— Скажите ей, пусть немедленно сядет рядом с Уайтом, а то придется ее наказать.
— Вашей угрозы я не переведу, — возразил Парсел. — Это просто опасно. Меани уже считает ее своей женой. Если вы ее хоть пальцем тронете, он вас убьет.
— На то есть закон, — отозвался Маклеод. — Его повесят.
— Если только вам это удастся, — проговорил Парсел, пристально глядя на Маклеода.
Шотландец вскинул костлявый подбородок и опустил ресницы. Если и впрямь начнется резня, против него будет Парсел, Джонс, Бэкер, шестеро таитян, а возможно, и все женщины. Он горько пожалел, что не захватил с собой ружья.
Он оглянулся на Уайта.
— Уайт, подымись и сам приведи себе жену.
Фактически это было замаскированное отступление: Маклеод предоставлял действовать самому Уайту.
Но Уайт вовсе не собирался нападать на Итию врасплох. Он медленно поднялся и с достоинством направился к ней. Итиа отпрыгнула, резко повернулась и почти с неестественной быстротой пересекла поляну, только длинные волосы взметнулись за ее спиной. Она неслась прямо на запад, к джунглям.
— Стой, Меани! — крикнул Парсел.
Меани, бросившийся было за ней следом, застыл на месте, выставив вперед одну ногу, атлетический его торс был повернут к присутствующим боком, голова вскинута, а ноздри трепетали, как у гончей, которую окрик охотника остановил на бегу.
— Если ты последуешь за ней, — сказал по-таитянски Парсел, — они будут гнаться за тобой с ружьем в руках. Оставайся здесь. Возвращайся с нами в поселок. — И добавил: — Впереди еще вся ночь…
Меани уселся, не спуская с Парсела глаз. Уайт не шелохнулся. Он смотрел, как Итиа в лунном сиянии мчится к зарослям. Бежать за ней значило унизить себя. Когда фигурка девушки исчезла в роще, он неторопливо вернулся в круг и уселся на прежнее место. С тех пор как Уайт назвал имя Итии, он не произнес ни слова.
— Найдется, — проворчал Маклеод, — пить, есть захочет и придет.
Воцарилось молчание. Прищурив глаза, Парсел произнес равнодушным тоном:
— Я предлагаю, чтобы Уайт выбрал себе другую женщину, хотя бы Итиоту. Итиота охотно согласится.
Уайт открыл было рот, но Маклеод вмешался в разговор.
— Хорошо, мистер, — ядовито проговорил он, — непременно, мистер. Весьма великодушно с вашей стороны, мистер. Итиота достанется Уайту, а Итиа достанется Меани. Ловко задумано, Парсел, но пусть меня черти изжарят, если выйдет по-вашему. Разрешите вам напомнить, что здесь у нас ассамблея. И не будут здесь черные устанавливать свои законы, будь они хоть трижды ваши дружки. А что касается Итии, Парсел, то и тут не бывать по-вашему, не беспокойтесь, ее отыщут.
— Заросли тянутся на пять километров и опоясывают весь остров, — холодно возразил Парсел. — На горе есть источник. А у нее самой семнадцать соучастников.
— Найдут, — пообещал Маклеод, махнув рукой Джонсу, чтобы тот продолжал.
Джонс запустил руку в треуголку.
— Бэкер, — чуть ли не шепотом произнес он и с виноватым видом поглядел на зятя.
С тех пор как Амурея села с ним рядом, он только раз, да и то мельком вспомнил об опасениях Бэкера.
Бэкер поднял загорелое лицо и внятно проговорил:
— Авапуи.
Никто не произнес ни слова. Все взгляды устремились на Маклеода. Шотландец ждал этой минуты. Вот она и пришла. И все-таки застала его врасплох. Протекло несколько секунд. Не шевелясь, не подымая с земли веревки, валявшейся у его ног, потупив глаза, Маклеод вытянул жилистую шею и высоко вскинул свое похожее на череп лицо. «Колеблется, — сказал себе Парсел, — бегство Итии заставило его призадуматься. А если бы не остальные…»
— Возражаю, — вдруг сказал Маклеод и, подняв глаза, посмотрел, прямо на Бэкера.
Бэкер молча выдержал его взгляд. Оттолкнувшись рукой от земли, Маклеод поднялся и прислонился спиной к корню баньяна. Он ждал, что Бэкер бросится на него, и предпочитал встретить атаку стоя.
— Уважаемые, — сказал он не спеша и обвел взглядом своих соратников, — если я требую себе Авапуи, то вовсе не потому, что хочу повредить Бэкеру…
— Ясно, — крикнул Бэкер, но голос его сорвался.
— Однако необходим порядок, — продолжал Маклеод, словно и не слыша крика Бэкера. — Не можем же мы терпеть, чтобы на нашем острове женщины переходили из рук в руки. Кто жил на Таити с Авапуи? Папа Маклеод! А кто жил с нею на «Блоссоме»? Собственный сын огородной матушки. А вы сами знаете, какие тут бабенки! Стоило нам высадиться на остров, как моя индианочка сразу начала вертеться вокруг Бэкера. Из чистого каприза, сынки! И не по чему-либо другому? Черные дамочки славятся своим капризным нравом! А я вот вам что скажу, — добавил он, повышая голос, — ежели мы их не приструним, тогда всему конец! Ни тебе порядка! Ни тебе семейного очага! Какие же тогда из нас хозяева! А что из этого получится, сынки, я вам сейчас объясню: напяливай, братец, юбку и валяй мыть посуду.
