Бесчисленные москиты, ядовитые мухи прилипали к их лицу и рукам, покрытым испариной, и бродяги были принуждены с ожесточением отмахиваться от них, что еще удваивало усталость. От беспрестанных укусов этих насекомых кожа краснела, и нестерпимая жгучая боль на ужаленных местах была способна довести до бешенства.
Между тем нельзя было и думать остановиться на отдых среди этого мрака. Оставалось идти решительным шагом, безостановочно, до места условленной встречи с двумя другими товарищами. Эта ожесточенная, прямо отчаянная борьба продолжалась целую ночь.
Наконец настал день. Если вся природа приветствует его с радостью, то для этих злодеев, запятнанных всевозможными преступлениями, благодетельный утренний свет, вероятно, был еще отраднее, чем для всех прочих. Однако он не принес им радости.
Блуждая наудачу в потемках, они заблудились. Бандиты не могли определить правильного направления и зашли чересчур далеко, совершенно в противоположную сторону, где были накануне. Теперь им приходилось возвращаться назад, чтобы дойти до места назначенной стоянки барок, которые, борясь с течением отлива, должно быть, давно уже остановились у начала порогов Сан-Пабло.
Бродяги добрались наконец до берега. Перед ними расстилался рукав Мараньона со спокойными зеленоватыми водами и роскошной растительностью по берегам.
Река текла, следуя естественному склону своего русла, и утренние лучи солнца осыпали ее дождем золотых блесток, точно целые слитки золота таяли в светлом хрустале ее спокойной поверхности.
С тех пор как бандиты отправились в свою экспедицию по следам Серафима, одурачившего их обещанием указать бухту с золотым песком, вода прибывала уже два раза. Теперь снова начался отлив, и злодеи, измерив глазом бесполезно пройденный путь, рассчитали, что им предстоит сделать еще около восьми миль, чтобы присоединиться к отряду, плывшему на лодках.
Взрыв ярости заставил их разразиться проклятиями против несчастного Серафима, которого, в данный момент, конечно, уже не было в живых. Пламя костра, вероятно, давно пожрало израненного индейца. Устав поносить мертвеца, негодяи стали браниться между собой и не щадили даже своего жадного начальника, слепое корыстолюбие которого довело их до смешного и в то же время жестокого промаха.
Итак, умирая с голоду, изнуренные усталостью, с пересохшим от ругательств горлом, горевшим невыносимой жаждой, разбойники снова пустились в путь к порогам Амазонки, еле держась на ногах, спотыкаясь от изнеможения.
XIII. Попались в западню
Лодка с беглецами шла прекрасным ходом, скользя по спокойным водам Амазонки. Морской прилив и ветер подгоняли ее, и она быстро продвигалась вперед, делая около шести узлов в час, по словам Каванту, который употреблял для измерения ее скорости лаг собственного изобретения.
Таким образом на рассвете путники удалились уже на расстояние сорока миль от своих врагов.
К несчастью, плавание по рекам Южной Америки настолько же затруднительно, насколько и прелестно. Если здесь зачастую приходится плыть между берегами, окаймленными деревьями, по каналам, где зеленые ветви образуют восхитительный лиственный свод, зато нередко путь внезапно прерывается порогами, грядами, которые засыпаны острыми камнями.
В таких местах суда неминуемо разбиваются, если не принять необходимых предосторожностей. Обыкновенно их проводят через пороги посредством бечевы, высаживаясь на берег и привязав к лодке крепкий кабель. Таким способом удается благополучно миновать опасное препятствие.
Собственно, слово «кашуэра» означает почти то же, что водопад, но этим же именем называют те быстрые водовороты, где вода кипит точно в котле, омуты в виде воронки, образующиеся только временно при начале прилива и отлива.
Легкий ход барки поддерживался с одинаковой скоростью приблизительно до полудня, то есть до тех пор, пока можно было держаться фарватера, что представляло нелегкую задачу.
Амазонку можно назвать настоящим рукавом моря на протяжении пятидесяти километров от ее устья. Громадная река то разливается на необъятном просторе, подобно озеру, где не видно берегов, то дробится на множество каналов, переплетающихся между собой настоящим лабиринтом вокруг какого-нибудь зеленеющего архипелага.
Как раз в один из таких каналов попала наконец и барка, несшая на себе пятерых беглецов. Необыкновенно стремительное течение, ослабленное сначала морским приливом, снова приняло обычную быстроту, как только начался отлив, и речные волны не встречали более препятствия. Сверх того, глухой шум возвестил пловцам, что поблизости находятся пороги. Вскоре он усилился. То был протяжный рев вперемешку с оглушительным треском, подобным раскатам грома. Вместе с тем ход лодки замедлился, и судно после долгих усилий не могло больше бороться с течением.
– Эдакая досадная помеха! – пробормотал гасконец. – К сожалению, нам остается только покориться. Выйдемте на берег и потащим барку бечевой, насколько хватит сил.
Другого выбора, к несчастью, не было. Каванту, как умел, направил судно между двумя камнями, торчавшими из воды, и причалил довольно благополучно к берегу, где деревья уже значительно редели, указывая на то, что лес постепенно уступал место саванне.
