– Пусти!
– Нет! – говорю я громким властным голосом. – Ты моя дочь. Ты достаточно долго продержала меня в изоляции. Допустим, тебе это было нужно. Допустим, я это заслужила. Но второй раз ты от меня не уйдешь, Энни Блэр. Поняла? Я люблю тебя! – Чтобы не разрыдаться, я зажимаю рот рукой. – Я люблю тебя, милая Энни, – повторяю я, и мой голос начинает дрожать, – мое чудо.
В глазах Энни что-то меняется. Между тучами гнева появляется просвет, хотя бы и миллиметровый. Но через секунду буря снова усиливается:
– Надо было думать об этом прежде, чем ложиться с ним в постель!
Она выходит и с силой захлопывает за собой дверь. Опять я не последую маминому совету. «Если что-то заставляет тебя задуматься – остановись и пораскинь мозгами», – говорила она. Но черт подери! Сейчас не время бездействовать, не время себя жалеть.
Глава 47. Энни
Энни сидит на заднем сиденье такси и, неподвижно глядя в окно, промокает глаза рукавом. Как бы ей хотелось позвонить Рори! Уж он бы нашел нужные слова. Но нет, она не может просить у него дружеского участия, когда он явно хочет чего-то большего, чем дружба. «Морковка сварилась», – сказал бы он.
Поэтому Энни звонит отцу, и он встречает ее на пороге своей квартиры с упаковкой салфеток в руках. Чуть не задыхаясь, она пытается объяснить, что случилось. Он сжимает в руках ее запястья:
– Энни, дорогая, подожди. Ты хочешь сказать, что мама увела у тебя парня?
– Да! То есть нет… Я… я не знаю. Она не знала. Но все равно это неправильно! Это противно! – Услышав звонок в дверь, Энни вздрагивает. – Вот дерьмо! Наверное, она! Папа, не впускай ее!
Но отец уже идет открывать. Должно быть, он вздохнул с облегчением: теперь ему не придется в одиночку утешать дочь, страдающую от несчастной любви. Услышав голос матери, Энни бежит в свою комнату и запирается.
В воскресенье утром Энни просыпается в своей постели в отцовской квартире, и на нее тут же накатывают унизительные воспоминания о вчерашней ночи. Сбросив пуховое одеяло, она трет воспаленные глаза. Из окна сквозь жалюзи льется солнечный свет. Энни смотрит на часы: без пяти двенадцать? Видимо, ее внутренний таймер совершенно сбит с толку, как и она сама.
Энни шлепает в гостиную и застывает: у окна стоит мама. Под глазами темные круги, волосы спутаны. Неужели всю ночь здесь пробыла?
– Доброе утро, Энни.
Энни с трудом берет себя в руки, вспомнив, как накануне мать выскочила из постели в одной комбинации. Она поворачивается, чтобы вернуться в свою комнату, но мамин голос ее останавливает:
– Пожалуйста, не уходи. Дай мне все объяснить.
– Мне не нужны твои объяснения, – говорит Энни и плюхается на диван, тем самым опровергая собственные слова.
Для пущего эффекта она ложится на живот и утыкается лицом в подушку. Мамина рука касается ее плеча. Слышится запах знакомых духов.
– Милая, мне так жаль! Пожалуйста, прости меня. Я все, все сделаю, чтобы это исправить.
– Уходи, – говорит Энни, и ей вспоминается, что пару месяцев назад Олив точно так же лежала на диване, пряча лицо. Наверное, она выглядит глупо, ну и пускай! Если внутри нее сидит пятилетняя девочка, то когда же показывать это, как не теперь! – Ты ведь меня ненавидишь! Уходи, и все!
– Что? Сядь. Пожалуйста, давай поговорим. Как тебе могло прийти такое в голову?
Энни, не поднимая лица, отвечает:
– Ты бы хотела, чтобы погибла не Крисси, а я.
– Ох, Энни, – шепотом произносит мать, – неужели была хотя бы одна секундочка, когда бы ты не чувствовала, что ты для меня такая же особенная, как твоя сестра, и что я люблю тебя ничуть не меньше?
Энни мотает головой:
– После катастрофы ты едва смотрела в мою сторону.
– Это не потому… – Мама вытирает щеку рукавом. – Мне нужно кое в чем признаться.
Энни скрещивает руки:
– Кроме того, что ты спала с… с ним?
Ей хочется, чтобы голос звучал негодующе, но получается глупо. Мама садится рядом:
– Кристен просила меня отвезти вас в Филадельфию на машине, а я отказалась. Мне так стыдно!
Энни хмурится:
– Нет, мам, Крисси была совсем не против того, чтобы поехать на поезде. Честно. Это я обиделась, а она нет.
– Она на меня не злилась?
– Нисколько. Могу поклясться.
Мамино лицо как будто немного светлеет, но через секунду на него опять ложится печальная тень.
– Я видела, что в то утро Кристен была сама не своя. Ты пыталась мне об этом сказать, но я не слушала. – Она подносит руку к подбородку. – Я предпочла проигнорировать это, как игнорировала воспоминания. Видишь ли, бабушка Тесс тоже была психически нездорова. Мне хотелось считать свою дочь нормальной, и из-за этого эгоистического желания я отрицала правду.
Энни прижимает подушку к груди и делает вдох. Потом еще один. Наконец она поворачивается к маме:
– Ты думала, я буду с ней. Сказала мне за ней присматривать, а я не сдержала своего обещания.
