Обычно я находила поводы, чтобы не являться на это мероприятие. Пафосные вечеринки не моя стихия. Один раз я все-таки пришла и чувствовала себя как меннонит на масленичном карнавале. Но сегодня нельзя не пойти. Картер зарезервировал для меня столик.
В зеркале над комодом отражается ваза с поздравительным букетом от Тома. Я надеваю колье с бриллиантами и рубинами, смотрю на себя и снимаю его. Прикладываю к груди нитку жемчуга и убираю в шкатулку. Наступает один из главных вечеров моей жизни, а я не могу принять решение! В итоге выбираю серебряную цепочку, которую девочки подарили мне на День матери.
Смотрю на часы: водитель, наверное, уже ждет. Делаю селфи и отправляю его Кейт: «Посылаю фото, как и обещала. Заметь: волосы я распустила специально для тебя. Еду на бал, как Золушка. Жаль, что ты не со мной».
Меня как будто кто-то хватает за горло. Потираю шею, пока боль не проходит. Потом беру с комода один билет, а второй бросаю в мусорную корзину.
Сунув под мышку клатч «Шанель», купленный специально для церемонии, расправляю плечи и гордо вхожу в зал. Скорее бы найти Картера и других коллег! Огромное помещение заставлено круглыми столиками, на каждом стоят причудливые канделябры и экзотические цветы. В углу играет джазовый оркестр. Все гудит и фонтанирует энергией.
Киваю знакомым брокерам, с которыми не раз встречалась на переговорах. Они стоят группками: пьют, смеются, рассказывают истории. Вот легенды нашего бизнеса: Скип Шмид, Крис Зайбольд, Меган Дойл. Мне хочется подойти к ним, сказать, что теперь я одна из них. Но они только кивают мне, и я прохожу дальше.
Мой столик, тридцать третий, на левой стороне. Он богато украшен цветами, как и все другие. Отличие в специальном стикере – золотой звезде, на которой написано, что Эрика Блэр заняла двадцать четвертое место среди манхэттенских брокеров. Двадцать четвертое! Это благодаря «Фейрвью». Достаю телефон, чтобы сфотографироваться, но тут же убираю его. Мне все еще кажется, что я недостойна такой чести.
До меня никого из сотрудников «Агентства Локвуда» не награждали. Я усаживаюсь и стараюсь в полной мере ощутить торжественность момента. Вот он – мой звездный час! Я добилась того, что обещала Кристен в августе: попала даже не в пятидесятку лучших, а в число двадцати пяти самых сильных!
И все-таки в глубине души я чувствую себя самозванкой. Мысли то и дело возвращаются к Эмили.
В прошлом месяце, после заключения сделки, она меня поздравила: «Ты пробилась в элиту. Я всегда знала, что ты далеко пойдешь». А знала ли она, что я способна зайти слишком далеко?
Пришло письмо. Хватаю телефон, радуясь возможности отвлечься. Сердце замирает, когда я вижу знакомый адрес: «ISO_AMiracle» – «В поисках чуда». Она не писала мне больше двух месяцев. Открываю сообщение: «Поздравляю».
Всего одно слово! К глазам подступают слезы. Это выражение искренней радости или ирония? Глядя на экран, исполняюсь уверенности, что под маской «чуда» прячется Энни. Кристен обязательно прибавила бы десяток восклицательных знаков и смайликов.
А другая моя дочь чувствует правду: я продала душу ради победы в этом конкурсе. «Спасибо, – пишу я. – Жаль, что ты не рядом. Люблю тебя».
Нажав «отправить», открываю программу мероприятия, чтобы отвлечься и успокоить расшатанные нервы. Но совесть не хочет оставить меня в покое. Взгляд как будто нарочно падает на строчку: «Эмили Ланге, „Агентство Ланге“. Премия за благотворительность». Мою бывшую начальницу и соперницу будут награждать не просто за важное достижение, каковым является попадание в пятидесятку сильнейших, а за то, что действительно имеет значение: ее агентство подыскивает доступное жилье для ветеранов.
Мне не хватает воздуха. Я встаю и, не успев дойти до дверей зала, замечаю саму Эмили. Она стоит у бара, рядом с ней те, кто пришел ее поддержать. Она что-то говорит, оживленно жестикулируя. Эмили всегда была превосходной рассказчицей. Вот она подняла указательный палец: значит, приближается кульминация истории. И точно: раздается взрыв смеха. Кто-то берет Эмили за руку, кто-то дотрагивается до ее плеча. Высокий мужчина, видимо муж, обнимает ее. Сколько прикосновений, сколько любви в этом кружке!
– Вот где наша героиня!
Я оборачиваюсь: ко мне идет Картер с женой Ребеккой, у обоих в руках бокалы мартини.
– Ребекка, вы прекрасно выглядите, – говорю я.
– А то! – отвечает Картер, хватая ее за задницу (меня сейчас стошнит).
За этой парочкой я вижу Эллисон в коротком серебристом платье. С ней приятные на вид мужчина и женщина (очевидно, родители) и молодой человек. Слегка обнимаю ее:
– Если бы не твоя помощь, я бы сегодня сюда не попала.
– Спасибо, – говорит она, не заботясь о том, чтобы представить меня своим гостям. – Может, сядем за наш столик?
Подвожу их к своему столу, тридцать третьему, надеясь, что теперь мне будет за ним более комфортно. Ведь я уже не одна. Нас восемь, но одно место, рядом со мной, все равно пустует, и этот незанятый стул действует на меня, как тревожный маяк. Чтобы найти ему хоть какое-то применение, кладу на него свой клатч. Примерно так же я заполняю лакуны в своей жизни.
