась. Точно помню, я плакала. По лицу стекала кровь, попадала в глаза, и они горели, и я боялась ослепнуть. Ты тоже был в крови, на лбу у тебя зияла рана. Вероятно, ты наткнулся на ржавый гвоздь. Помнишь, нам потом сделали прививку от столбняка? Я думала, что это будет так же, как от бешенства. Что нам будут делать уколы в живот. Когда медсестра сказала нам про уколы, я испугалась и снова расплакалась. А вот из-за швов я не плакала. Это было совсем не больно. А ты… я уверена, что ты не плакал. Нам накладывали швы в одной комнате, только задернули занавеску. Помнишь? Не хотели, чтобы мы смотрели друг на друга. После этого мы несколько дней должны были лежать в постели. Наши родители должны были будить нас каждые несколько часов и проверять, что с нами все в порядке, что мы не в коме, и все такое прочее.
Питер молча смотрел на Ронду. Затем закурил новую сигарету. Ронда протянула руку и убрала с его лба волосы, открывая тонкую белую линию, как будто это могло помочь ей найти ответы на вопросы, как будто ответы эти детским почерком были написаны на его лбу: «Вот так все и произошло».
– Я вам не помешаю? – Лиззи стояла в дверном проеме, глядя на них с верхней ступеньки крыльца.
– Ронда рассказывала мне про тот вечер, когда мы сломали сцену.
Лиззи посмотрела на Ронду, улыбнулась и протянула руку, чтобы поднять подругу с места.
– Пойдем прогуляемся, Ронни.
Ронда встала и вместе с Лиззи спустилась с крыльца. Они зашагали по гравийной дорожке, мимо девочек, те играли на заросшем травой дворе, хоронили в земле солдатика. Сьюзи и Кимми были совсем как они с Лиззи в детстве. Ронда даже поежилась.
– Хочу кое-что тебе рассказать. – Голос Лиззи звучал уверенно и спокойно. Красивый, певучий голос. Таким только петь колыбельные.
Лиззи повела Ронду к лесу, совсем как кролик в ее снах. Она все еще держала Ронду за руку. Затем Лиззи обернулась и посмотрела на подругу, как будто проверяя ее реакцию.
– Хочу рассказать тебе одну историю, только ты меня, пожалуйста, не перебивай. Просто внимательно выслушай, что я тебе скажу. Можешь мне не верить. Пока я прошу тебя только выслушать.
Ронда сглотнула комок и настороженно кивнула. Лиззи крепко сжала ей руку и, громко выдохнув, спросила:
– Ты готова?
Ронда кивнула. Они вместе шагнули в лес.
4 сентября 1993 года
Ронда смотрела в окно. Наконец Питер с пистолетом заполз в палатку. Через пару минут двор пересекла Ток и, подняв полу палатки, залезла к нему.
Ронда отошла от окна и легла в постель рядом с Лиззи. Та лежала к ней спиной. Ронда обняла ее и тоже согнула колени. Вместе они образовали под одеялом гигантский вопросительный знак.
– Помнишь историю, которую наши мамы постоянно рассказывали нам? – спросила Ронда, не уверенная в том, что Лиззи спит. – Как когда-то у нас был свой язык. И кроме нас, его никто не понимал.
Тело Лиззи сначала напряглось, а потом расслабилось. Затем Ронда скорее почувствовала, чем услышала, как Лиззи расплакалась.
– Как бы я хотела, – сказала Ронда, – вспомнить хотя бы несколько слов.
Но она не помнила. Поэтому лишь покрепче прижала Лиззи к себе и принялась укачивать. Вскоре обе уснули.
25 июня 2006 года
– Когда-то давно, – начала Лиззи, – жили-были две маленькие девочки, которые говорили всем, что они сестры. Да они и были как сестры. Они были похожи, одинаково разговаривали и имели странную привычку заканчивать друг за дружку мысли и предложения. И очень любили друг друга.