– Детка, – мягко говорит мать, – откуда же тебе было знать? – Она берет лицо Энни в ладони и смотрит так пристально, что та понимает: придется слушать. – Я никогда не считала, будто оберегать Кристен – твоя обязанность. Мне очень жаль, если ты сама так думала. Ты же была всего лишь девочкой. Просто девочкой.
Мамин тон и умоляющий взгляд подсказывают Энни, что она тоже вынесла из детства чувство вины, которое до сих пор тайно мучает ее. Надо будет спросить об этом когда-нибудь, но не сейчас.
– Так, значит, – спрашивает Энни, – ты меня прощаешь?
– Нет, дорогая, – улыбается мама, – мне не за что тебя прощать.
У нее в сумочке звонит телефон. Она не обращает внимания.
– Поговори с ним. Мне все равно.
– Это не Том. Но он звонил. Вчера.
Энни снова вспыхивает:
– Отлично. Рада за вас.
– Я сказала ему, что больше мы не увидимся, – спокойно говорит мама. – Попросила больше не звонить. – Она улыбается, поглаживая руки Энни. – Может, теперь пойдем домой и позавтракаем? Или пообедаем? Если захочешь, будем разговаривать весь день, и всю ночь, и завтра тоже. Я готова ответить на любой вопрос о моих отношениях с Томом.
– Вы…
– Нет! Клянусь тебе, дорогая, секса у нас не было.
– Господи, мама! Я не то хотела спросить! – стонет Энни, отворачиваясь, но, вообще-то, у нее отлегло от сердца. – Собиралась ли ты рассказать мне… про вас?
– Да. Причем по глупости я даже думала, что ты обрадуешься.
Энни закусывает губу. Да, ей следовало бы радоваться. Том замечательный и идеально подходит для мамы. Но она не настолько великодушная дочь.
– Так позвони ему, – говорит Энни, опять принимая Олив Барретт за образец поведения. – Может, ты поедешь с ним в Париж и будешь работать няней вместо меня?
Мама обнимает ее:
– Мое вчерашнее свидание с Томом было первым и последним. Я даже заблокирую его звонки, если ты покажешь как. Ну давай, милая. – Она с улыбкой протягивает ей руку. – Поехали домой.
Я вся твоя.
Мобильный звонит снова. На сей раз Энни не ждет. Не сомневаясь, что это Том Барретт, она лезет в мамину сумку, достает телефон и рявкает:
– Здрасте!
Ей что-то отвечают, и она передает трубку матери:
– Это из «Нью-Йорк таймс».
Глава 48. Эрика
Иногда жизнь дарит нам моменты такого яркого озарения, которое невозможно не заметить. Все вдруг становится кристально ясным, и если мы принимаем какое-то решение, то нами движет не страх и не надежда, а неколебимая уверенность в том, что мы поступаем абсолютно правильно. Бабушка Луиза говорила, что таких моментов много, но мы не пропускаем их только тогда, когда наши сердца и умы открыты.
Я беру телефон. Обиженная Минди Нортон, корреспондент «Нью-Йорк таймс», говорит, что уже полчаса ждет меня в вестибюле моего дома.
– Извините, Минди. Мне правда очень жаль, но сегодня я не могу с вами встретиться.
Энни смотрит на меня с недоумением.
– Вы отменяете интервью? – негодующе спрашивает Минди.
Ее раздражение можно понять. Я скомкала ей весь день, а у нее, может быть, поджимает срок сдачи статьи. Вдруг меня осеняет.
– Постойте-ка, – говорю я, пролистывая список контактов. – Позвоните Эмили Ланге. Она вам идеально подойдет.
– Она вошла в пятидесятку лучших?
– Нет, хотя должна была войти. Это моя бывшая наставница. Ее агентство занимается благотворительностью. Она отличный брокер, – говорю я и, помолчав, прибавляю: – а также прекрасный человек.
– Вряд ли она окажется свободна прямо сейчас, – отвечает Минди по-прежнему недовольным тоном.
– Для того чтобы дать интервью «Нью-Йорк таймс»? Будьте уверены: она выкроит время.
– Хорошо. И все-таки вы подвели меня, Эрика. Мы на вас рассчитывали. Эта статья очень важна.
– Я знаю. Извините. – Улыбаясь, я смотрю на Энни. – Но, видите ли, моя дочь тоже на меня рассчитывает. А она важнее важного. Она то, что имеет значение.
Я нажимаю отбой, Энни кидается ко мне:
– Ты должна была давать интервью «Нью-Йорк таймс»?
– Невероятно, да? Я совсем забыла, что сегодня мы договорились встретиться.
Она хватает меня за руки:
– Поехали скорее! Перезвони им! Скажи, что мы будем на месте через двадцать минут! Мама, ты должна дать это интервью!
Мое сердце переполняется радостным волнением: дочка меня поддерживает, гордится мной! Однако я и сама должна собой гордиться.
– Спасибо, милая. Но Эмили Ланге заслуживает этого больше, чем я.
Глава 49. Эрика
Процесс выздоровления всегда требует времени и заботы: они способны творить чудеса. Мы с Энни подолгу гуляем в парке, дома смотрим фильмы, сидя в пижамах. Она рассказала мне о своем друге Рори и о первом поцелуе. Мы разговариваем до утра, много плачем. Постепенно наша дружба восстанавливается.
Тот ночной эпизод был для Энни унизителен, и для меня тоже. Том еще два раза мне звонил, но я не брала трубку. Я ведь дала дочери слово и сдержу его. Вчера мы сажали на балконе цветы, которые теперь называем пентасами Кристен.