- Где Гильденстерн? - осведомился он вполголоса у подбежавшего Гамлета.
- Он побежал за Кидом.
- За каким Кидом?
- Это паренек из Эльсинора. Он поджидает меня, пока я вернусь с похорон.
- А зачем он здесь, в Новом Вифлееме?
- Он будет играть в нашем представлении. Пришел посоветоваться.
- О чем вы здесь спорите?
- Гильденстерн сказал людям Нового Вифлеема, что белоголовый молился богу и бог сказал ему, что Яго погиб потому, что его извели колдовством люди Эльсинора и что им за это обязательно надо отомстить. Теперь отец Джемс говорит, что нам следует пойти войной на Эльсинор, чтобы отплатить им за кровь Яго, заставить их выдать того, кто виновен в колдовстве, и чтобы они перестали праздновать день воскресный по субботам.
- А что говорят люди Нового Вифлеема? - Они боятся бога.
- А ты как думаешь насчет того, что Яго якобы умер от колдовства?
- Я думаю... Я полагаю, - тут Гамлет перешел на шепот, - я полагаю... Вы же сами мне сказали, что чудес нет и что колдовства тоже нет... Я так говорю?
- Ты говоришь очень правильно, Гамлет. Ты храбрый и умный человек. Как ты думаешь, что тебе было за твои слова, если бы на самом деле существовали чудеса и колдовство?
- Я думаю, что меня убило бы на месте громом, сэр.
- Ну и как? Убило тебя громом?
- Нет, не убило. Я остался жив, и это очень интересно.
- Подумай об этом на досуге, мой дорогой умница Гамлет.
- Я обязательно об этом подумаю. Я теперь буду очень много думать.
- Но пока что нам нужно что-то предпринять, чтобы не началась по-пустому война.
- Вот и я так говорил, что нечего начинать войну. Она никому не нужна.
- Кроме тех, кто остался в Священной пещере.
- Это сверх моего понятия, сэр, - честно признался Гамлет.
- Это сверх понятия любого честного человека, и все же это именно так. Белоголовому нужна война, чтобы люди острова Разочарования основательно между собой перессорились. Тогда их легче будет подчинить своей воле.
- Но ведь это подло: натравливать людей друг на друга и извлекать себе пользу из чужой крови!
- Ах, мой дорогой Гамлет, в том мире, откуда прибыл мистер Фламмери и его друзья, многое построено именно на том, что люди, подобные Фламмери и Цератоду, всеми способами не дают остальным людям жить между собой в ладу и согласии. Только на этом и держится власть разных Фламмери. Вот поэтому-то он и хочет втравить вас в войну с Эльсинором.
- Они извели колдовством сэра Фальстафа, сэр, - вмешался преподобный отец Джемс.
Слишком много членов его паствы внимательно и все более сочувственно прислушивались к беседе Гамлета с желтобородым белым. Как пастырь, он считал себя не вправе не вмешаться.
- Разве Яго не утонул в море? - обратился к нему Егорычев.
- Но он утонул потому, что на него навели колдовские чары, сэр. Это понятно даже ребенку.
- Ты старый и мудрый человек, - польстил Егорычев колдуну, но адресуясь главным образом к его пастве. - Ты много знаешь и очень многое видел на своем веку. Скажи мне, разве люди вашей деревни умирают только от колдовства?
- Конечно, нет, - осторожно отвечал колдун. - Люди умирают от старости, от болезней, от отсутствия должного благочестия.
- Почему же ты так уверен, что он утонул в результате колдовства?
- Потому, что его голова была обращена в южную сторону.
- А если его выбросило бы в сторону вон той горы? Ведь на ней никто не живет? - И Егорычев указал в направлении, строго перпендикулярном тому месту бухты, куда выбросило тело Яго.
- Тогда было бы ясно, что никто, кроме него самого, в его смерти не виновен, - проворно ответствовал преподобный отец Джемс.
- А если бы в сторону Священной пещеры?
- Его выбросило головой к югу, - уклонился отец Джемс от прямого ответа.
- Я думал, что ты более понятлив, - с досадой промолвил Егорычев, - но раз ты нуждаешься, чтобы тебе разжевывали и клали в рот разжеванное, я могу это проделать для такого уважаемого человека, как ты.
Кое-кто из окружавших ухмыльнулся. Им было внове такое забавное выражение. Но колдун уперся взглядом в землю и молчал.
- На вчерашнем пиршестве вы угощали меня напитком, от которого люди пьянеют. Верно я говорю? - продолжал допытываться Егорычев.
- Верно, - неохотно отвечал колдун.
- Если человек выпьет слишком много этого напитка и упадет в воду, может он утонуть?
- Может, - еще более неохотно согласился отец Джемс.
- Так пусть те, кто видел Фрумэна, когда он третьего дня отправился в бухту, скажут, разве он не был тогда пьян?
- Он был -очень, очень пьян, - охотно Подтвердили несколько островитян. - Он качался на своих ногах, как самая старая и дряхлая коза.
- Что же удивительного в том, что очень пьяный человек утонул? Разве не было тогда сильного ветра? - спросил Егорычев. Ему казалось, что он уже почти полностью убедил своих слушателей.
