— Тс-с-с! — Сара прикладывает к губам палец, выглядя настолько абсурдно, что Джемма прыскает со смеху.
— Черт, я тебя обожаю.
— Вот, то что надо, — отвечает на это Сара. — Теперь давай за дело!
Он могуществен. Действительно могуществен. Просто запомни это. Многие женщины получили «Оскар» благодаря ему. А раз так, то какая разница, что ему минимум шестьдесят и что он не может подняться на ноги без пердежа?
В доме толпа. С тех пор как она пошла в туалет, прибыли еще гости, и в веренице комнат не протолкнуться. За всеми этими «Армани» она нигде его не видит. А когда протискивается мимо троицы коренастых мужчин, рычащих друг на друга на русском, ее хватают за задницу и сдавливают так сильно, что ей на миг кажется, будто та сейчас лопнет.
Ай!
Джемма в гневе разворачивается. Но тут же вспоминает, где оказалась и что собой представляет. Теперь это твоя жизнь, девочка. Ты — просто тело. Привыкай.
В третьей по счету гостиной Джулия и Татьяна ведут беседу с огромным мужчиной гораздо старше них. На их губах застыли неизменные улыбки, но теперь Джемма сразу замечает, что они осматривают зал. «Надзирают... — думает она. — Сегодня нас здесь примерно дюжина. Мы прибывали небольшими партиями, но теперь я понимаю, кто тут кто. Мы с Сарой, Мелани и та девочка из Сингапура, Вей-Чень. И три девочки, которых я как-то видела в агентстве, хотя меня они, наверное, не заметили. Плюс та женщина, похожая на бесплотное привидение, которая в первый вечер была в „Иссиме“».
Татьяна поворачивается и смотрит на нее. Огромный мужчина оглядывает ее с головы до ног и хмурится. Что-то говорит Татьяне, которая согласно кивает. Джулия хоть и молчит, но внимательно слушает, поджав губы. «Меня обсуждают, — думает Джемма. — Недовольны своей инвестицией». Потом к ним подходит еще один мужчина, и на их лицах вновь загораются улыбки, словно кто-то включил фары. Татьяна с Джулией целуют его, не касаясь кожи, а лицо здорового мужика сминается морщинами, и он пожимает пришедшему руку так, словно пытается выдавить из нее воду. Джемма отправляется дальше на поиски Мориса Айндорффа.
Он сидит на антикварном диване с высокой спинкой, обитом золотистой парчой, широко разведя в стороны ноги, чтобы между ними поместился живот, и оживленно разговаривает с какой-то женщиной, которая положила руку ему на колено. Джемма секунду колеблется. «Может, я опоздала? — думает она. — Может, это конец? Я все профукала? Завтра они вышвырнут меня вон, и мне не останется ничего другого, кроме как поступить в колледж для лузеров на Уондсворт-роуд, а по выходным подрабатывать в ресторане».
Но женщина откидывает копну шелковистых волос, Джемма видит, что ей лет сорок, а то и больше, а Морис смотрит на нее так же, как Наз на свою мать, — и в этот момент понимает, что у нее все будет в порядке.
Она подходит к дивану, берет его за руку и уводит. Мимо медведя, вверх по широкой мраморной лестнице.
Когда она уходит, он лежит на кровати, как выброшенный на берег перекормленный морж. Сара ждет у подножия лестницы и сует ей в руку бокал чуть теплого шампанского.
— Рот прополоскать.
Джемма берет бокал, выпивает залпом, кривится, потому что не любит шампанское.
— Все хорошо?
— Конечно, — отвечает Джемма, но обсуждать ей это совсем не хочется и она решает отшутиться. Пародируя акцент кокни, комментирует: — Он настоящий джентльмен, кроме шуток.
Нынешней ночью она усвоила две истины. Во-первых, член — он и есть член, а когда его обладатель лежит на спине, то брюхо становится гораздо меньше. А во-вторых, закрыв глаза, можно сделать очень и очень многое.
— Слушай, а это же русский дом, да? — спрашивает она.
Сара кивает.
— Тогда здесь наверняка есть чертова водка.
К ним, вся сияя, подходит Джулия.
— Я слышала, ты осчастливила нашего Мориса, — произносит она, — можешь считать, что один фанат у тебя здесь уже есть.
— Сплошное удовольствие и никакой рутины, — отвечает Джемма.
В ней уже три шота водки, да и таблетка экстази оказалась на удивление сильной.
— Тогда могу сказать, что тебя ждет блестящее будущее, — продолжает Джулия.
— В школе мне говорили другое, — усмехается Джемма.
Джулия тоже смеется, дружески похлопывает ее по плечу и добавляет:
— Ой, эти школы. Там учат не всему.
— А еще водка есть? — спрашивает Джемма.
— Может, тебе лучше немного притормозить? — отвечает Джулия.
— Ну ладно. — Она ждет, пока Джулия уйдет, и берет еще шот. * * *
В два часа ночи, спотыкаясь на каблуках, Джемма врезается в медведя.
— Упс! — Она дружелюбно гладит его по груди, затем обнимает, закатывается хохотом и орет: — Ах, Морис, ты меня спас!
Рядом с ней вновь появляется Джулия и один из крепышей в серых костюмах, которых расставили по всему дому следить за порядком. Поддерживая с обеих сторон, они выводят ее в вестибюль и усаживают в кресло.
— Джемме, надо полагать, пора вызвать такси, — говорит Джулия.
— У меня нет наличных, — бормочет она.
— Не страшно, — отвечает наставница, — я за тебя заплачу.
