олько что находился вместе с ребенком, отбитым у кайманов.
Осмотревшись вокруг себя, Жан отказался пересчитать наступавших врагов.
Их было, по крайней мере, штук шестьдесят-семьдесят, и сильный запах мускуса, распространяемый ими, невыносимо раздражал обоняние.
– Ну, любезные, – шутливо заговорил Жан, – прошу покорнейше пожаловать, кому есть охота! Меня это нисколько не стеснит. Напротив, чем больше вас будет, тем мне приятнее. Вы не можете себе представить, с каким удовольствием примусь я уничтожать вас гуртом.
С этими словами он вложил динамитный патрон в расщелину громадной глыбы слюдяного сланца.
Потом Жан высек огня и тут же зажег фитиль грозной мины, после чего поспешил удалиться из сферы ее разрушительного действия.
С высоты берега брат с сестрой могли видеть ужасную картину взрыва. Он грянул с невероятной силой. Вода в болоте закипела, поднявшись столбом в виде смерча, увлекая с собой ил и комья земли, тогда как оглушительный грохот, производимый колебанием воздушных слоев, походил на раскаты грома. Земля тряслась вокруг лагуны, и когда водяной столб рухнул, до тридцати трупов кайманов всплыло животом кверху, точно белые мехи, надутые воздухом.
Сначала индианка с сыном страшно перепугались при виде грозного феномена.
Когда же все кончилось и последние отголоски взрыва замерли вдали, слившись с шумом океана, мать и ребенок осмелились наконец открыть испуганные глаза.
Тут Жану с сестрой представилось уморительное зрелище, заставившее их хохотать до упаду.
Двое индейцев, убедившись в своей полной безопасности, предались необузданной радости.
Взявшись за руки и повторяя нараспев гортанные звуки, точно слова непонятной песни с однообразным мотивом, мать и ребенок принялись отхватывать какой-то дикий танец, сопровождая его неистовым кривляньем и сумасшедшим хохотом.
Время от времени они прерывали пляску, чтобы швырять камни в мертвых кайманов с громкими ругательствами на своем языке.
Жан первый заставил сестру возвратиться к действительности.
– Нам пора домой. Но, чтобы обезопаситься, возьмем с собой наших заложников.
Они стали объясняться знаками со своими новыми сотоварищами. Кроткое лицо Жанны внушило женщине доверие. Она без всякого принуждения последовала за молодой девушкой, а мальчик побежал за матерью с видом веселого любопытства. Это беспрекословное послушание с первого раза говорило в их пользу и обнаруживало в них покорность.
Вступив во внутренность корабля, двое дикарей не могли скрыть своего восторженного изумления.
Они бегали взад и вперед, заглядывая во все закоулки. Их наивное восхищение развлекало и смешило детей. Лицо Жана, все еще сомневавшегося в искренности индианки и ее мальчика, внезапно прояснилось.
Когда Жанна спросила его о причине такой перемены, он указал ей пальцем на ноги женщины.
– Взгляни, – сказал юноша, – они точь-в-точь соответствуют следам, виденным нами у ручья.
– Правда, – отвечала Жанна. – Должно быть, это она приходила туда за водой.
Однако их сомнения все еще не совсем улеглись.
– Нам предстоит разрешить еще одну задачу, рассеять еще одно подозрение, – продолжал молодой человек. – Каким образом эти двое людей, которых мы не встретили ни разу, прожив в этих местах целый месяц, очутились вдруг по соседству с нами? Едва ли вероятно, чтоб они пришли сюда одни.
Этот вопрос был подсказан Жану осторожностью. Сестра ответила на него со свойственным ей здравым смыслом:
– Самое лучшее средство, милый Жан, чтобы удержаться настороже и разузнать загадочное обстоятельство, это не пускать наших гостей с корабля. Тогда мы сразу заметим, можно ли им доверять и не поддерживают ли они тайных сношений со своими единомышленниками.
Жан согласился с этим крайне простым аргументом.
Он тотчас дал понять индейцам знаками, что они должны пока отказаться от свободы.
К немалому удивлению молодых Риво, ни тот ни другая не смутились таким распоряжением. Зато когда Жанна принесла им супу и кушанья, приготовленного из консервов, мать и сын обнаружили такое же наивное, непритворное удовольствие, какова была и радость этих детей природы при виде трупов убитых кайманов.
Они ели с большим аппетитом, но пили только воду. Вино, незнакомое им до сих пор, внушало дикарям сильнейшее и неодолимое отвращение.
– Без сомнения, – заметил Жан свой сестре, – у этих диких племен есть свои напитки, приготовляемые путем брожения и охмеляющие не хуже наших европейских вин; по крайней мере, мне рассказывали, что порок пьянства страшно развит и у них.
Тем не менее надзор за новыми гостями не представлял никакой трудности. Индианка с сыном были очень послушны. Они повиновались малейшей интонации голоса и, по-видимому, искали случая доказать свою признательность.
Каждый раз при встрече с Жанной мать бросалась перед ней на колени, обнимала и целовала ноги молодой девушки с видом смиренной покорности.