Все согласились, что в пятницу, когда Яго отправился освежиться, дул достаточно свежий ветер, чтобы опрокинуть лодку, особенно если ею правит в дым пьяный человек.
- И еще, - продолжал Егорычев, все более утверждаясь в убеждении, что он берет верх над человеконенавистническими происками Фламмери, - попробуем даже на мгновение допустить нелепую мысль, что кто-то, неизвестно по какой причине, хотел извести одного из людей Нового Вифлеема. Если он хотел нанести этим действительный ущерб вашей деревне, он бы, без сомнения, выбрал наиболее уважаемого и ценного вашего односельчанина. Не так ли?
- Это именно так, - согласились его слушатели, окружая беседующих все более плотным кольцом.
- А разве Яго был достойным и ценным человеком?
- Все человечество презирает Фрумэна! - горячо воскликнул Гамлет.
- Он был большой негодяй, этот Фрумэн! - поддержали Гамлета его односельчане, но преподобный отец Джемс в благочестивом ужасе воздел руки, и люди замолкли. Они вспомнили, что со вчерашнего вечера полагалось совсем по-другому говорить о покойном Яго.
Егорычев понял, что не должен был, пожалуй, пускаться сейчас в оценку личных качеств первого квислинговца острова Разочарования.
- Так разве не ясно теперь, что Фрумэн погиб не от колдовства, а потому, что был мертвецки пьян?
- Белоголовый джентльмен всю прошлую ночь возносил молитвы всевышнему, и всевышний сказал ему со всей достоверностью, что покойный сэр Фальстаф Фрумэн погиб именно от колдовских чар и что напустили на него эти чары именно презренные люди Эльсинора, - сурово заметил колдун.
- Всю прошлую ночь все обитатели Священной пещеры провели вместе и бодрствовали. Я тоже бодрствовал и не видел, чтобы белоголовый хоть на одно мгновение предался молитве. Мы с ним были заняты самыми земными делами: разговаривали, делили с ним имущество и продовольствие.
- Можно молиться и будучи занятым самыми мирскими делами, - сказал отец Джемс.
- А почему не допустить, что белоголовому попросту померещилось, что он получил указания от бога?
- Это никак не может быть, сэр.
- А если я вам скажу, что белоголовый безусловно и сознательно сказал неправду? Что он все это выдумал, чтобы втянуть вас в братоубийственную войну?
- Этого не может быть, - убежденно отвечал колдун. - Если человек, пусть это даже сам белоголовый, сказал бы, что ему явился господь, и это была бы неправда, то это такой страшный грех, что его сразу поразил бы огонь с небес и он превратился бы в кучку пепла.
Островитянам последнее соображение показалось убедительным. Они закивали головами.
Позади толпы, у хижины, увешанной траурными венками, темнело на оранжевой циновке громоздкое тело Яго, плотно обтянутое старым засаленным эсэсовским кителем. Сейчас никто не обращал внимания на покойника. Даже его мать и вдова прекратили плач и причитания, не решаясь помешать разгоревшемуся спору.
- И все же я утверждаю, что белоголовый нарочно и сознательно вводит вас в... - снова начал Егорычев, поняв, что он еще очень далек от окончательной победы.
В это время показался Гильденстерн. С его лица струился пот. Он был взволнован и не пытался скрыть этого. Из плетеной сумочки, висевшей у него, как и у остальных островитян, на левом плече и заменявшей одновременно и карманы и сумку, поблескивало что-то металлическое, в чем Егорычев без труда признал краешек большого складного немецкого ножа. Точно такой же нож был отобран Егорычевым у Кумахера и подарен Мообсу еще в первый день их пребывания на острове. Теперь он оказался у Гильденстерна. Вряд ли Мообс, как и большинство не участвовавших в войне, особенно увлекавшийся трофеями, по собственному почину отдал его Гильденстерну. Очевидно, он сделал это по предложению Фламмери. Итак, они уже начинают понемногу вооружать своих сателлитов,
- А Кид? - спросил Гильденстерна отец Джемс.
- Он там.
- Где там?
- У порога хижины.
- Что он там делает?
- Он лежит.
- Ты должен был привести его.
- Он не хотел идти. Он сопротивлялся.
- Ты должен был взять его за руку и привести.
- Он стал царапаться. Он меня всего избил, с головы до ног.
- И это испугало воина и старейшину Нового Вифлеема?! Хорошо, мы пошлем другого, и он приведет сюда этого строптивого мальчишку.
- Он его не приведет, - сказал Гильденстерн, глядя себе под ноги. - Его уже нельзя привести... Он... я... Я его убил.
- Ты убил гостя нашей деревни?!
- Я убил врага нашей деревни. Он сказал, что ненавидит людей Нового Вифлеема. Он сказал, что желает нам всем гибели.
- Поклянись! - крикнул Гамлет, кидаясь к задрожавшему Гильденстерну. - Поклянись, что он так сказал! И что он не хотел сюда идти и дрался, тоже поклянись!.. Ты понимаешь, что ты наделал?
- Понимаю. Я убил слугу дьявола, и теперь уже нам обязательно придется пойти войной на Эльсинор, потому что в противном случае они сами на нас нападут, чтобы отомстить за Кида. Это перст божий.
- Это перст божий? - строго перебил его отец Джемс.