Ну разумеется, Картер не думает о том, каким достижением эта статья будет лично для меня. Какую роль она сыграет в моей карьере, как поможет «Агентству Блэр», если я решусь начать собственное дело. Картер все оценивает исключительно исходя из собственных интересов. Молясь о том, чтобы никогда не стать на него похожей, беру бумажку, на которой он записал имя и телефонный номер репортера.
Суббота, пять утра. Сижу в халате на диване. Солнце еще не встало, и единственное, что освещает сейчас мою квартиру, – кофеварка на кухне.
– «Нью-Йорк таймс» готовит статью о риелторском бизнесе на Манхэттене, – говорю я Тому. –
У меня будут брать интервью.
– Вот это достижение! Фантастика!
– А вчера я продала последнюю квартиру в жилом комплексе «Фейрвью». Теперь я официально вхожу в число пятидесяти лучших брокеров.
– Супер! Поздравляю еще раз!
– Спасибо.
– Только, Эрика, почему-то у вас нерадостный голос.
– Видимо, просто устала.
Мне хочется во всем признаться, рассказать, как я украла у Эмили эксклюзивный листинг и как мне теперь противно. Но если Том об этом услышит, он больше не позвонит.
– Теперь, – продолжаю я, – меня пригласили на церемонию, а поскольку Энни нет, даже не знаю, кого позвать.
Потираю двумя пальцами переносицу, понимаю, что сейчас, наверное, внушаю жалость.
– А когда банкет?
– Двадцать первого мая.
– Жалко. Я надеялся, вы скажете: «Четвертого июня». Я еду в Вашингтон на семинар, то есть буду в нескольких часах езды от Нью-Йорка. Может, спросите у остальных сорока девяти победителей, не согласятся ли они перенести торжество?
– Попробую, – улыбаюсь я, представляя себе встречу с Томом, хотя до нее еще много воды утечет. – А надолго ли вы прилетаете?
– Всего на пять дней. Кстати, скоро у нас другое важное событие: Олив выступает с сольным номером на школьном весеннем концерте. Энни постоянно с ней репетирует. Бедную девушку, наверное, уже тошнит от песни «Прекрасная Америка».
– Удачи Олив, – с улыбкой говорю я. – На время вашей поездки в Штаты она останется в Париже с Энни?
– Нет, я отвезу ее к родителям Гвен в Вирджинию, а Энни будет предоставлена сама себе. – Несколько секунд Том молчит, после чего более серьезным тоном прибавляет: – Я, кстати, тоже. И я действительно мог бы приехать на поезде в Нью-Йорк.
Снова повисает пауза. Я должна что-то сказать?
В ушах у меня стучит.
– О… – произношу я, демонстрируя свое фирменное красноречие.
– Может, встретимся? Выпьем или лучше поужинаем?
Дразнящее чувство радостного возбуждения заставляет меня резко выпрямиться. С легким головокружением я встаю и иду на кухню. Открываю календарь: все пятницы и субботы июня свободны. Но, проходя мимо микроволновки, случайно бросаю взгляд на свое отражение в дверце. Я не та, за кого Том меня принимает. Он будет разочарован, когда вместо смелой и жизнерадостной молодой женщины, какой я притворялась по телефону, увидит настоящую меня: сломленную, озлившуюся на весь мир. Может быть, я и начала меняться, но пока остаюсь именно такой.
– Как обидно! – говорю я, глядя в пустой календарь. – Все забито, прямо сумасшествие какое-то…
– Понимаю. Сообщите, если вдруг освободитесь.
Я не освобожусь. Это мое наказание.
Глава 37. Энни
Значит, вот каково это – изнывать от смешанного чувства волнения и гордости только лишь оттого, что маленькая девочка будет петь на сцене «Прекрасную Америку» и ты желаешь ей успеха так, как никогда ничего не желала!
Энни сидит на краешке стула в школьном актовом зале. С одной стороны Рори, с другой Том. Олив в бело-синем полосатом платьице и красных колготках, которые Энни ей купила, выходит на темную сцену. На нее направляют луч прожектора. Она пошатывается, как будто вот-вот упадет, личико мертвенно-бледное. Даже из зала виден страх, притаившийся за толстыми стеклами очков.
Прикусывая костяшки пальцев, Энни в миллионный раз молится о том, чтобы Олив не забыла слова, чтобы ей хлопали, чтобы ее выступление понравилось и учительнице, и одноклассникам. Тишина сгущается. Энни готова поклясться, что слышит биение собственного сердца. Или это стучит сердечко Олив? «Ну давай же, горошинка! Представь себе, что сидишь на скамейке в парке, стоишь на кровати или идешь со мной в школу, – мысленно говорит Энни. – Представь себе любое из миллиона мест, где мы репетировали».
«Прекрасно небо над тобой», – несмело запевает Олив. Сердце Энни раскалывается надвое. По щекам текут неудержимые слезы. Рори берет ее руку, сжимает и не отпускает до самого конца песни. Все трое вскакивают. Сквозь мокрую пелену Энни смотрит на улыбающуюся Олив: та кланяется, как няня учила. Раздаются аплодисменты. Никогда в жизни Энни не слышала ничего более прекрасного.
Вместе с мамами других детей она идет за кулисы, чтобы помочь Олив надеть пальто и шарфик.
– Я так горжусь тобой, дорогая!
– Я видела, как ты мне хлопала!
