– Почему эта волна, пришедшая с северо-запада, не могла точно так же обрушиться на наш перешеек и затопить «Сен-Жак»?
Однако вид самих окрестностей давал ответ на этот вопрос, предложенный Жаном.
Поток, достигнув высокой точки мыса, внезапно разделился. Но река ила тем не менее стекала по обеим сторонам перешейка, вокруг него и по бокам судна, которому она устроила более плотное, более прочное ложе, окружив кузов подводной части у старнпоста и укрепив пароход на его стержне из скал.
– О, – воскликнула Жанна, – вот что достаточно наглядно объясняет мне образование новых земель и намывных островов под тропиками! Десяток таких бурь, как вчерашняя, и море поневоле станет отодвигаться на один метр каждые десять лет.
И молодая девушка почти тотчас прибавила с улыбкой:
– Решительно нет худа без добра! Тысячи кубических метров, прибавленных нам ураганом, только укрепили наше положение.
– Ну, в этом мало проку! – пробормотал, нахмурившись, Жан. – Не много понадобилось бы таких толчков, чтобы сорвать наше судно с места.
Увы! Опасность, которую они уже предвидели, была еще грознее разрушения корабля. Действительно, сильно запоздавший период дождей продолжался теперь беспрерывно.
Но не буря с ее ужасами пугала в настоящее время молодых людей, выкинутых кораблекрушением на пустынный берег, не перспектива смертоносных миазмов, разгулявшихся на просторе со своим кортежем перемежающихся и скрытых лихорадок. Нет, им грозил враг еще более опасный, близкий, домашний – бич, заключенный вместе с ними в самых недрах корабля. И у этого врага было ужасное имя, знакомое всему человечеству: голод.
Да, в настоящий час он угрожал злополучным затворникам на «Сен-Жаке».
Не раз настойчивый Жан направлялся к лесу под проливным дождем. Напрасный труд! Поиски не приводили ни к чему. Ни одно четвероногое, ни одна птица не показывались там. Деревья теряли свою листву, обнажались, и их пернатые гости поспешили укрыться в чащу громадного экваториального леса на южном берегу Амазонки, протекавшей поблизости, в каких-нибудь ста километрах ниже, почти обозначая своим течением воображаемую равноденственную линию.
Смелый юноша, не падавший духом от своих неудач, двадцать раз возвращался в лес, рискуя схватить опасную лихорадку. Но каждый раз ему приходилось возвращаться ни с чем.
В таких случаях он страдал не от одного уязвленного самолюбия, как бывает с неудачными охотниками. Нет, тщеславие было ни при чем в этих нравственных страданиях. Мальчика-героя удручала горькая мысль, что бедной Жанне предстоит испытать ужасные муки голода.
И в то время, как любящий брат с отчаянием думал об участи сестры, добрая сестра, неизменно кроткая и бдительная, во все вникавшая, тревожилась по тому же самому поводу за своего брата.
Дело в том, что страшная сырость, которой был насыщен воздух, еще скорее истощала запасы четырех живых существ, чем делали это они сами.
Каждый день требовалось осматривать консервы, отделять испортившуюся муку или крупу.
Доходило уже до того, что надо было рассчитывать дни и часы, так сказать – осязать рукой роковой срок, когда будет съеден последний каравай хлеба.
Маленькая компания была накануне строгого дележа пищевых продуктов на скудные порции.
И вот Жан ни за что не хотел с этим примириться. Он не допускал мысли, чтобы его сестра могла испытывать лишения.
Юноша старался незаметно урезывать другие порции, чтобы ей доставалось побольше, не замечая того, что Жанна со своей стороны делает то же самое из любви к нему, чтобы избавить его как от физических, так и от нравственных страданий.
Оба они, по молчаливому взаимному соглашению, не поверяли друг другу своих горьких дум.
По вечерам все старались поддержать бодрость духа веселыми, оживленными беседами, но это не всегда удавалось. А между тем каждый старался сделать со своей стороны что мог, потому что двое индейцев жили одной жизнью со своими хозяевами, делили их досуг и принимали участие в общих разговорах.
Маленький мальчик в особенности быстро освоился с французским языком. С невероятной понятливостью, которой одарены от природы американские расы, он запомнил достаточно слов, чтоб говорить бегло, и служил переводчиком в беседах между матерью и молодыми Риво.
Благодаря ему Жанна узнала причину горя Ильпы. Вместе с тем был разрешен вопрос, все еще тревоживший Жана: каким образом двое индейцев попали на узкий полуостров, отделяющий Амазонку от Уругвая.
Вот что Ильпа рассказала при посредстве Сари своей юной покровительнице.
Три месяца назад она с мужем и сыном приняли участие в экспедиции своего племени, отправлявшейся на берега реки Йари и в окрестности Уопеса для ловли рыбы пираруку и охоты на кабана. Небольшой отряд внезапно подвергся нападению оиакулетов, исконных врагов рукуйенов, но стал храбро защищаться. И, вероятно, одержал бы над ними победу, если б те не обратились за помощью к регатоэс – метисам-промыслителями, которые плавают по рекам, захватывая всякую добычу, какая им попадется.