Поездку она совершенно не помнит. Лишь без конца мелькающие за окном огни и все больше подкатывающая к горлу тошнота.
— Надеюсь, ты не заблюешь мне салон, — произносит водитель, — иначе тебе придется выложить сверху еще две сотни за чистку.
Ее заработок за ночь.
— Не-не, командир, все будет окей, — отвечает она, — я сдержусь.
— Если что, дай мне знать, чтобы я притормозил, — отвечает он.
Но Джемма засыпает и открывает глаза, только когда он ее будит.
— Где я? — Она чувствует себя пьяной и сонной. Потому что так и есть.
— Конец Торнбери-роуд, — отвечает он, — ты велела высадить тебя здесь.
Она выглядывает в окошко. А когда усилием воли все же фокусирует взгляд, видит, что машина и правда стоит на ее улице. Туфли валяются в салоне машины. Она наклоняется их поднять, но никак не может нащупать. Наконец водитель сам их хватает и всовывает ей в руки. После чего помогает выйти из машины и ждет, пока она, прислонившись к дверце и пытаясь сохранять равновесие, их наденет.
— Домой-то хоть доберешься? — спрашивает он.
— Конеш, — отвечает она. — Тут рядом.
Когда машина уезжает, Джемма делает два шага вперед, три в сторону и просыпается, замерзшая и немного занемевшая, у ограды дома номер семнадцать.
— Твою мать, — говорит она. — Хрень собачья.
Но туфли все еще на ней, уже неплохо.
После сна она чувствует себя немного лучше. За каких-то пять минут она проходит полтора десятка домов, кое-как отпирает замок своего собственного и на цыпочках переступает порог. Внутри царят тишина и мрак. Она уже решает, что вышла сухой из воды, но, толкнув дверь своей комнаты, видит, что в ее кровати, чуть похрапывая и уронив на ковер телефон, спит мать.
38
У Сары косметики целый ворох. И не какая-то дешевка, а «Шисейдо», «МАК», «Урбан Дикей», «Шанель», «Диор». Не поделки никому не известных брендов, которые Джемма покупает в супермаркете.
— Ты даже не представляешь, насколько они лучше, — говорит ее подруга, брызгаясь парфюмом от Тьерри Мюглера. — Нет, я серьезно. Тебе непременно надо выбросить все это дерьмо и купить что-нибудь получше.
Джемме не хочется это делать. Забавно, что человек берет с собой, когда убегает в спешке. Вся ее жизнь и вещи, которые ей дороже всего, в одном-единственном чемодане. Она не без удивления смотрит на то, что покидала в него за десять минут сборов, когда мать ушла на работу.
Вещи, которые она забыла: трусы, зубная щетка, удобная домашняя одежда, в которой остальные девочки расхаживают в свободное от работы время (здесь тебе не рай, где женщины разгуливают в коротеньком сексуальном бельишке, о котором так грезят мужики).
Вещи, которые она оставила сознательно: семейные фотографии, айфон (купит себе предоплаченный мобильник при первой возможности), ключи от дома.
Глядя на косметику Сары, Джемма гадает, как же ей удастся наверстать. Большей частью все это стоит минимум двадцать фунтов за штуку. В ее собственной коллекции косметика такого уровня — либо подарок на день рождения, либо то, что осело в карманах во время прогулок по универмагам.
— Это довольно затратно… — с сомнением говорит она.
— Да на что еще тратить! — отвечает на это Сара.
Да, но. У нее в кошельке только двести фунтов, заработанные на той вечеринке, — теперь не такая уж и большая сумма, если учесть, каким образом их ей пришлось заработать. Джулия обещала завести ей банковский счет, но когда он у нее появится, то пустой.
— Мне придется ходить на вечеринки куда чаще, — говорит она.
Сара смеется.
— Не думаю, что это будет проблемой. А, и теперь, когда ты прекратила по-дурацки жеманиться, сразу заметишь, как вырастут гонорары. Реально.
— В самом деле? — Сердце в груди Джеммы пропускает удар.
— О да, — отвечает Сара, — даже с учетом вычетов я за вечеринку легко срубаю штуку.
— Вычетов?
— Ну да. Процент агентства, налоги, социальная страховка и все такое прочее.
— Налоги и...
— Да не парься ты, — говорит Сара. — Они сами за всем этим следят за тебя. Если у тебя нет проблем с налогами и вовремя оплачена страховка, никто и никогда не задает вопросов о том, чем ты занимаешься.
Налоги и социальная страховка. Все такое взрослое. Да она индивидуальный номер получила всего пару месяцев назад.
Сара снимает легинсы из мериносовой шерсти и натягивает маленькие черные трусики. Там, где ремешок соединяется с полоской ткани между ягодиц, пришит небольшой розовый помпон — из кроличьего меха, что хорошо, потому как под платьем он совершенно незаметен, но стоит раздеться, как хвостик тут же принимает форму обратно. Сегодня она собирается на ужин. Городские банкиры развлекают своих чикагских партнеров. Джемму на мероприятия такого рода допустят, только когда она сдаст тест на умение вести себя за столом и ее признают достаточно элегантной.
— Как только все наладится, то ты так повеселишься! — восклицает Сара. — Ты сможешь купить себе буквально все, что захочешь. Когда займешься чем-то больше вечеринок. Они, конечно, хороши с точки зрения практики, но в действительности это скорее кастинг. Настоящие бабки платят те, кто зовет тебя поразвлечься на выходные. Такие недели — это что-то нереальное. Боги! Знаешь, есть арабы, для которых пятьдесят кусков — это так, на сдачу. Через год я смогу купить за наличные квартиру.