Только тут молодой Риво вспомнил об уцелевшем разбойнике, который, оставшись незамеченным и ранив обеих женщин, успел скрыться внутри корабельного корпуса.
Юноша лег на палубу, приникнув ухом к скважине в крышке люка. Шаги раздались снова и очень явственно. Очевидно, человек, запертый во внутренности судна, осторожно производил там осмотр. Пленник не смел попытаться убежать, предвидя неминуемую гибель. Четыре долгих дня и столько же ночей скрывал он свое присутствие со стойкостью и терпением, достойными краснокожего или караиба, заставляя обитателей «Сен-Жака» предполагать, что ему давно удалось уйти и присоединиться к своим.
Сначала Жан хотел быстро откинуть дверцу люка, сбежать вниз и убить непрошеного гостя, не дав ему опомниться. Разве не было величайшей неосторожностью оставлять так близко возле себя, в самых недрах судна, врага, который мог прямо из мести поджечь пороховой склад, чтобы погубить вместе с собой своих тюремщиков?
Однако в ту минуту, когда молодой человек уже собирался поднять трап, что-то остановило его. Ему пришла в голову другая, гораздо более практичная мысль, которую он и поспешил привести в исполнение.
Риво потихоньку разбудил Каванту, рассказал товарищу в коротких словах о своем открытии и сообщил ему свою идею. Этот человек, этот пленник на борту парохода должен был послужить им для осуществления их плана бегства.
Немного спустя Жан и гасконец, с фонарем в одной руке, с револьвером в другой, открыли люк и, нисколько не стесняясь, разговаривая между собой вполголоса, как люди, которые не боятся, что их подслушают, стали спускаться с лестницы, нарочно замедляя шаги, чтобы дать время разбойнику спрятаться в какой-нибудь закоулок, откуда он мог бы все слышать.
Затем совершенно спокойно, точно купцы, обсуждающие и взвешивающие все шансы успеха какого-нибудь предприятия, товарищи заговорили о предстоящем бегстве, о намерении покинуть на время судно, но, конечно, назначая маршрут, совершенно противоположный тому, который был ими выбран на самом деле. Каванту настаивал на этом пункте.
– Видишь ли, мой мальчик, – говорил он, – самое важное для нас – это достичь Арагвари. Мы, вероятно, найдем там баржу или пироги дикарей, чтобы доехать до Мапы, в стране, примыкающей к Северному мысу. Впрочем, это единственный открытый нам путь. С другой стороны, мошенники отрезали бы нам дорогу, если бы мы и ухитрились пробраться через болото, где лагуны кишат кайманами, что совершенно немыслимо.
– А надо будет поджечь наш корабль?
– Ну, вот выдумал! – воскликнул уроженец Кадильяка. – Эта старая развалина еще пригодится нам и послужит верным убежищем на тот случай, если что-нибудь заставит нас вернуться назад. Уж лучше ночевать здесь, чем под открытым небом.
Все эти рассуждения, само собой разумеется, достигали до ушей бандита. Он не пропускал из них ничего, ловя на лету каждое сказанное слово. Западня была поставлена ловко, и мошенник должен был неминуемо попасть в нее.
Между тем, беседуя с товарищем, Жан не терял понапрасну времени. Он собирал лишние карабины, патроны и снаряды, которые нельзя было захватить с собой, и складывал их в кучу, чтобы сделать негодными к употреблению, предвидя, что осаждающие овладеют покинутым судном. В то же время Каванту наливал бутылки ромом, наполнял свои карманы сахаром и кофе, запасаясь на дорогу всем необходимым; он захватил даже кое-какую посуду: миску, кастрюлю и спиртовую лампочку. Затем, довольный своим искусством, с которым он упаковал все эти предметы, гасконец, потехи ради, приготовил большое количество пуншу, чтобы осушить, по старинному обычаю, «прощальную чашу», расставаясь с «Сен-Жаком».
Только тут разбудили Жанну, Ильпу и Сари. Они вооружились на скорую руку и под предводительством Каванту спустились поочередно с корабля по длинной веревочной лестнице, висевшей на боку штирборта, что давало возможность беглецам как можно дольше скрываться в тени, отбрасываемой корпусом парохода, со стороны, противоположной выступу скалистого берега.
Но чтобы окончательно убедиться в успехе своей стратегии, Жак повис под выгибом ахтерштевня, во впадине одного из клюзов, откуда мог видеть палубу и наблюдать за действиями пленника.
Как только маленькая компания спустилась на песок низменного берега, она прямо направилась к морю. То был час прилива. Море поднималось уже в течение сорока минут. Жану пришлось немного подождать, пока бандит выглянет из своего убежища.
Но вот шаги внутри судна убедили его, что этот человек решился, наконец, воспользоваться своей свободой. Дверца люка была нарочно поднята. Оттуда высунулась голова разбойника, бросавшего вокруг боязливые взгляды. Потом из люка показался его корпус, и наконец на палубе выросла вся его фигура.
Он не стал долго раздумывать. Уверенный, что на корабле нет ни души, бродяга поспешил известить о том своих товарищей.
Жан видел, как он перешагнул через борт и спустился по наружной лесенке на скалистый перешеек. Тогда сам Риво соскользнул по кабелю, привязанному к боку судна, и побежал к своим, которые успели дойти до края берега, куда уже набегали первые струи прилива.
