– Доброе утро, – улыбается он, обернувшись. – Выспались?
Энни готова провалиться со стыда. Заправив волосы за уши, она пялится на свои босые ноги.
– Э-э… Да. Обычно я так долго не сплю. Извините. Я…
– Со мной всегда так бывает после перелета. Либо просыпаюсь среди ночи, либо до обеда хожу как зомби.
Энни улыбается. И как он всегда подыскивает именно те слова, которые нужны в данный момент?
– Теперь вы можете спокойно идти на работу. Мы тут вдвоем со всем справимся.
Олив подбегает к отцу и обхватывает его колени:
– Возьми меня с собой, пожалуйста, папочка! Не хочу с ней оставаться!
Том высвобождается и садится перед Олив на корточки:
– Милая, когда ты так говоришь, Энни обидно.
Он бросает взгляд в сторону и улыбается, как бы извиняясь.
– Ну и что! Она не моя мама!
У Энни щемит сердце.
– Знаю, – говорит она. – И поэтому тебе грустно. Я понимаю, что ты чувствуешь. – Энни скрещивает пальцы за спиной, как делают, когда собираются соврать. Чтобы помочь Олив пережить потерю мамы, ей придется говорить о Кристен как о мертвой. – У меня тоже умер близкий человек. Сестра.
Том поворачивается и смотрит ей в глаза:
– Энни, я вам так сочувствую!
Олив упрямо складывает ручки на груди, как будто не желает ничего слышать.
– Да, это так, – говорит Энни и мысленно прибавляет: «Кристен, прости!»
Том встает:
– Я пойду, а вы поговорите. На столешнице карта, где я отметил места, которые вам, наверное, будет интересно посмотреть. Там же лежит кредитка. Если найдется время, вы могли бы зайти на рынок. Олив знает дорогу.
– Не оставляй меня с ней! – кричит девочка.
– Хватит, Олив. С Энни тебе будет весело.
– Не будет! – она плюхается на пол, разражаясь театральными рыданиями без слез.
Том открывает дверь:
– Мой номер вы знаете. Если что, звоните. Удачи.
Он целует Олив в макушку, кивает Энни и выходит.
– Вот дерьмо! – бормочет она себе под нос.
– Я все слышу! – говорит девочка и бежит в свою комнату.
Энни стучится в закрытую дверь:
– Солнышко…
– Уходи!
К счастью, замков на внутренних дверях нет. Энни входит в комнату и садится на пол рядом со своей подопечной:
– Хочешь секрет?
Олив, даже не взглянув на няню, продолжает играть волосами веснушчатой куклы.
– Моя сестра попала в аварию, как и твоя мама, – продолжает Энни и снова скрещивает пальцы, надеясь, что ее ложь окажется во благо. – Я понимаю, как ты себя чувствуешь: ты злишься, тебе грустно и одиноко.
Олив перестает играть:
– Ее машина разбилась?
– Нет. Поезд.
К глазам Энни подкатывают слезы, но ей удается, не расплакавшись, в самых общих чертах рассказать о катастрофе.
Олив впервые за все это время поднимает глаза:
– Твоей сестре было больно?
Энни слабо улыбается:
– Нет, нисколечко. Она ничего не почувствовала, как и твоя мама. Просто заснула и не проснулась.
– Ее забрали на небо?
Видимо, Том хочет, чтобы девочка в это верила.
– Да, Крисси сейчас среди ангелов. Вместе с нашей бабушкой.
Несколько секунд Олив размышляет, потом ее личико проясняется:
– А они там дружат? Твоя сестра и моя мама?
Энни гладит девочку по щеке:
– Конечно. Я уверена. И они очень рады, что мы теперь тоже подруги.
– А вот и нет! Мы не подруги! И они не дружат!
«Опять спряталась в свой панцирь, – думает Энни. – Придется запастись терпением».
Глава 22. Эрика
Впонедельник просыпаюсь оглушенная. На часах 7:43. Даже не помню, когда я в последний раз спала дольше шести. Накануне вечером я запаниковала, обнаружив, что у меня закончились таблетки. В ответ на мой вопрос, нет ли у нее снотворного, Кейт так вытаращила глаза, будто я попросила у нее цианистого калия.
– Рик, может быть, уже хватит пытаться заглушить боль? – произнесла она, подавая мне чашку дымящегося какао.
Глядя в зеленые глаза сестры, я думаю: она, вероятно, знает, о чем говорит. Кейт два года была замужем за Робертом Пирсоном, успешным чикагским ресторатором. Когда он решил, что ему пора стать отцом, она запрыгала от радости. Бросила пить противозачаточные, записалась к гинекологу. А через пять дней отменила запись: той «деткой», которая была нужна Робу, оказалась Стефани Бриггс – жизнерадостная двадцатилетняя барменша из его ресторана «У Леопольда». Через шесть месяцев у них родился малыш, назвали Робби. Кейт если и страдала, то виду не показывала. Развод прошел тихо. Она даже подарила Стефани и Робу красивую лошадку-качалку для мальчика.
Отказавшись от должности управляющей «Вудмонта» (самого преуспевающего из ресторанов бывшего мужа), восемь лет назад Кейт вернулась на остров. С тех пор у нее было еще два неудачных романа, а позапрошлым летом она встретила Макса Олсена. Делает вид, что у нее все хорошо, но я не очень-то верю.