– Тебе все хлопали! – Энни прижимает маленькое тельце Олив к себе. – Видишь, что получается, если правильно себя настроить? Получается чудесная песня!
Вечером Том, Олив, Энни и Рори празднуют успех в «Жорже» – любимом ресторане дебютантки. Едва прикоснувшись к пасте, она снова и снова пересказывает историю своего пятиминутного успеха.
Потом Рори приглашает Энни зайти к нему. Он скачал фильм «Мой парень – псих»[18], правда на французском. Через десять минут сидения на стареньком диване Энни начинает ерзать. К счастью, у Рори есть что пожевать.
– М-м-м… – произносит она, закрыв глаза, когда второй по счету кусочек сырного печенья тает у нее во рту. Проглотив его, она тянется за третьим. – Еще один. Ну два. Хотя кого мы обманываем? Три, и все!
Рори смеется:
– Ты мечта любого повара. Если я выиграю конкурс, пойдешь со мной в «Дюкасс»?
– Заметано! Только, чур, я угощаю.
– Энни, а тебя часто приглашали на свидания? – спрашивает Рори, дотрагиваясь до лба.
Она фыркает и делает вид, будто считает на пальцах. Потом опускает руку и поворачивается к Рори:
– Хочешь, рассажу тебе про мой худший романтический вечер? – О том, что этот романтический вечер был у нее единственным, Энни умалчивает. – Моя подруга Лиа устроила мне свидание вслепую со своим двоюродным братом Эннисом.
– Эннисом?
– Имя – еще полбеды. Слушай дальше. Мы пошли в кино на «Интерстеллар»[19]. Фильм оказался бесконечным, я с утра ничего не ела, а этот Эннис даже попкорн мне не купил. Часа через полтора у меня в животе так урчало, что люди, которые сидели через три ряда, оборачивались. Когда я сказала: «Пойду чего-нибудь перекушу», Эннис протянул мне десятидолларовую бумажку и говорит: «Валяй». Я рассвирепела.
– И наверное, кинула эту бумажку ему в физиономию? – смеется Рори.
– Нет, – отвечает Энни, нахмурившись. – Купила леденцы и экстрабольшую упаковку воздушной кукурузы. А ты? Каким было твое самое кошмарное свидание?
Рори преувеличенно вздыхает:
– С девушками мне везет, как ирландцу.
– Ха! Досадно. Особенно если учесть, что ты немец.
– Вообще-то, у меня мама – ирландка. Из графства Корк.
– А я-то все думаю, откуда у тебя ирландское имя? Теперь понятно.
– Да, я ирландец из Германии, живущий во Франции.
Энни кивает. Рори как будто стал ей еще ближе. Оба они полукровки.
– Моя родная мать из Мексики. Я понимаю, что это за чувство, когда твой дом не совсем твой.
Рори хмурится:
– Не совсем твой? Да нет же, Энни, нам с тобой повезло. У нас не один дом, как у других, а несколько.
У Энни в голове вдруг что-то переворачивается, и минусы складываются в плюсы. Впервые в жизни она понимает: стоит только захотеть, и ее этническая принадлежность поможет ей почувствовать себя не чужой дома, а своей где-то еще.
В полночь Рори выходит вместе с Энни на лестничную площадку.
– Мне нравится смотреть с тобой кино, даже если при этом ты почти не глядишь на экран, – говорит он. – Вообще, я всегда тебе рад, когда бы и зачем бы ты ни пришла.
Энни улыбается, чувствуя тепло его руки:
– Мне тоже нравится проводить с тобой время.
Прежде чем она успевает понять, что происходит, Рори наклоняется, задевает носом ее нос, а потом встречаются их губы. У Энни кружится голова. Ощущая его влажное прикосновение, она теряет равновесие и ударяется спиной о дверь. Он держит ее лицо в ладонях. Черт подери! У Энни это первый поцелуй, и ей ужасно приятно.
Ни с того ни с сего дверь, на которую она опиралась, распахивается внутрь. Не успев перенести центр тяжести, Энни вваливается в холл квартиры своего работодателя и падает на пол.
– Ох, Энни, дорогая, извините!
Она поднимает глаза, почти ничего не соображая. Сверху на нее смотрит красивое лицо Тома.
– Я услышал, как что-то ударилось о дверь… – Он умолкает, поняв, насколько не вовремя появился.
– Это была я. – Энни берется за его теплую руку и встает. – Я ударилась.
Рори молчит: видимо, ждет, когда Том уйдет. Но Том не уходит: наверное, думает, что это будет как-то невежливо, ведь сосед перешагнул порог квартиры, значит он его гость. Что же Энни сказать? Извините, пожалуйста, Том, не подождете ли вы где-нибудь в другом месте, пока мы доцелуемся? В голове путаница. Да, поцелуй Рори доставил ей огромное удовольствие. Но Том, мужчина, о котором она уже почти перестала мечтать, назвал ее «дорогая». Она поворачивается к Рори и, как обычно, по-дружески его обнимает:
– Спасибо за фильм. До завтра.
Несмотря на нелепость всей этой сцены, Энни впархивает в квартиру, как на крыльях.
Глава 38. Эрика
Каждый год самые успешные брокеры собираются на церемонии вручения наград Манхэттенской ассоциации риелторов. Здесь каждый старается продемонстрировать, что его жизнь удалась. Прямо не банкет, а выставка мехов, бриллиантов, черных лимузинов и часов, которые стоят больше, чем домик моей сестры.