Кейт зажимает мой рот ладонью, и на ее ресницах повисают слезинки:
– Не уезжай!
– Поехали со мной в Нью-Йорк! – Я хватаю сестру за руки. – Будем жить вместе: ты, я и Энни. Устроишься в лучший ресторан, зарабатывать станешь в четыре раза больше… – Слышу в собственном голосе ноты дикой тоски, но остановиться не могу. – А хочешь, я куплю тебе кофейню? Ты же всегда хотела кофей…
– Не могу, Рик. – Кейт улыбается и смотрит на меня с нежностью. – Мне здесь нравится, а для жизни в большом городе я не создана. – Она тихонько тычет меня кулаком в плечо. – Но я пойду с тобой на пристань и буду петь песню из «Титаника», пока вы отчаливаете.
– Супер. – Я сглатываю здоровенный ком в горле. Глупо было надеяться, что сестра захочет поехать со мной. – А через несколько недель вы с Максом отправляетесь отдыхать, верно?
Кейт кивает, глаза у нее горят:
– Думаю, Рик, он может сделать мне предложение.
Сжимаю руку сестры и молча молюсь о том, чтобы ей снова не разбили сердце.
– Мы будем жить здесь, на Макино, – продолжает она.
Представляю себе, какая жизнь ее ждет: год за годом она будет вкалывать в своем кафе, а перспектив никаких…
– Ох, Кейти, – вздыхаю я, качая головой. – Не понимаю, почему ты так держишься за остров, который никогда не позволит тебе раскрыть все твои способности.
Она улыбается:
– Забавно. То же самое я хотела спросить у тебя.
На лодочной пристани собралась небольшая толпа. Еще издалека я слышу возбужденный гвалт. Жители острова собрались, чтобы стать свидетелями будоражащей сцены: кап Францель пытается переправить дочь на материк.
Мне в нос ударяет знакомый запах дизельного топлива. Пробравшись сквозь толпу, вижу в конце пирса старый рыболовный катер: он кашляет и плюется дымом. У руля стоит отец. На нем шерстяная шапка и столетний водоотталкивающий костюм: желтая штормовка, штаны на лямках, резиновые сапоги. Он кивает мне и протягивает ладонь. Я в нерешительности. Сердце колотится. Мне не хочется уезжать. Это опасно.
– Ну давай! – рявкает он.
Берусь за его руку в поношенной перчатке и шагаю с цементного причала на борт. Лодка кренится, я теряю равновесие. Смотрю на отца, но он уже от меня отвернулся. Кое-как удержавшись на ногах, сажусь на металлическую скамью и кладу рядом сумку. С воды сильно дует. Я кутаюсь в пальто.
Голоса собравшихся на пристани заглушают друг друга. Похоже, у каждого приготовлен для капитана Францеля какой-то совет:
– Не разгоняйся быстрее пяти узлов!
– Внимательно следи за льдинами!
– Будь осторожен, когда доберетесь до середины пролива – там опаснее всего.
– Я и сам знаю, что делать, черт вас подери! – орет кап Францель в ответ.
– Послушай, – говорю я, хотя он, похоже, и не думает слушать меня. – Мне не обязательно уезжать сегодня.
– Кап Францель видал такие шторма, какие вам, маргариткам, даже не снились, – вмешивается старик Перри. – Раз он говорит, что доплывет, значит доплывет!
Но зачем плыть именно сейчас? Смотрю на угольно-серую воду. Над головой, как грозные ангелы, нависли тучи. Почему отец решил рискнуть собственной жизнью, а заодно и моей, ради того чтобы убрать меня с острова, на котором всю предыдущую неделю я по его же милости просидела, как пленница? Снова спрашиваю себя, не видел ли меня кто-нибудь на Сосновом мысу. Может, капитану доложили, что его дочь сходит с ума? Или он просто так захотел от меня избавиться?
Мои раздумья прерывает чей-то рев:
– Что еще за фигня?! – Подняв глаза, я вижу Кертиса Пенфилда, который протискивается сквозь толпу. – Кап, при всем моем уважении к тебе, для таких прогулок сейчас не время. Там, на середине, вода напичкана льдом. Один удар, и твоя железная посудина пойдет ко дну, как цементный блок.
– Иди к черту! – рявкает отец, отвязывая носовой швартов.
– Кап знает, что делает! – говорит Перри.
У меня не выдерживают нервы. Я подаюсь вперед и кричу, стараясь переорать мотор:
– Папа, постой! Это же безумие! Давай подождем! Нет никакой нужды…
Он отвечает мне таким свирепым взглядом, что слова застревают у меня в горле. Я поворачиваю голову и встречаю взгляд Кертиса. Он улыбается, но за этой улыбкой я вижу нечто напоминающее страх.
– До следующего раза, красотка!
Может, он издевается надо мной, а может, и нет. Как бы то ни было, за прошедшую неделю многое поменялось. Я уже не так беззащитна, и ему это известно.
– Ты извини меня за прошлую ночь, – говорит Кертис.
Ах, значит, теперь он решил быть милым. Самое время, ведь в ближайший час я запросто могу утонуть.
– И ты меня, – отвечаю я, имея в виду это же обстоятельство.
Кертис с улыбкой дотрагивается до козырька:
– Бон вояж! И тебе тоже, старый псих, – прибавляет он, глядя на моего отца.
Тот кидает ему линь. Он ловит, а потом ногой отталкивает нашу лодку от берега.
– Пожалуйста! – умоляюще кричу я, когда очередная льдина ударяет о дно лодки. – Давай повернем! Я хочу остаться!
