Остров Робинзонов — страница 18 из 45

Между тем, судя по всему, индейцы, предававшиеся здесь дикому беснованию в честь своего культа, не принадлежали к многочисленному роду ее более порядочных соплеменников. В этом следовало убедиться заблаговременно, чтобы знать, с кем имеешь дело и чего нужно опасаться. Сари вызвался пойти на разведку.

Он проворно вылез из палатки, держа в зубах клинок своего ножа, и пополз по направлению к неприятельскому становищу. Жан последовал за ним, прячась за деревья, с карабином наперевес, готовый стрелять при первой тревоге.

В то же время женщины, оставшиеся позади, тщательно складывали палатку и привязывали ее на спину послушного барана, обращенного во вьючное животное.

Сари быстро подполз к месту стоянки дикарей. Вдруг он остановился и, растянувшись плашмя в кустах, подал знак Жану не двигаться дальше.

Тут молодой человек сделался очевидцем одного из самых отталкивающих зрелищ, какое только можно себе представить.

Около сотни мужчин, голых, но разрисованных разноцветными красками, плясали до упаду в диком экстазе, уморительно кривляясь и оглашая воздух пронзительными криками. Посредине круга плясунов четверо людей, одетых в плащи без рукавов из звериной шкуры, доходящие до пояса и составляющие одно целое с коническими головными уборами, утыканными перьями ара – долгохвостого американского попугая, – делали отчаянные прыжки, наделяя участников церемонии жестокими ударами палки. Они дрались не шутя, потому что удары по бронзовой коже дикарей отдавались очень громко и многие из них разом валились с ног, получив такую внушительную взбучку.

Эта картина представляла для постороннего зрителя столько потешного, что Жан не мог удержаться от хохота и готов был позвать сюда сестру, чтобы посмеяться с ней вместе, как вдруг случилось то, чего никто не ожидал. Собаки, окружавшие беснующуюся толпу, внезапно подняли головы и вытянули шеи. Они почуяли присутствие непосвященных и с громким лаем бросились в ту сторону, где притаились Жан и Сари, что произвело немедленный переполох между индейцами.

Но к счастью, уставы культа Журупари крайне строги. Его поклонникам вменяется в ужаснейший грех и запрещается под угрозой жестокого наказания прерывать под каким бы то ни было предлогом совершение религиозного обряда, раз только церемония уже началась.

Поэтому фанатическая шайка продолжала свои гримасы и кривлянья, тогда как двое индейцев, сопровождаемые одним из своих жрецов в его диком одеянии, двинулись вслед за собаками.

Сари поднялся с земли и побежал под защиту Жана.

Ребенок поспешно объяснил ему, что виденная ими сцена представляла не что иное, как дабукури, религиозный праздник весны, который справляется в феврале или марте, при наступлении сбора плодов укукви и при начале ловли рыбы пираруку, а также охоты на дикого кабана. Наряженные люди были пагеты, индейские колдуны и их провожатые, а странные плащи у них на плечах назывались макакарана – священная одежда, на которую женщина не смеет взглянуть под страхом смертной казни.

Рассуждая об этих вещах, молодой человек и мальчик отступали шаг за шагом.

Собаки заметили их и подвигались вперед с рычанием, не предвещавшим ничего доброго.

Вид этих собак из южноамериканских саванн был страшен. Несколько похожие сложением на наших европейских борзых, они отличались широкими мордами, ужасной пастью, грозными клыками. Их было тут по крайней мере штук тридцать, и злые животные как будто подстрекали друг друга.

Несколько раз молодой Риво прицеливался из карабина, готовый выстрелить по первой собаке, которая бросилась бы на них. Однако Сари, осторожный не по летам, останавливал своего господина. Они находились еще слишком близко к становищу индейцев. В ночной тишине выстрел грянул бы, как громовой удар, и при всем уважении дикарей к обрядам своей религии боязнь нападения, пожалуй, заставила бы их забыть заботу о душе и думать только о личной безопасности.

Вдруг пагет со своими двумя провожатыми очутился шагах в десяти от мальчика. В то же время с десяток собак бросилось на Сари, точно они только и ожидали условного сигнала.

Жан уложил троих псов ударами приклада, после чего крикнул пагету на своем родном языке:

– Эй ты, обезьянье рыло! Отзови-ка своих собак, если не хочешь, чтоб тебе переломали кости.

С этими словами он так сильно хватил прикладом по шлему из перьев на голове колдуна, что тот зашатался.

Вдруг людьми и животными овладела неожиданная паника, заставившая их обратиться в поспешное бегство.

IX. Осада

Жану пришлось недолго ожидать разъяснения такой быстрой перемены фронта.

Трое ягуаров, отыскав его и Сари, прыгали и кувыркались вокруг них с ребяческой беззаботностью. Появление этих грозных спутников обратило в поспешное бегство и людей, и четвероногих неприятелей. Бархат, Изумруд и Золотая Шубка недаром прожили в довольстве четыре месяца на борту «Сен-Жака». Они достигли достаточной величины, чтобы внушать почтение своим врагам. Но не столько их вид, сколько запах напугали стаю собак и индейцев. Охотники, собирающиеся сотней, чтобы преследовать одного тигра, естественно, струсили, встретив разом троих зверей.