– Мы все поставили на карту, – сказал он с оттенком грусти. – Нам надо во что бы то ни стало достичь своей цели.
И маленький отряд, живо изменив направление, повернул к югу, чтобы скорее дойти до стоянки бандитов (которые должны были непременно броситься грабить покинутый корабль) и овладеть их лодками, оставленными на берегу.
К несчастью, быстрая ходьба была невозможна; она замедлялась необходимостью идти в морской воде, оттеснявшей назад приток воды из лагун, удаляя таким образом от берега крокодилов. Тем не менее на протяжении около мили путешественники могли подвигаться вперед без особенных затруднений. Из всех животных, бывших с ними на пароходе, они взяли с собой только троих ягуаров, драгоценных помощников на случай нападения. Но молодые представители кошачьей породы, такие же враги сырости, как и обыкновенные кошки, обнаружили положительное отвращение к этой прогулке по тинистым лужам побережья. Чтобы они не отставали, Жану пришлось взять одного из них себе на спину, Ильпа понесла другого, а Каванту, помирившийся с тиграми после своей первой встречи с ними, был принужден тащить третьего, хотя и не совсем доверял его кротости.
Эта прибавка к прежней ноше не могла облегчить трудного перехода. На каждом шагу маленький отряд встречал какое-нибудь препятствие: тут скользкое возвышение, поросшее болотной травой, там впадину, глубину которой было трудно определить под наполнявшей ее водой. Отсюда падения и чувствительные ушибы, неожиданные холодные ванны, откуда беглецы выходили, стуча зубами от озноба. Нельзя было слишком близко подходить к берегу, потому что луна, облегчавшая ходьбу, освещая дорогу, могла также выдать неприятелю соседство маленького отряда. Впрочем, кайманы были тут, чтобы напоминать при случае об опасности приближаться к лагунам. Слышно было, как они плескались и терлись своими чешуйчатыми телами в стоячей воде болота, превращенного при блеске лунных лучей как бы в расплавленное серебро.
Через час утомительной ходьбы беглецы почувствовали, что почва становится выше. Лагуна кончалась. Скалистый мыс наподобие того, на котором стоял «Сен-Жак», замыкал ряд песчаных береговых отмелей и подобно дамбе охватывал бухту совершенно спокойную с виду. Пять барок дремали здесь на якоре. То было становище бандитов.
Там не оказалось ни души. Все послушались совета их товарища, бежавшего с парохода, и бросились кратчайшим путем по высокому скалистому берегу, спеша овладеть покинутым судном. Хитрость осажденных удалась вполне.
– Не станем терять ни минуты, – скомандовал Каванту. – Отплывем поскорее.
Он побежал к самой крупной барке. В одну минуту обе женщины, ребенок и три ягуара заняли на ней места. Жан с гасконцем столкнули судно в воду и подняли якорь. Обратным течением прилива барка была унесена в русло реки. Ветер дул с моря, и поднятый парус быстро раздувался. Пятеро спасенных долго молчали, благодаря Бога в глубине души за свое неожиданное избавление, глядя на удалявшийся берег моря и открывавшийся перед ними берег реки, куда неудержимо уносило их могучим напором прилива.
Вдруг Жанна, повернувшись к северу со слезами на ресницах, чтобы взглянуть в последний раз в ту сторону, где остался «Сен-Жак», так долго служивший им надежным убежищем, громко вскрикнула, произнося такую странную фразу:
– Какой удивительный свет! Неужели уже восход солнца?
– Восход! – в один голос воскликнули Жан и Каванту. – Что с тобой?! Ведь всего два часа утра!
Все оглянулись в ту сторону, куда указывала рукой молодая девушка. Красноватое зарево подымалось на небе, выделяясь яркой широкой полосой среди окружающего мрака.
– О, Боже мой! – воскликнул Жан. – Я понимаю, что это значит. Эти животные, должно быть, напились вина, оставшегося в трех бочках, и подожгли…
Он не успел договорить. Страшный грохот, хотя и ослабленный расстоянием, потряс слои воздуха, и по темному небосклону рассыпались мириады искр, напоминая гигантский сноп ракет при фейерверке.
Предположение Жана было совершенно основательно. Остов «Сен-Жака» взлетел на воздух.
XII. Индеец-герой
В тот момент, когда маленькая колония покинула разбитый пароход, разбойник, бежавший благодаря уходу своих тюремщиков, поспешил прежде всего известить о случившемся своих товарищей.
Для них это было настоящим событием, неожиданной богатой поживой. В продолжение пятнадцати дней, пока бандиты с таким упорством осаждали пострадавшее судно, они достигли только того, что потеряли человек двенадцать, причем приблизительно столько же было раненых, и лишились понапрасну части своего оружия, растратив попусту массу зарядов. Вдобавок на этом пустынном берегу Атлантического океана, между лиманом величайшей из рек на всем земном шаре и устьем Арагвари, трудно было найти себе пропитание. Если они не хотели умереть с голоду или кидать между собой жребий, кому быть съеденным товарищами, как это случилось с уцелевшими людьми экипажа «Медузы», им оставалось или броситься преследовать тукано, вытесненных ими с полуострова, или вернуться в саванну и девственный лес к юго-востоку.