Костас кивнул, обдумывая эти слова:
– Как по-твоему, здесь могут быть другие захоронения?
– Не исключено. Иногда мы ищем неделями, и безрезультатно. И это обескураживает. Некоторые информаторы путаются в деталях, другие намеренно пускают нас по ложному следу. Ты ищешь тела жертв, а находишь кости времен Средневековья, Римской империи или Древней Греции. Или вообще доисторические останки. Ты знал, что на Кипре водились карликовые бегемоты? Карликовые слоны? А потом, когда тебе кажется, что зашел в тупик, ты вдруг находишь массовое захоронение.
Костас огляделся по сторонам, чтобы получше рассмотреть пейзаж: позолоченную солнцем траву, конусообразные кроны величественных сосен. Напряженно всматриваясь в даль, он словно пытался вобрать в себя все, от чего был так долго оторван.
– А пропавшие без вести, которых вы обнаружили, были греками или турками? – осторожно спросил Костас.
– Они были островитянами. – В голосе Дефне прозвучали резкие нотки. – Такими же островитянами, как мы с тобой.
Слышавший их разговор Дэвид решил внести свою лепту:
– В том-то и дело, мой друг. Ничего нельзя сказать точно, пока не получен отчет из лаборатории, куда отправляют кости. Как ты по черепу определишь, кому он принадлежит: мусульманину или христианину? И ради чего все это кровопролитие? Глупые, глупые войны.
– Тем не менее у нас не так много времени, – срывающимся голосом произнесла Дефне. – Старшее поколение умирает и уносит секреты с собой в могилу. Если мы не будем вести раскопки сейчас, лет через десять не останется никого, кто рассказал бы нам о том, где искать пропавших без вести. Право слово, это работа наперегонки со временем.
Из дальних кустов послышалась звенящая песня цикад. Некоторые виды цикад способны издавать сверхвысокочастотные звуки, что, вероятно, сейчас они и делали. Ведь природа никогда не молчит, рассказывая самые разные вещи, но возможности человеческого слуха слишком ограниченны, чтобы уловить ее разговор.
– Значит, вы двое – старые друзья, а? – спросил Дэвид. – Вы что, ходили в одну школу или как?
– Типа того, – ответила Дефне, выпятив подбородок. – Мы жили по соседству, однако уже много лет не виделись.
– Что ж, рад, что помог вам снова встретиться, – сказал Дэвид. – Сегодня вечером мы непременно должны пообедать втроем. Такое событие грех не отпраздновать.
Воздух вдруг наполнился восхитительным ароматом. Кто-то варил кофе. Члены команды, устроив себе перерыв под деревьями, перебрасывались едва слышными репликами.
Примостившись на камне, Дэвид достал серебряный портсигар и начал скручивать сигарету. Закончив, он предложил сигаретку Дефне. Она молча, с улыбкой взяла самокрутку и, затянувшись, вернула ее Дэвиду. Так они и курили вдвоем, по очереди затягиваясь и передавая сигарету другому. Костас отвернулся.
– Кофе?
Высокая, гибкая гречанка разносила бумажные стаканчики с кофе. Костас, поблагодарив, взял стаканчик. Затем подошел к одиноко стоявшему терпентинному дереву и уселся в его тени. Панагиота пекла хлеб из плодов этого дерева, а смолу использовала в качестве консерванта для ликера из плодов рожкового дерева. На Костаса вдруг нахлынула глубокая печаль. Он сделал для матери все, что было в его силах, когда они с Андреасом переехали к нему в Англию после разделения острова, но было уже поздно. Рак от вторичного воздействия асбеста дал метастазы. Панагиоту похоронили на кладбище в Лондоне, вдали от всего, что она знала и любила. Костас замер, вдыхая запах табака и кофе, качаясь на волнах воспоминаний.
Солнце над головой светило на полную мощь. Костасу казалось, что ветви деревьев хрустят от жары, точно артритные руки. Он посмотрел на Дефне, которая вернулась к работе. Черты ее лица вновь стали строгими, когда она принялась сосредоточенно заносить в тетрадь сегодняшние находки.
Человеческие останки… Но что конкретно мы имеем под этим в виду? Немного костей и мягких тканей? Одежду и аксессуары? Что-то, что можно положить в гроб? Или, наоборот, нечто нематериальное: слова, которые мы посылаем в эфир; мечты, которые мы держим при себе; биения сердца, которые мы передаем своим любимым; пустоту, которую мы пытаемся заполнить и не способны адекватно описать? Когда все сказано и сделано, что именно остается от прожитой жизни, от человеческого бытия… и возможно ли это действительно эксгумировать?
Солнце уже клонилось к закату, когда члены Комитета по пропавшим без вести убрали инструменты. Облака на горизонте погрузились в раскаленный янтарь.
Поисковики сложили все, до мельчайших обломков костей, в пластиковые пакеты, пронумеровали их и, тщательно запечатав, поместили в коробки с этикетками. На каждой коробке написали дату и место раскопа, информацию о конкретной поисковой группе. Таким образом, вся информация была зарегистрирована и архивирована.
Разбившись на более мелкие группы, команда поисковиков устало побрела вниз с горы. Костас шел рядом с Дефне, позади всех. Неловкое молчание давило на них все сильнее.
– Ну а семьи… – наконец произнес Костас. – Как они реагируют на сообщения о том, что по прошествии стольких лет удалось найти тела их пропавших родственников?