Отец стоит у руля спиной ко мне и смотрит на воду, как будто меня нет. Я сижу в спасательном жилете, до боли вцепившись в металлические перила. Сейчас лодка идет медленно. Кажется, что мы ползком пробираемся по темному минному полю. Это поле ходит ходуном, раскачивая нас и обдавая ледяными брызгами. Неподвижно глядя вперед, на берег, я молча молюсь: об Энни, о Кристен, о маме, о сестре. И даже об отце. Ветер ударяет меня по лицу так, что я едва не задыхаюсь. Сейчас я погибну!
– Почему? Почему ты так жесток со мной? – выпаливаю я, уже не взвешивая слов, и гневно смотрю на спину отца, по которой струится вода.
Ответа нет. Перекрикивая воющий ветер, я продолжаю:
– Почему я всегда была для тебя недостаточно хороша?
Отец включает мотор. Несомненно, таким образом он говорит мне, чтобы я заткнулась. Но я не могу молчать и не могу ждать. Страх вынуждает меня настойчиво требовать ответов на мои вопросы.
– Почему ты никогда меня не любил? Ты вообще способен любить? Мама была бы жива, если бы ты нас сюда не привез!
Выпалив все это, я вдруг начинаю жалеть о своей несдержанности. Мне становится стыдно и страшно. Отец поворачивается ко мне. Его лицо, все в багровых пятнах, забрызгано водой.
– Ты ни черта не знаешь! – Глаза блестят так, словно он сдерживает слезы. Но такого не может быть. Кап Францель никогда не плачет. – Я вытащил тебя с острова. Чего ты еще хочешь? – хрипло спрашивает он.
Вспоминаю, как рыдала на Сосновом мысу. Тогда мне показалось, что я слышу треск веток. Может, отец там меня видел и решил вывезти с острова, чтобы я окончательно не спятила? Или он вообще не о сегодняшнем дне говорит, а о том лете, когда я отправилась в колледж? Не зная ответа на этот вопрос, я повторяю:
– Зачем ты вынудил меня уехать? Я бы осталась ради Кейт.
Ничего не говоря, он отворачивается и вытирает лицо платком.
Уже в сумерках я наконец-то ступаю на твердую землю. Меня всю трясет, колени подгибаются. Отец швыряет мою сумку на причал. Впереди, на парковке, ждет заказанное мной такси.
– Останься сегодня здесь, – говорю я отцу. Как я ни зла на него, я не могу допустить, чтобы он проделал этот путь еще раз. – Я сниму для тебя номер в гостинице. Плыть слишком опасно.
Лезу в сумочку за кошельком, но отец вместо ответа достает рацию и рявкает:
– Пристань Пенфилда, это «Полярная звезда». Направляюсь обратно. Конец связи.
– Нет! – кричу я. – Не делай глупостей! Я не отпущу тебя одного!
Впервые за все это время наши взгляды встретились.
– А какое, черт возьми, тебе до меня дело?! Я же старый псих, которого все ненавидят! Ублюдок, монстр, который похитил вас с матерью из рая!
Парализованная страхом и нерешительностью, я смотрю в его слезящиеся глаза. Как бы мне ни хотелось развернуться и уйти, я не могу этого сделать.
– Я поплыву с тобой, – говорю я.
Он отвязывает трос:
– Иди. Тебя такси ждет. Возвращайся к своей жизни. Ты и так долго у нас проторчала.
– Упрямая башка! – бормочу я себе под нос.
– Твоя не лучше. – Отец поворачивает ключ, и лодка, взревев, просыпается. – Ну давай не дури, – сипло произносит он.
В памяти одна за другой проносятся сцены из прошлого. Вот я сижу рядом с отцом на похоронах матери, и его большая грубая лапа сжимает мое колено каждый раз, когда я начинаю плакать. Не дури. Вот я собираю чемодан, сердитая из-за того, что меня силой выпроваживают в колледж. Не дури.
Отец отвязывает лодку. Неизвестно, увидимся ли мы еще. Надо бы извиниться за резкие слова. Обнять его в последний раз. Точнее, в первый.
– Твоя дочь умерла. Ты ничего не можешь с этим поделать. Уясни это в своей голове.
Желание обниматься мигом исчезает. Я застываю, как ледяная статуя.
– Ты нужна другой дочери, которая жива, – продолжает отец.
Чувствуя, как колотится сердце, я отвечаю:
– Если ты провел с ней неделю, это не дает тебе права решать, что ей нужно.
– Ты провела с ней целую жизнь, но у тебя тоже нет такого права.
Отец отталкивается от причала. Я хватаюсь за голову: он уплывает!
– Как ты смеешь демонстрировать заботу о внучках, когда на меня всю жизнь плевал!
Глядя вдаль, он хрипло отвечает:
– С кого-то надо начинать.
Я смотрю, как он трогается с места и плывет в те воды, которые забрали у меня мать.
– Папа! Не уезжай! – кричу я, но мой голос тонет в шуме мотора. – Вернись!
Рев лодки удаляется. Когда он совсем стихает, я вдруг получаю ответ на свой вопрос: папа вывез меня с острова из страха перед тем, что могло бы случиться, если бы я осталась. Не сумев в свое время спасти маму, он позаботился о том, чтобы со мной не произошло то же самое.
Вся трясясь, я подбегаю к такси и говорю водителю:
– Мне нельзя ехать, пока та лодка не вернется на остров. За простой я заплачу.
Таксист пожимает плечами:
– Ради бога.
Меря шагами парковку, я безотрывно гляжу на воду пролива.