Жанна, которую стесняли эти знаки обожания, старалась растолковать бедной женщине, что для нее был бы гораздо приятнее менее восторженный и более практический вид благодарности, что вместо того, чтобы поклоняться ей, как идолу, индианка сделает лучше, если станет помогать ей по хозяйству.
И девушке удалось достичь своей цели. Вообще индейцы обнаруживали большую понятливость.
В два дня они освоились с привычками «дома», как весело выражалась Жанна. С тех пор ей оставалось только приказывать знаками. Молодая женщина исполняла полученные приказания с изумительным проворством и ловкостью.
Маленький мальчик со своей стороны также обнаруживал полное подчинение, и Жан, обучавший его, говорил, смеясь, сестре, что надеется сделать из этого малого драгоценного помощника.
Впрочем, мать и сын сами старались перенимать все полезное.
Они освоились даже с языком своих покровителей, причем французские названия предметов обыденного обихода и имена молодых людей, беспрестанно повторяемые в их присутствии, были скоро заучены ими. Это значительно облегчало мимические разговоры между господами и подчиненными.
Дети Риво, со своей стороны, узнали имена матери и сына.
Женщину звали Ильпа, а ребенка Сари.
Жанна с неистощимым терпением и кротостью посвящала Ильпу в хозяйство; Жан обучал маленького Сари гимнастике, что было совсем нетрудно, так как мальчик с младенческих лет привык к телесным упражнениям всякого рода и приобрел гибкость и ловкость обезьяны.
Мало-помалу память дикарей обогатилась большим запасом французских слов, а молодые французы, в свою очередь, усвоили немало выражений из так называемого «общего языка», коренного наречия, знакомого всем индейским племенам, живущим на американской территории от Колумбии до реки Ла-Платы. Столкновение их с португальцами послужило к тому, что к этому языку без толку примешалось еще нечто вроде диалекта сабир, употребляемого также и в Алжире.
Это дало брату с сестрой возможность вести со своими новыми товарищами более продолжительные разговоры и узнать больше подробностей об их происхождении, национальности, нравах и обычаях.
Первое, что поразило молодых Риво в индейских дикарях, было то, что они творили крестное знамение.
Дети стали расспрашивать их и узнали, что Ильпа и Сари христиане.
Это казалось тем более удивительным, что к своей новой религии, усвоенной крайне поверхностно, оба дикаря, нимало не смущаясь, примешивали множество суеверных обрядов, заимствованных у отвратительного культа Журупари, самого грубого и наименее облагороженного из всех человеческих верований.
Затем, по мере сближения со своими подчиненными, Жанна первая узнала их историю. Переводя при помощи брата слова ужасного жаргона, на котором они говорили, она мало-помалу разобрала, что Ильпа принадлежала к племени рукуйенов, многочисленному индейскому народу, стоящему на более высокой степени развития сравнительно с другими. Но так как в прежние времена племя это подчинило своей власти остальных краснокожих, а впоследствии утратило свои права и преимущества победителей, то оно живет в вечной распре с прочими индейскими народностями, населяющими область Амазонской реки.
Рукуйены, получившие это название от европейцев по причине их обычая красить свое тело соком растения руку, или орлеана, действительно составляют довольно многочисленный народ, кочующий преимущественно в великой саванне у истоков четырех рек: Тапанагони и Итани, притоков реки Марони, и Пару и Йари, притоков Амазонки. Рукуйены занимают область между 1-м и 3-м градусами северной широты и между 56-м и 58-м градусами западной долготы.
Они во всех отношениях стоят выше своих соседей: калайуа, эмерильонов и ойампи.
Довольно высокие ростом, люди этого племени отличаются красивым сложением и почти изящными формами, менее массивными, чем у других индейских племен. Среди их женщин нередко встречаются красавицы.
К несчастью, постоянная враждебность со стороны прочих индейцев мешает им сблизиться с европейцами, как это случилось бы при более благоприятных условиях мирных отношений. Кроме того, надо сознаться, что те стороны европейской цивилизации, с которыми они имели случай ознакомиться, представляют мало привлекательного.
Сведения, сообщенные Ильпой, только возбудили вновь прежние опасения Жана.
Каким образом эта женщина со своим ребенком очутились на берегу моря, на таком громадном расстоянии от центра кочевьев своего племени?
То была настоящая проблема, которую следовало как можно скорее разрешить.
Поэтому Жанна старалась хорошенько вникнуть в особенности языка тупи, на котором говорили ее гости. В то же время она употребляла все усилия, чтобы основательнее ознакомить их с французским языком.
Между тем время шло. Уже два месяца дети жили на разбитом корабле. Заглянув в календарь, они убедились, что близки к наступлению Нового года. До настоящего дня погода благоприятствовала им. Они не могли пожаловаться на резкость температуры. Осень в этих тропических странах у самого экватора отличалась несравненной мягкостью. К несчастью, они не знали, какова здесь зима, а сильные жары, томившие их недавно, служили только предвкушением нестерпимого летнего зноя под экватором. Дожди, изредка перепадавшие в ноябре и декабре, хотя и охлаждали атмосферу, но не приносили вреда. Соленые ветры и жизнь на корабле предохраняли молодых людей от перемежающихся лихорадок, убийственных в этом климате.