При поддержке этих людей без чести и совести, которых терпит бразильское правительство потому, что оно не в силах положить предел их бесчинствам, оиакулеты одолели рукуйенов. Большая часть отряда последних была перебита. Человек двенадцать мужчин, женщин и детей попало в плен, и в числе их молодой тюйо – предводитель, по имени Серафим, с женой Ильпой и сыном Сари.
Неприятель пощадил их жизнь вовсе не из великодушного побуждения. Оиакулеты знали, что молодой рукуйенский предводитель владеет важной тайной. Ему было известно место богатейших золотых россыпей, находившихся где-то между слиянием Йари и Пару с Амазонкой. Враги надеялись, частью обещаниями награды, частью пытками, вырвать у бедного индейца этот секрет, чтобы воспользоваться им к собственной выгоде.
На первый раз Серафим их обманул. С целью завлечь своих притеснителей в соседство саванн, где охотились и занимались рыбной ловлей его соплеменники, хитрый тюйо указал пункт, гораздо более удаленный от великой реки. Воспользовавшись ночной темнотой и крепким сном своих измученных сторожей, индеец освободил связанных жену и сына и бежал с ними в саванну.
Однако эта геройская попытка оказалась бесполезной. Он ошибся в расчете и, воображая себя на свободе, попал вместо прерий рукуйенов в прерии, занятые племенем ойомпи. Преследуемые, как дикие звери, своими неумолимыми врагами, трое беглецов были скоро настигнуты свирепыми промыслителями человеческим мясом и загнаны в непроходимую чащу дремучего леса на берегах Амазонки.
Тут Серафим решился пожертвовать собой. Пустив в ход хитрую изобретательность индейского ума, он сумел прикрыть бегство Ильпы и Сари, а сам добровольно сдался своим преследователям. Доблестный предводитель, по крайней мере, мог утешаться мыслью, что его жена и сын спаслись от своих палачей.
Таким образом, мать с ребенком после ужасных двадцатидневных скитаний по лесам достигли, наконец, морского берега. Вот по какой причине апатичная и проникнутая фатализмом своей расы индианка плакала порой втихомолку, вспоминая мужа, который не задумался пожертвовать своей головой для спасения ее и ребенка.
Выслушав этот трагический рассказ, Жан, все еще не совсем доверявший женщине, спросил:
– А как ты думаешь, что сделали с твоим мужем эти низкие торгаши, которые охотятся за людьми, как за диким зверем? Ведь они, пожалуй, его убили?
На это индианка отвечала ему с той странной флегматичностью, которая характеризует коренное население Южной Америки.
– А может быть, и нет. Им выгоднее оставить Серафима в живых, чтобы выведать у него тайну. Но мой муж человек честный: он скорее откусит зубами себе язык, чем проговорится.
Таков был ответ индианки, рассеявший последние сомнения Жана.
После этого он ласковее заговорил с молодой женщиной. Юноша поделился с ней собственными опасениями и высказал свое намерение удалиться с «Сен-Жака», где скоро истощатся все съестные припасы. Его целью было отыскать какой-нибудь цивилизованный город в Гвиане или Бразилии.
Индианка покачала головой с унылым видом.
Теперь было не время покидать безопасный приют на пароходе. Она советовала выждать до марта или хотя бы до 15 февраля, по приблизительному вычислению Жана, сделанному на основании ее слов. Действительно, Ильпа говорила, что период самых упорных зимних дождей продолжается шесть недель, когда нельзя и думать пускаться в лес. Подобная попытка была бы величайшим риском даже сейчас, после прекращения жестоких ливней, когда земля еще остается под водой и во многих местах не просыхает в продолжение нескольких месяцев, представляя невылазные болота.
Прошел январь и начался февраль, а дождливому времени года пока не предвиделось конца. Жан по-прежнему ходил, однако, в лес, чтобы хотя бы изредка раздобыть немного дичи.
Несмотря на все принятые предосторожности, мука портилась с необыкновенной быстротой. Пшеница прорастала под влиянием сырости, также как и картофель, вывезенный из Европы. Оставалось всего несколько ящиков сухарей и несколько коробок со страсбургскими пирогами и мясом в консервах. Даже соблюдая величайшую экономию и разделив все припасы на самые скудные порции, нельзя было надеяться, что продовольствия хватит более чем на три недели февраля месяца. Голод приближался быстрыми шагами, и ничто не могло предотвратить его.
С тех пор, как Жан высказал Ильпе свои опасения на этот счет, она также очень тревожилась. Между ней и сыном происходили совещания, и мальчик ежедневно скрывался куда-то, не объясняя настоящей цели своих отлучек с «Сен-Жака». Жану с сестрой так и не удалось проследить за ним, что показалось молодым людям даже немного подозрительным.
– Кто знает, – сказал однажды вечером Жан своей сестре, – пожалуй, рассказ этой женщины – чистая выдумка. Она, может быть, старалась только усыпить наши подозрения, чтобы дать возможность своим соплеменникам напасть на наше убежище как раз в ту критическую минуту, когда вся провизия у нас иссякнет.