С любовью,
Энни
В последний момент она, струсив, меняет подпись:
Твой друг навсегда,
Энни
Через три минуты Рори отвечает эсэмэской в две строки: «Чтобы восстановить связь с тем, кто тебя отверг, требуется большое мужество. Я нашел в себе силы, Энни, и ты тоже должна найти». Верно. Рори восстановил связь с ней. Но сможет ли она сделать то же самое?
На улице воет ветер, хлещет дождь. Мама сидит в гостиной, глядя в окно. На коленях альбом для набросков. Она смотрит в небо, как будто мечтает о чем-то далеком. Или о ком-то. О Кристен? О Томе? Нет, она же сама сказала, что едва его знает. Энни приятнее думать, что ее мать просто вынашивает идею новой картины. Или размышляет о собственном будущем: решает, вернуться ли в риелторский бизнес или в социальную службу. Энни гонит от себя мысль о том, что эта задумчивость, вероятно, результат ее вмешательства.
– Мама?
На мамином лице появляется мягкая улыбка:
– Красивый дождь, правда, милая?
– Я возвращаюсь.
Мама выпрямляется:
– В Париж?
– Да. Я должна закончить работу.
– Правильно. С девочкой нужно по-человечески попрощаться. Я горжусь тобой, моя хорошая. Помогу тебе собраться, – говорит мама, вставая и обнимая Энни.
Та стонет: при мысли о предстоящей встрече с Томом ей до сих пор становится не по себе. Поэтому она меняет тему:
– Может, телевизор посмотрим?
– Конечно. А какао хочешь?
Поставив перед собой дымящиеся кружки, они устраиваются рядышком на диване.
– Сегодня прохладно, – говорит мама с улыбкой, беря лоскутное одеяло, чтобы укутать себя и дочку.
– Ух ты! Бабушка сшила, да?
– Ага. Я всегда любила это одеяльце и вот достала его из кладовки. Держи пульт. Что будем смотреть?
Энни нравятся такие вечера. Мама опять стала почти прежней. Но чем она займет себя завтра, когда Энни уедет? Устроится на новую работу, будет ходить в художественную студию. Достаточно ли этого, чтобы заполнить ее сердце? Она заслуживает любви и готова к новым отношениям. Теперь Энни это видит. Вот бы мама с кем-нибудь познакомилась или начала встречаться с кем-то, кого знала раньше! Энни задает вопрос, который не давал ей покоя:
– Мама? Помнишь, в тот день, когда Кристен… умерла, – это слово она все еще произносит с трудом, – ты мне позвонила и сказала, что у тебя свидание. А с кем?
Мама грустно улыбается:
– Я случайно встретила Джона Слоуна, коллегу со старой работы. Ты его видела, но вряд ли помнишь.
– А потом ты с ним встречалась?
– Нет. Он несколько раз звонил, но я не могла с ним разговаривать. После того, что случилось.
Энни садится прямо и хватает маму за руки:
– Но ты стала сильнее! Позвони ему, этому Джону Слоуну! Вдруг получится?
Мама улыбается:
– Посмотрим.
Такой ответ не удовлетворяет Энни:
– Пожалуйста, мамочка, позвони ему завтра же! Обещай мне!
– Не надо, дорогая, – говорит мама, ставя кружку с какао на столик и привлекая Энни к груди. – У меня есть все, что мне нужно. Мы с тобой прекрасная семья.
– Это верно.
Устроившись поуютнее, Энни начинает переключать каналы. Выбор падает на «Голос». Посмотрев выпуск до середины, Энни поворачивается к маме:
– Я все время задаю себе один вопрос.
– Какой, милая?
– Интересно, Том так и ехал на поезде до самого Вашингтона в пиджаке на голое тело?
Впервые за несколько лет мать и дочь надрывают животы от смеха.
Глава 51. Энни
Энни сразу замечает, что Рори как будто стал выше, разговаривает громче, шагает шире. И когда смотрит на нее, не покрывается красными пятнами. Победа в конкурсе прибавила ему уверенности в себе, причем так сильно, что еще чуть-чуть, и его можно будет назвать нахалом.
Он ждет Энни за зоной таможенного контроля в аэропорту. Она подбегает, он обхватывает ее обеими руками:
– Энни, подруга! Добро пожаловать обратно!
Рори как будто еще похудел, и уши теперь кажутся даже больше, чем две недели назад, но для Энни он никогда не был таким милым… или таким сексуальным. Она целует его в щеку:
– Спасибо, что встретил. И спасибо за то, что ты один из моих самых классных друзей!
– Один из? – восклицает Рори с негодованием в голосе. – Ради бога, Энни!
Она смеется:
– Ну хорошо, просто самый классный.
Он кивает:
– И самый красивый.
Энни трясет головой и шутя толкает его, но в душе она сама не своя от счастья.
– Ты знаешь такое выражение – «задрать нос»?
Рори смеется:
– Я не задираю нос, просто моя утка попала в меню лучшего ресторана Парижа!
Энни поднимает руку:
– Дай пять! Кстати, сегодня я веду тебя в этот ресторан. Еще дома забронировала столик. Не скрою, для этого мне пришлось козырнуть кое-чьим именем: поздравляю, ты стал знаменитостью. Благодаря этому мне и удалось получить столик на двоих на восемь часов. Закажем твою перченую утку, сфотографируем ее и выложим в «Инстаграм»! Я угощаю!