Все вышли на землю. На носу барки крепко привязали кабель и осторожно повели ее дальше, стараясь, чтобы она не особенно сильно ударялась о подводные рифы. Это прохождение порогов заняло много времени и сильно измучило экипаж, работавший по сменам – без различия возраста и пола конвоиров. Жанна тянула бечеву в одной смене с маленьким индейцем. Только Изумруд, Золотая Шубка и Бархат, по-видимому, находили величайшее удовольствие в невольной высадке на берег. Как множество представителей человеческой расы, они предпочитали самому комфортабельному помещению на корабле прочный «коровий пол» у себя под ногами.
Чтобы миновать все гряды рифов, понадобилось полтора часа времени. Кашуэра Сан-Пабло более растянута, чем высока, она выступает только при отливе, тогда как при высоком стоянии воды пороги покрываются ею.
– Если б мы могли переждать, нам не пришлось бы так трудиться, – объяснил Каванту.
– Конечно, – подтвердила Жанна, успевшая преодолеть свое печальное настроение после отъезда, – конечно, господин Каванту. Но мы никак не могли мешкать.
Наконец последние стремнины были пройдены, оставалось только сесть опять в лодку и плыть дальше. Однако усталость, или, говоря точнее, изнеможение путешественников было так велико, что все единогласно приняли предложение молодой девушки – расположиться под сенью купы великолепных черных кедров в лощине, чтобы поесть в первый раз после бегства с «Сен-Жака».
– Гм! – озабоченно заметил на это гасконец. – По-моему, с нашей стороны большая неосторожность останавливаться здесь. Но делать нечего! Человеческие силы имеют свои границы, и отдых нам необходим. А затем, если те мошенники вздумают преследовать нас, – ну что же! – мы станем защищаться. Ведь не съедят же они всю нашу маленькую колонию тут, как не съели там.
– А вы полагаете, господин Каванту, – спросила Жанна, – что эта шайка способна погнаться за нами?
– Дорогая малютка, – отвечал тот, – здесь нет ничего невозможного. Они способны на всякую низость, понимаете? О, я хорошо знаю этих собак! Регатоэс готовы бросить все ради удовольствия отомстить. Этот народец живет индейским перцем и сигареткой. Да наконец, после той превосходной штуки, которую мы сыграли с ними, не могут же они питать к нам нежных чувств, согласитесь сами!
– И вы опасаетесь, – спросил в свою очередь Жан, – что негодяи ожесточились против нас за свою неудачу?
– От них можно ожидать всего, и говоря откровенно, у меня только одна надежда на то, что они взлетели на воздух вместе с «Сен-Жаком», напившись до бесчувствия. Дорого бы я дал, чтобы следующий прилив принес их трупы, и клянусь тебе, мальчик, я не взял бы с них ничего за приличное погребение со всеми почестями, каких они заслуживают.
Этот балагур был решительно неистощим на веселые шутки при самых критических обстоятельствах, и его выходка была встречена громким смехом.
Беглецы с большим аппетитом поели консервов, взятых с корабля. Однако их приходилось беречь, потому что продолжительность путешествия нельзя было рассчитать заранее, а тем более угадать, когда явится возможность пополнить запас провизии. Между тем усталость одолевала так сильно, местечко для отдыха было выбрано так удачно, что путники крепко заснули. Когда они пробудились, на небе сияли звезды; ночь подкралась совершенно незаметно.
– Хо-хо! – воскликнул Каванту, вскочивший прежде всех на ноги. – Какую глупость сделали мы! Тем хуже, клянусь честью! Теперь надо ее исправить, благо мы восстановили свои силы.
– Все явились на перекличку? – с тревогой спросила Жанна.
– Все, не исключая и кошек.
Гасконец говорил правду: маленькая компания была вся налицо. Одни ягуары не воспользовались остановкой, чтобы уснуть. Да эти удальцы и не нуждались в отдыхе. Едва завидев лес, свое родимое убежище, куда они не заглядывали целых пять месяцев, молодые зверьки почуяли свободу и бросились туда, предвкушая все прелести охоты. Однако достаточно было Жану свистнуть, чтобы они вернулись на его зов.
Возвращение этих милых созданий представляло настоящее триумфальное шествие. Все трое поохотились удачно. Бархат нес за шею великолепного зайца, задушенного им в норе. Золотая Шубка тащил за лапу молодого пекари – мексиканскую свинку – месяцев шести, почти сверстника своего убийцы. Наконец, Изумруд, согласно своим более мирным наклонностям, поймал огромную рыбу, род голавля, довольно схожего по своим размерам с латусом, который водится в водах Нила и Средиземного моря.
– Молодцы, ребята! – воскликнул Каванту, хлопая в ладоши, между тем как миловидные животные, точно охотничьи собаки высшей дрессировки, положили свои трофеи к ногам Жанны, погладившей их в знак одобрения.
– Теперь садиться в лодку и марш в дорогу! Мы сварим все это на барке, – скомандовал Каванту.