Пока что история напоминала начало волшебной сказки, что-то в духе Гензеля и Гретель. Два невинных ребенка, обреченных почти с самого рождения.
Тропинка, что вела от дома Ток и Питера, пролегала через лес, который за несколько лет до того, как те купили здесь участок, вырубили на древесину. Но теперь природа снова брала свое: молодые березки, черемуха и тополя росли между старыми кленами, которые лесорубы пощадили во время лесозаготовок.
Тропа привела подруг к ручью, служившему границей участка. Рядом с водой было намного прохладнее. Берега ручья густо поросли папоротником. Вокруг росли березы и сассафрас, чьи забавные лапчатые листья напоминали Ронде перчатки. Помнится, в детстве они отрывали веточки сассафраса и жевали их, притворяясь, будто это сигареты со вкусом рутбира[9].
Лиззи легла на живот среди папоротников. Ронда последовала ее примеру, глядя на тихо журчащий ручей; его вода была прозрачной, как увеличительное стекло. Рядом с берегом сновали водомерки. С ближайшего камня спрыгнула зеленая лягушка и исчезла под водой. Ронде тотчас пришли на ум препарированные ею лягушки. Рисунок в ее гостиной. Затем она подумала о метаморфозе. Об изменении. Интересно, задумалась Ронда, помнит ли лягушка свое бытие в облике головастика?
– Дело в том, – между тем продолжала Лиззи, – что у одной из сестер был ужасный секрет. Что-то такое, в чем она боялась признаться другой сестре. Ронни, ты меня слушаешь? Потому что сейчас начнется самое важное.
Ронда кивнула и посмотрела в лицо Лиззи. Ей впервые бросились в глаза крошечные морщинки вокруг глаз и губ. Доверяет ли лягушка своим воспоминаниям? Или они ей безразличны? Интересно, задумалась Ронда, а как же лягушки, которых поцелуем превратили в принцесс? Что они помнят? И что знают?
Внезапно ее охватила паника. Нет, не надо Лиззи рассказывать эту историю, о чем бы та ни была. Несколько недель ушли на поиски правды, и вот теперь, когда та почти открылась ей, Ронде захотелось обратно.
Увы, было слишком поздно.
Когда Лиззи заговорила снова, она была сама откровенность, никаких сказочных околичностей и недомолвок.
– Когда мне исполнилось десять лет, мой отец начал приходить по ночам ко мне в комнату. Говорил, что хочет поправить на мне одеяло. Возможно, все началось еще раньше. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что он всегда приходил ко мне в ванную. Мыл меня, вытирал мне попу. Но только когда мне исполнилось десять лет, он стал приходить ко мне в спальню. Он не только трогал меня, но и просил меня трогать его.
Ронда прикусила губу. Только не Дэниэл, хотела крикнуть она, но это было бы против правил. К тому же разве она не знала, что это правда? Она чувствовала это нутром, покалыванием шрама на лбу. Это знание было с ней всегда, словно спящий тигр, темный секрет на задворках сознания.
– Он называл меня своей особенной девочкой, – продолжала Лиззи. – Своей звездой. Говорил, что между нами есть тайная связь, нечто такое, к чему другие не должны прикасаться. Он взял с меня обещание никому ничего не рассказывать, потому что, если я расскажу, эта связь порвется, и он очень рассердится. Да и в любом случае мне никто не поверит. Никто не поверит, что я такая счастливая девочка. Все скажут, будто я все выдумала.
Ронда посмотрела в воду. Песок на дне ручья сверкал и переливался в лучах солнца. Ей вспомнилось, как однажды она, Питер и Лиззи пытались мыть в старом алюминиевом противне золото в одном из впадавших в озеро ручейков. Лиззи тогда подумала, что найденная ими слюда – это настоящее серебро. Она сохранила ее в коробочке, заявив, что когда вырастет большая, то сделает из нее зеркало.