Рори почему-то не радуется.
– Что-то не так? Не хочешь идти?
– Хочу, Энни. Только можно с нами пойдет Лор? Мы собирались…
– Лор? Кто это?
– Мы с ней вместе учимся. Я познакомил вас в кафе «Два маго» в наш с тобой первый совместный вечер. Ты посоветовала мне не сдаваться и еще раз попробовать куда-нибудь ее пригласить. Я так и сделал, и вот мы уже семь дней не расстаемся. Ты молодец, моя американская подружка!
Энни натягивает на лицо улыбку:
– Да уж. Сама удивляюсь собственной гениальности.
«Ну и штука эта первая любовь! – думает она. – Приходит, переодетая дружбой, а уходя, царапает сердце перочинным ножиком».
Около полудня они подъезжают к дому на Рю де Ренн. Сегодня суббота, поэтому Том и Олив наверняка сидят сейчас за кухонным столом, жуют бутерброды с сыром и, возможно, решают, в какой парк пойдут гулять после обеда. В душе Энни, как пена, закипает любовь. Ее сердце там, где Олив.
– Ну я пойду, – говорит Рори, поворачиваясь к двери своей квартиры.
– Спасибо, до скорого.
– Может, «Дюкасс» подождет до другого раза?
Энни кивает:
– Конечно.
Подождет, пока она переварит тот факт, что единственный парень, проявивший к ней хотя бы какой-то интерес, теперь «не расстается» с существом, которое превосходно влезет обеими ногами в одну штанину ее, Энни, джинсов.
– Рори? – окликает его она, когда он уже собирается закрыть дверь. – Пообещай, что мы навсегда останемся друзьями.
– Честное скаутское.
Энни нажимает кнопку звонка и ждет. Сердце панически бьется. Приехав без предупреждения, она совершила ошибку. Надо было сначала написать. Один раз она уже явилась домой сюрпризом. Неужели это ее ничему не научило? Слышатся приближающиеся шаги. Дверь открывается.
В первое мгновение Том смотрит недоумевающе: «Энни?» Но потом на его лице вспыхивает радость: «Энни!» Может, это все фантазия, но кажется, будто он ищет глазами кого-то еще. Уж не маму ли? Какую-то долю секунды Том выглядит разочарованным, однако быстро берет себя в руки. Как и мама. Когда он обнимает Энни, она осознает, до чего глупо было видеть в таких объятиях что-то, кроме отеческого участия.
С кухни доносится голосок Олив: «Энни?» Видимо, девочка услышала, с кем папа разговаривает. С шумом падает опрокинутый стул, топочут детские ножки. Добежав до угла, Олив резко останавливается. Энни делает глубокий вдох, готовясь принять гнев своей подопечной. Она опускается на корточки, чтобы смотреть малышке прямо в глаза. Между ней и Олив – десять футов, а такое ощущение, будто их разделяет тысяча миль.
– Привет, моя горошинка. Я вернулась.
Девочка скрещивает руки:
– Уходи. Я не твоя горошинка. И ты здесь больше не живешь.
Энни подползает поближе:
– Мне очень жаль, солнышко. Понимаешь, когда ты уехала, мне стало очень одиноко. И я тоже решила уехать. Домой. Там я случайно поранилась.
Энни специально придумывает такую отговорку, чтобы не выставить никого виноватым. Ту сердечную рану она вообще-то нанесла себе сама, хотя до сих пор и не признавала этого открыто. Украдкой взглянув на Тома, она прибавляет:
– Сейчас мне лучше.
– Я рад, – печально улыбается он.
Олив топает:
– А почему раньше не сказала?
Ее голосок надламывается, как и сердце Энни, которой понятна попытка девочки спрятать грусть под маской злобы. Она и сама так делает время от времени.
– Да, милая. Я должна была тебе позвонить. Я поступила эгоистично, неправильно. – Она уже подобралась к Олив достаточно близко, чтобы взять ее за руки. – Помнишь, что говорят друзья, если кто-то кого-то обидит?
У девочки дрожат губы. Моргая, чтобы не заплакать, она говорит:
– Да, глупая! Они говорят: «Извини».
– Верно, – Энни берет личико Олив в ладони. – Пожалуйста, извини меня за то, что я долго не приезжала. Мне очень жаль.
Девочка смотрит на свою няню мокрыми глазами, увеличенными стеклами очков, и нерешительно улыбается, как будто ее сердце еще разбито, но уже потихоньку начинает заживать:
– А второй друг отвечает: «Все в порядке».
Следующие два дня Энни занимается покупкой продуктов, стиркой, а также подготовкой к отъезду на родину, до которого осталось восемь недель. Куда бы она ни пошла, Олив идет рядом, а не плетется сзади, как раньше.
– Через два месяца, тринадцатого августа, вы улетаете из Парижа.
Девочка отворачивается:
– Нет, я не полечу! Я остаюсь здесь!
– Как? Разве ты не хочешь домой, в «прекрасную Америку»?
– Она не прекрасная, она ужасная.
– Ну тогда мы с тобой, наверное, никогда больше не увидимся.
– Но ты ведь и так будешь жить далеко от нашего дома? – говорит Олив, встрепенувшись, и вопросительно смотрит на Энни.
– Вчера я поговорила с твоим папой. Я переезжаю в Джорджтаун. Твоей няней я уже не буду, но я бы хотела остаться твоим другом.
– А почему ты не сможешь быть моей няней?