Впрочем, темнота помешала дикарям заметить их величину. Уже один блеск трех пар отливающих фосфорическим светом зрачков внушил им благодетельный страх.

Жан и Сари тотчас поспешили вернуться к месту своего ночлега, где Ильпа, выслушав рассказ ребенка, сообщила молодым Риво более точные, но и более тревожные сведения о непрошеных соседях.

По описанию сына она узнала в них индейцев племени тукано, младших братьев ойампи, которые каждый год покидают свои отдаленные земли по берегам рек: Тромбетас, Негро и Уонес, чтобы охотиться и производить рыбную ловлю на территории старшего племени. Ударив одного из их пагетов, Жан настроил против себя всю шайку.

Поэтому нельзя было терять ни минуты. Праздник укукви только еще начался. Он должен был продлиться весь завтрашний день. Следовало воспользоваться этой отсрочкой по поводу религиозного торжества, чтобы подвинуться значительно дальше к северу или же вернуться под верную защиту «Сен-Жака», где путники были в большей безопасности, чем в лесу или саванне.

Обсуждение этого важного вопроса заняло не много времени. Иначе не могло и быть. Жан первый высказался за отступление назад к кораблю. Там по крайней мере их ожидало временное убежище.

Жанна, однако, не радовалась новой перемене маршрута. Таким образом, они опять возвращались к необитаемому морскому берегу, в безлюдную глушь, откуда не было безопасного выхода.

Маленький караван немедленно тронулся в путь, измученный усталостью, истомленный еще больше бессонной ночью с ее тревогами. Ходьба, конечно, затруднялась теперь даже сильнее, чем днем, темнота не позволяла различать дорогу; однако беглецы не смели желать наступления утра, которое могло навести на их след беспощадных врагов, если б те вздумали пуститься за ними в погоню.

Однако небо, сквозившее между деревьями, стало светлеть, и Жан со своими спутниками вскоре увидел багровый диск солнца, поднявшийся на горизонте безбрежного моря. Оно освещало их отступление, и его свет показался юноше унылым.

Караван плелся с мучительными остановками, едва вытаскивая ноги из липкой грязи.

Тем не менее обратный путь совершился быстрее. Беглецы употребили только шесть часов, чтобы пройти от становища индейцев до мыса остова «Сен-Жака».

Как ни спешил Жан привести судно в готовность к обороне, усталость сломила его. Вся компания с чувством немалого удовольствия растянулась на своих койках, которые они не надеялись больше увидать.

Брат с сестрой проспали до трех часов пополудни.

Когда они проснулись, первой их заботой было запастись провизией.

Куры, цыплята и петухи с утренней зари копошились на низменном берегу и на скалах поблизости судна, чтобы вернуться к ночи восвояси. Пересчитывая своих птиц, домовитая хозяйка Жанна недосчиталась одного цыпленка. Она тотчас открыла, куда он девался, увидев несчастное творение растерзанным в когтях Золотой Шубки, который, как настоящий эгоист, не мог устоять против соблазна и даже не поделился лакомой добычей со своими более совестливыми братьями.

За это молодой разбойник поплатился довольно чувствительно, получив порядочную взбучку от Жана, и был лишен на некоторое время свободы вместе с остальными маленькими ягуарами.

Между тем обитатели «Сен-Жака» деятельно принялись за работу. Зная, что индейцы оставят их в покое на целые сутки, они успели собрать большое количество бермудского картофеля и корней тапиоки. Остаток дня был посвящен вооружению парохода.

Пушка Гочкиса и митральеза снова заняли свой пост на шканцах и баке. Остальные карабины были вычищены и смазаны, боевые запасы вынуты и положены под рукой в надежных местах.

Затем Жан употребил часть ночного времени на то, чтобы выпилить в полу палубы два отверстия, в носовой и кормовой части судна, для внутреннего сообщения через так называемый «курсив», или узкий проход и батарею.

Распорядившись таким образом, молодой человек приступил к осуществлению проекта, занимавшего его уже давно.

Острый утес, на который наткнулся корпус «Сен-Жака», соединялся с землей перешейком из обрушившихся обломков скал, причем некоторые из них легко было сдвинуть с места. Посредством рычагов и гандшпугов четверо товарищей столкнули на песчаную отмель самые крупные из этих камней, благодаря чему между высоким утесистым берегом и мысом образовался настоящий ров.

– Мы сами отрезываем себе отступление, – заметила Жанна.

– Пустяки! – возразил Жан. – Это нисколько не послужит нам помехой. Впрочем, мы устроили теперь еще новый выход.

И он указал сестре на подобие крытого прохода между сброшенными глыбами, доходившего до края береговых утесов, которые нависли сводом над низменным берегом и соединяли мыс остова «Сен-Жака» с бухтой Мертвых на расстоянии полукилометра.

– Вот путь, более чем достаточный для нашего бегства, в случае надобности.