Взяв кофе и подогрев в микроволновке булочку с корицей, иду в гостиную. За окном по-прежнему тепло. Видно, как из земли пробиваются ростки крокусов. Рядом со мной сворачивается в клубок кошка Люси. Почесывая ее за ушком, включаю ноутбук и ахаю: новое письмо от «чуда». Тема та же – «Пропавшая дочь». Дрожащим пальцем открываю сообщение: «Иногда жизнь требует, чтобы мы изо всех сил удерживали то, чем дорожим. Но чаще нам приходится отпускать любимых».
Записку с такими словами мама положила мне в портфель в тот день, когда ветеринар усыпил нашего кокер-спаниеля Джози. А я написала это в книжечке Энни после того, как она перешла в новую школу на Манхэттене, расставшись со старыми бруклинскими друзьями.
Бегом вернувшись в спальню, хватаю альбомчик с цитатами из прикроватной тумбочки и начинаю шелестеть страницами. Вот он, этот афоризм. Рядом приписано: «Отпускать? Это не про маму! У нее такая хватка, что костяшки пальцев белеют». Мое сердце пронзает боль. Да, я не могу отпустить дочь. Без нее я просто рухну.
«Кристен, милая, это ты?» – произношу я вслух и печатаю ответ на письмо: «Дорогая, возвращайся! Я так тебя люблю! Я постараюсь ослабить хватку. Обещаю».
За окном слышится какой-то шум. Оборачиваюсь: вдруг это Кристен бежит по тропинке, чтобы сказать мне, что она жива, что все это было шуткой? Но нет. Просто надломилась дубовая ветка.
Со стоном вцепляюсь себе в волосы. Брайан, Кейт, отец, детектив Бауэр – все, кроме Энни и меня, считают Кристен мертвой. Вдруг они правы? Вдруг Энни и есть это самое «чудо», как говорили мне сестра и бывший муж? Отправляю ответ и пересылаю письмо сыщику, вопреки всему надеясь, что он сможет установить место отправки.
Мое появление в кафе, где работает Кейт, сопровождается звоном старомодного колокольчика над дверью. Время завтрака уже позади, посетители разошлись. Только мистер Нэш, директор почтового отделения, разгадывает кроссворд за столиком. Пройдя по дощатому полу через весь зал, сажусь за барную стойку. На кирпичной стене висит доска, на которой мелом написаны названия коктейлей и цены – в несколько раз меньшие, чем на Манхэттене.
– Кейт? – зову я.
Сестра выходит из кухни, вытирая руки о фартук. Ее лицо перепачкано корицей.
– Только что поставила в духовку партию булочек. Найдется время выпить кофейку? – Смеясь, она прибавляет: – Конечно, время у тебя теперь есть.
Я должна бы сказать, что мне жаль, что ты не можешь уехать, но мне не жаль.
Я сразу перехожу к делу:
– У меня к тебе просьба. Свяжись, пожалуйста, с Энни и скажи ей, чтобы позвонила мне. Срочно.
Кейт пятится:
– Нет, я же говорила тебе, что не буду этого делать. Она должна почувствовать себя самостоятельной, получить новые впечатления. Отпусти ее.
– Отпустить? – хмурюсь я. – Мамин блокнот с цитатами по-прежнему у тебя, верно? Значит, эти письма присылаешь мне ты?
– Письма? Их уже несколько?
– Сегодня утром пришло новое: «Иногда жизнь требует, чтобы мы изо всех сил удерживали то, чем дорожим. Но чаще нам приходится отпускать любимых».
Кейт протягивает мне чашку кофе:
– Хороший совет. Энни выразила ту самую мысль, которую пытаюсь высказать я. Рик, освободи себя от сомнений, освободи себя от боли. Перестань искать Кристен и сосредоточься на Энни. Ты же знаешь, что ты по-прежнему мать.
– Как я могу сосредоточиться на Энни, если она не хочет со мной разговаривать?
– Сделай так, как она тебе советует: проанализируй свое прошлое и отпусти его.
– Но я должна с ней поговорить! Хотя бы раз.
Я услышу ее голос, удостоверюсь в том, что с ней все хорошо и что эти письма действительно шлет мне она. И тогда дам ей полную свободу.
– Ты по-прежнему думаешь, что сообщения могут быть от Кристен?
Я отворачиваюсь.
– Ладно, – говорит Кейт, берясь за телефон. – Но я напомню ей, чтобы держалась в рамках. А то вы плохо друг на друга влияете.
Я облегченно вздыхаю:
– Спасибо.
Мы с Кейт располагаемся за маленьким столиком у окна. Она придвигает еще один стул и кладет на него ноги, как будто сидит дома перед телевизором.
– Я думала, мы сегодня поужинаем у папы.
Меня начинает мутить.
– С папой я уже виделась, – говорю я, глядя в свою чашку. – Зашла к нему вчера. Не захотелось тебе рассказывать. – Прикрываю рукой дрожащий подбородок. – Отец меня ненавидит. Думаю, ты и сама замечаешь. Он даже не смотрит на меня.
– Потому что твои глаза всегда выражают разочарование.
Как и глаза Энни.
– Перестань его оправдывать. Я была готова остаться здесь, чтобы помогать растить тебя. Но у него к тому времени появилась Шила, и он сказал мне буквально следующее: «Убирайся отсюда к черту, пока я не дал тебе пинка под зад!» Да-да, Кейт, именно так!
Отворачиваюсь и так сильно прикусываю губу, что чувствую вкус крови. Нет, черт возьми, плакать я не буду! Кейт накрывает мою руку своей. Я встречаю ее взгляд: мягкий, полный любви. Она слабо улыбается:
– В день вашей ссоры с Энни ты сказала ей примерно то же самое, хотя и в другой формулировке.