– В основном с благодарностью. Мы тут познакомились с одной старой гречанкой, которая в юности, очевидно, была прекрасной швеей. Когда мы сообщили ей, что нашли кости ее мужа, она рыдала навзрыд. Но буквально на следующий день явилась в лабораторию в розовом платье с оборками, в серебряных туфлях и с серебряной сумочкой. На губах ярко-красная губная помада. Никогда не забуду. Эта женщина, десятилетиями носившая исключительно черные одежды, пришла за останками своего супруга в розовом платье. Сказала, что наконец-то может с ним поговорить. И что снова чувствует себя восемнадцатилетней девушкой, когда еще только-только начала встречаться с будущим мужем. Нет, ты можешь поверить? Мы отдали ей лишь несколько костей, а она обрадовалась так, будто получила в подарок целый мир.
Дефне достала сигарету, прикурила, закрыв пламя ладонями, выпустила колечко дыма и спросила:
– Сигаретку хочешь? – (Костас покачал головой.) – А однажды было душераздирающее совпадение. Вели раскопки недалеко от дороги на полуострове Карпас. Площадь поисков слишком большая, поэтому нам пришлось нанять бульдозериста. Парень начинает копать и находит тело. Приходит вечером домой и рассказывает бабушке, какая одежда была на трупе. «Это мой Али», – говорит старуха и начинает рыдать. Оказывается, в пятидесятых годах прошлого века ее муж, Али Зомбра, вел караван верблюдов, и на обратном пути из Фамагусты его убили и зарыли возле дороги. А люди все это время проходили мимо и ничего не знали.
В эту минуту шедший впереди Дэвид обернулся и крикнул:
– Эй, Костас! Не забудь, мы сегодня обедаем вместе! В лучшей в городе таверне!
При этих словах Костас вздрогнул, невольно напрягшись.
– Это не та таверна, о которой ты думаешь, – заметив реакцию Костаса, сказала Дефне. – Той уже давным-давно нет. «Счастливая смоковница» лежит в руинах.
– Мне хотелось бы туда сходить. – Сердце Костаса болезненно сжалось. – Хочу увидеть фиговое дерево.
– Боюсь, там уже не на что смотреть. Впрочем, дерево, должно быть, никуда не делось. Я уже тысячу лет там не была.
– Я много раз пытался связаться с владельцами таверны из Англии. Мне удалось выйти на родственников Йоргоса. Они сказали, он умер. Но не стали делиться подробностями. Похоже, им показалось, что я задаю слишком много вопросов. А с Юсуфом или с его семьей я так и не смог связаться. Ходили слухи, будто он покинул Кипр и уехал в Америку, но мне в это слабо верится.
– Ты разве не знаешь? – Дефне крепко зажмурилась. – Юсуф с Йоргосом исчезли летом семьдесят четвертого. Через несколько недель после твоего отъезда. Теперь они среди тех тысяч пропавших без вести, останки которых мы ищем.
Костас замедлил шаг, в горле встал ком.
– Я… я не…
– Все нормально. Ты слишком долго отсутствовал.
Голос Дефне был лишен эмоций – ни гнева, ни горечи, ни обиды. Ее голос был твердым как сталь и таким же холодным.
В сердце Костаса тлело отчаяние. Он пытался что-то сказать, но слова потеряли смысл. Дефне даже не дала ему шанса. Ускорив шаг, она догнала шедшего впереди Дэвида.
Костас плелся сзади, глядя, как эти двое, взявшись за руки, дружно шагают нога в ногу. Возле уличного фонаря на углу Дэвид обернулся и помахал Костасу на прощание:
– Мы будем в таверне «Странствующий Хайям». Поспрашивай у прохожих и легко найдешь. Только не опаздывай! Видит Бог, нам всем не помешает хорошенько выпить после сегодняшнего дня!
Фиговое дерево
Дерево – это хранитель памяти. Сухожилия истории переплетаются под нашими корнями, прячутся в наших стволах: отголоски войн, которые никому не дано выиграть, кости пропавших без вести.
Вода, которую всасывают наши ветви, – это кровь земли, слезы жертв, типографская краска правды, требующей признания. Люди, особенно победители, создающие с пером в руках анналы истории, склонны скорее вычеркивать, нежели документировать. И нам, растениям, приходится собирать все несказанное и нежелательное. Подобно кошке, которая сворачивается клубком на своей любимой подушке, дерево обвивается корнями вокруг остатков правды.
Когда влюбленный в Кипр Лоренс Даррелл решил посадить в саду за домом кипарисы и воткнул в землю лопату, то обнаружил скелеты. Откуда ему было знать, что это в порядке вещей! Если где-нибудь на земле происходили или происходят гражданские войны либо межнациональные конфликты, то за ключами к разгадке следует обращаться к деревьям, ведь мы единственные, кто ведет молчаливый разговор с человеческими останками.
Бабочки и кости
Кипр, начало 2000-х годов
Таверна «Странствующий Хайям» оказалась самым обычным заведением без особых затей, с выложенными кафельной плиткой столешницами, пасторальными картинами маслом на стенах и большим выбором рыбы во льду. Костас пришел около семи тридцати, посмотрел на часы, не зная, рано он или поздно, так как ему не сказали, в какое время встретиться с остальными.