Смэдж и Джонсон рассмеялись, но как-то вяло. Горящие глаза Бэкера не оставляли сомнения в его намерениях, и оба сторонника Маклеода не без основания опасались, что если начнется свалка, то вряд ли можно будет рассчитывать на вмешательство силача Ханта. Очутившись в материнских объятиях Омааты, он перестал интересоваться жеребьевкой и только в упоении мурлыкал, как сытый кот.
— Ладно, — начал Маклеод, — пойдем дальше. Когда Авапуи меня бросила, я ведь ничего не сказал. Я тихий малый. Не хотел драться с Бэкером…
— Тебе, конечно, предпочтительней голосовать, чем драться, — кинул Бэкер таким спокойным и вместе с тем оскорбительным тоном, что Маклеод побелел.
Парсел украдкой взглянул на Бэкера. Он сидел поджав под себя ноги и засунув обе руки в карманы. Лицо его было совершенно спокойно, только нижняя губа временами нервно подергивалась. Черные, лихорадочно блестевшие глаза смотрели на Маклеода с выражением глубочайшей ненависти.
— Не намерен отвечать на дерзости, — проговорил Маклеод, овладев собой. — Если ты, Бэкер, ищешь ссоры, должен тебя разочаровать — ссоры не получится. У нас есть закон, и я придерживаюсь закона.
— А кто этот закон установил? Разве не ты сам? — медленно произнес Бэкер. — А теперь ты прячешься под охраной закона, потому что драться боишься. Когда надо болтать — сколько угодно. Когда ты говоришь — черт тебе не брат. Но что-то я никогда не видел тебя в первых рядах дерущихся. Когда Барт велел тебе кинуть в воду тело Джимми, ты разве возражал? Ты и твой дружок Смэдж, вы оба хвост поджали. И здесь то же самое ты, мол, повинуешься закону…
Бэкер с такой силой выговаривал каждое слово, что, казалось швыряет их одно за другим прямо в лицо шотландца.
— Я не намерен отвечать на твои дерзости, — повторил Маклеод и даже не шелохнулся (не человек — скала). — То, что я сказал, относится к Авапуи. Теперь говори ты. А когда кончишь поставим вопрос на голосование.
— Не терпится перейти к голосованию, а, Маклеод, скажи? — все так же медленно и жестко проговорил Бэкер. — Ведь голосовать-то легко. Не труднее, чем воткнуть нож в грудь парню, который не может защищаться, ну, например, в грудь Симону.
Тут произошло нечто из ряда вон выходящее: таитяне одобрительно зашумели. Они никогда не слышали о существовании Симона, не поняли ни слова из того, что сказал Бэкер, но по его тону, по блеску его глаз они догадались, что он оскорбил Маклеода, и были довольны. Но шотландец даже головы не повернул. Он стоял с полузакрытыми глазами, прислонясь к корню баньяна, сложив за спиной руки, закинув голову. Подождав, когда стихнет ропот таитян, он взглянул на Бэкера.
— Кончил?
— Нет, не кончил, — холодно и вызывающе бросил Бэкер. — Я говорил о легких вещах, Маклеод. Например, чего легче повесить Мэсона, связав ему руки и ноги. Тут отваги не требуется! Только голосование.
— Я никому препятствий не чиню, возьми да сколоти себе большинство, — огрызнулся Маклеод.
— И насчет большинства — это тоже легко, — подхватил Бэкер все так же медленно и размеренно, но в каждом его слове чувствовалось огромное внутреннее напряжение. — Легко одурачить парня, который вообще-то ни бельмеса не понимает. Легко запугать несчастного старика, который и защищаться-то не может. Вот, полюбуйся!
Он резко обернулся к Джонсону и впился в него горящими яростью глазами. Парсела потрясла сила или, вернее, неистовая свирепость этого взгляда. Джонсон открыл рот, словно у него перехватило дыхание, и весь сжался, как насекомое, на которое плеснули кипятком. Он судорожно обхватил колени руками, низко опустил голову и застыл в этой позе, скрюченный, сраженный ужасом.
Бэкер пожал плечами с нескрываемым выражением жалости поглядел на Маклеода.
— Есть вещи и полегче этого, — продолжал он, не в силах унять дрожь голоса, что придавало словам какую-то особую выразительность, — это бить женщину. Особенно такую беззащитную, как Авапуи. Поэтому-то ты и жалеешь, что с ней расстался. С Ороа не получится. Ороа сама тебя отколошматит. А тебе это не по вкусу. Колотить женщину — пожалуйста. Таскать ее за волосы — пожалуйста. Поддавать ей коленом под зад — пожалуйста. Но затевать драку — нет, уж увольте! Даже с Ороа. Нет и нет! К Ороа так легко не подступишься. Ороа, если ты ее пальцем тронешь, швырнет тебе в физиономию все что под руку попадется. Вчера вечером, например, попался твой молоток!
— А я и не знал! — по-мальчишески фыркнул Джонс.
Этот ребяческий, в сущности, безобидный смех положил конец разговорам и шушуканью. Слушая поношения Бэкера, Маклеод даже бровью не повел, но невинный хохот Джонса лишил его самообладания. Вдруг он ощутил, как саднят кожу бандерильи, которыми без передышки метал в него Бэкер. Глаза его потухли, помутнели и с пугающей неподвижностью уставились в одну точку. Опустив плечи, он засунул правую руку в карман.
В то же мгновение Бэкер приподнялся и оперся правым коленом о землю в позе бегуна, готовящегося к старту. Он совсем забыл, что отдал нож Парселу, и, охваченный холодным бешенством, сотрясавшим все его сбитое, мускулистое тело, готов был броситься на Маклеода. Тяжело дыша, напружив каждую мышцу, он не спускал с шотландца опьяненного яростью взгляда, в котором ясно читалось, что сейчас начнется кровавая расправа.