Лиза Флетчер, избранная в этом году президентом ассоциации, выходит на сцену и, постучав по микрофону, приветствует собравшихся. Все, аплодируя, рассаживаются. Через столик я слышу, как Картер говорит маме Эллисон:
– Ваша дочь понимает: в «Агентстве Локвуда» вопросу «Как?» большого значения не придают; главное, чтобы продажи были.
Смотрю на своего начальника, и мне вдруг все становится ясно. Взяв клатч, я встаю, подхожу к Картеру и шепотом говорю ему:
– Я пойду. С меня достаточно.
И выскальзываю из зала.
Глава 39. Энни
Шаг вперед, два назад – Энни следовало ожидать, что с Олив будет именно так. Сегодня, в понедельник, выдался прекрасный теплый день, они идут из школы, но девочка не в духе.
– Я уезжаю, а ты с нами не едешь, – говорит она.
Так вот чем объясняется ее плохое настроение. Перспектива расставания, пускай и недолгого, не дает ей покоя. То же самое можно сказать и об Энни, которой не хочется разлучаться ни со своей подопечной… ни с ее папой.
После нелепой сцены в холле Том ведет себя так, будто Энни с Рори – влюбленные: «Куда вы с нашим соседом идете в ближайшие выходные? Пригласите его к нам поужинать, если хотите…» Энни очень хочется сказать: «Да, Рори веселый и милый, он очень нравится мне, но мы только друзья и ничего больше. Если вы захотите украсть мое сердце, оно свободно!»
Улыбаясь Олив, Энни говорит:
– Знаю, солнышко. В пятницу следующей недели, через целых одиннадцать дней, ты поедешь погостить к бабушке и дедушке. Тебе будет весело!
– Угу, а ты со мной не поедешь.
Они входят в парк Бют-Шомон. Олив бежит на свой любимый холм, откуда видно лужайку, где дети кувыркаются и прыгают через скакалочку. Расстелив покрывало на упругом ковре из густой зеленой травы, Энни садится рядом со своей подопечной.
– Я буду скучать по тебе, горошинка.
Она открывает корзинку для пикника и протягивает Олив бутерброд, но та ложится на спину и смотрит в небо:
– Это лучшее место на земле.
– Мне тоже здесь нравится, – отвечает Энни, ложась рядом. Убрав руки под голову, она разглядывает клубящиеся облака. – Раньше моя мама возила нас с сестрой в Чесапикский залив, там у нас домик возле пляжа. Я могла часами вот так лежать и представлять себе, что облачка живые. – Энни вдыхает чистый воздух, пахнущий землей, и снова чувствует себя тринадцатилетней. – Кристен думала, что я сумасшедшая.
– Ты и правда сумасшедшая, а еще тупая.
– Мне обидно, Олив.
Девочка не отвечает. Энни украдкой смотрит на нее: она отвернулась, спрятала лицо.
– Спорим, ты не знаешь, что говорят настоящие друзья, если один случайно обидел второго? – произносит Энни, подпирая голову рукой.
– А вот и знаю! Они говорят: «Извини».
Энни дотрагивается до плеча Олив:
– А другой человек отвечает: «Все в порядке».
Девочка и няня некоторое время лежат молча и смотрят на небо. Наконец Олив нарушает тишину:
– В школе мы читали про людей, которые называются мокены. Они живут очень далеко, на каком-то море.
– На Андаманском. Это в Юго-Восточной Азии.
Олив смотрит на Энни как на гения:
– Ага. Я туда уеду, когда вырасту.
– Правда? – Энни срывает травинку и дует в нее, издавая тихий свист. – А зачем?
– Мокены всем друг с другом делятся. Они ни о чем не грустят. У них нет никаких забот.
– Звучит заманчиво. Может, и я с тобой поеду.
– А знаешь, что лучше всего? У мокенов нет слова «прощай».
Энни зажмуривает глаза и ждет, когда утихнет боль в груди. По возвращении в Штаты нужно будет поступить в Джорджтаунский университет. Она не должна говорить «прощай» этому ребенку.
Глава 40. Эрика
После церемонии вручения наград прошло девять дней, а я ни разу не была в офисе. По утрам я не спеша пью кофе и читаю газеты. Потом иду в парк: много гуляю, делаю наброски.
Картера я письменно уведомила о том, что увольняюсь. Все рабочие материалы отправила по электронной почте Эллисон. Она спросила, когда я приду за вещами. Картер, как ни странно, ни единым словом не попытался меня удержать. Наверное, победив в конкурсе, я сыграла свою роль в его плане и больше ему не нужна.
Ну а у меня все только начинается. Это очень волнующе – решать, чем будешь заниматься дальше. Я до сих пор не знаю, продолжу ли я работать с недвижимостью, вернусь ли в социальную службу или же придумаю что-то совершенно новое. Честно говоря, мне уже вообще не обязательно работать: я много скопила и удачно разместила свои сбережения. Но ничего не делать я не могу. Никогда не могла. Я найду себе работу, только на этот раз такую, которая будет обогащать мою жизнь, а не поглощать ее.
Сегодня утро понедельника. На улице прохладно. Я роюсь в ящике стола: ищу точилку. Мой взгляд случайно падает на старый телефонный справочник, на котором лежит визитка: «Агентство Блэр». Упав в кресло, провожу пальцем по буквам. С тех пор как Кристен дала мне эту карточку, прошло почти десять месяцев. Нет, я не забыла о нашей общей мечте. Я не возвращалась к ней намеренно. Надеялась взяться за дело вместе с дочкой, которая поддерживала меня, как никто. Мне казалось, это было бы чем-то вроде предательства – приступить к воплощению задуманного, не дождавшись ее.