ьзя велосипед?
Меня так и подмывало дернуть девчонку за волосы и напомнить, что деньги я копила на их с братом и сестрой образование.
После обеда, как обычно, пришла Ван Сон, и девочки втроем отправились гулять. Я приготовила цитрусовый чай и отнесла две чашки через двор, в дом До Сэн. Она уже улеглась на спальную подстилку, но масляная лампа еще горела.
— Я тебя ждала, — сказала свекровь. — Ты весь день выглядела расстроенной. Может, тебя обидел один из этих мужчин?
Я покачала головой, села на пол рядом с До Сэн и протянула ей чашку чая.
— Вы были для Чжун Бу хорошей матерью, — сказала я. — Отправили его в школу, чего многие хэнё не делали.
— Или не могли сделать. У твоей матери было слишком много детей, — заметила она грустно. — Но посмотри, к чему пришла ты сама: трое детей в школе! Больше, чем у любой другой семьи в деревне.
— Без вашей помощи я бы не справилась.
Свекровь согласно кивнула, а потом, после долгой паузы, добавила:
— Так в чем же дело? Скажи мне.
— Я сегодня видела Ми Чжа с сыном.
— Не думай о ней…
— Как? Она живет в десяти минутах отсюда. Мы стараемся избегать друг друга, но Хадо — деревня маленькая.
— И что? По всему Чеджудо жертвы живут рядом с предателями, полицейскими, солдатами или коллаборационистами. Островом сейчас управляют убийцы и дети убийц. Но разве не точно так же обстояли дела в твоем детстве?
— Но ведь Ми Чжа знает обо мне всё…
— Да тут все о тебе всё знают. Ты сама сказала: Хадо — деревня маленькая. Что тебя на самом деле тревожит?
Я поколебалась и все-таки спросила:
— Какое будущее я смогу обеспечить своим детям, пока у нас действует принцип коллективной ответственности?
— Те, кого мы потеряли, ни в чем не виноваты.
— Правительство на это смотрит по-другому: всех погибших автоматически считают виновными.
— Можешь последовать примеру остальных и сказать, что твой муж умер раньше третьего апреля, — предложила До Сэн.
— Но ведь Чжун Бу был учителем! Его все в Пукчхоне знали…
— Учителем — да, но не подстрекателем, не повстанцем и не коммунистом.
— Вы так говорите, потому что он ваш сын. — Тут я позволила себе высказать самый глубокий свой страх: — Может, у него были от нас секреты?
— Нет.
Простой и ясный ответ, но мне этого было мало.
— Но Чжун Бу читал листовки. Слушал радио.
— Ты же сама говорила: он читал листовки обеих сторон, чтобы объяснить людям обстановку, — сказала До Сэн. — И радио для того же слушал. А власти наверняка считают, что он был типичным мужем с Чеджудо…
— Который при этом преподавал в школе?
— Я всегда гордилась тем, что он стал учителем. Мне казалось, ты тоже гордилась.
— Так и было. И я до сих пор горжусь. — На глаза навернулись слезы. — Но не могу перестать бояться за детей.
— Не знаю, как насчет моего сына, но ты не станешь отрицать, что Ю Ри и Сун Су ничего плохого не сделали. Они жертвы. И мы, выжившие, тоже жертвы. Но я, в отличие от многих других, не считаю, что мы находимся под особым надзором. — Она встретилась со мной взглядом. — Нас же не заставляют каждый месяц отчитываться в полиции, как некоторые семьи.
— Это правда.
— И разве тебе когда-нибудь казалось, что за нами наблюдают?
Я покачала головой.
— Ну вот, — решительно сказала До Сэн. — Главное, думай о том хорошем, что есть у нас в жизни. Твой сын выполняет ритуалы почитания предков и учится семейным обязанностям, например готовке. Из Мин Ли растет хорошая ныряльщица, а Чжун Ли…
Она продолжала перечислять достоинства каждого из моих детей, и я почувствовала, что успокаиваюсь. Возможно, свекровь права. Пока нас не вызывают в полицию и не следят за каждым нашим шагом, тревожиться не стоит. Правда, мы все равно вполне могли числиться в каком-нибудь списке неблагонадежных лиц.
На шестой день даже непрофессиональные ныряльщицы привыкли ходить перед мужчинами в исподнем. Ученые тоже перестали стесняться. Сначала они старались не слишком пристально смотреть, как мы идем на берег, но теперь глазели вовсю, как обычные мужчины. Особенно меня беспокоило, как они пялятся на Мин Ли и Ван Сон. Девочки выросли красивыми и стройными, со счастливыми лицами и гладкой кожей. Глядя на них вдвоем, я невольно вспоминала нас с Ми Чжа в их возрасте. Или постарше, во Владивостоке. Мы не всегда понимали, какое впечатление производим, хоть и старались вести себя в доках осторожно. Но нас больше беспокоила угроза со стороны японских солдат, чем взгляды мужчин на Чеджудо и в других местах. А вот Мин Ли и Ван Сон уже не помнили японцев, к тому же в Хадо не случалось таких потрясений, как в Пукчхоне. Я вспомнила пословицу, которую часто повторяли мои мать и отец: «Если у дерева много веток, даже легкий ветерок может обломить одну из них». Мне всегда было ясно, о чем речь. Дети приносят с собой много тревог, проблем и недоразумений. Мое дело как матери — уберечь Мин Ли.
Через два дня доктор Пак и его группа уехали с Хадо. Они обещали вернуться через три месяца. Еще через два дня, в четырнадцатый день второго лунного месяца, ровно через две недели после того, как мы приветствовали богиню ветров на Чеджудо, пора было отправить ее прочь. Хэнё и рыбаки снова украдкой собрались на берегу. Кан Ку Чжа, как глава кооператива, сидела на видном месте. Однако на этот раз с ней рядом не было сестры и племянницы. Хотя сестры Кан переругивались с самого детства, никто не мог предположить, что участие Ку Сун и Ван Сон в исследовании настолько разозлит Ку Чжа — можно подумать, наши бесплатные заплывы в холодной воде угрожали ее положению и власти. Мы не знали, сколько времени должно пройти, пока сестры Кан помирятся, — час, день или неделя.
Мы поднесли небесным и морским покровителям рисовые лепешки и вино. Потом настало время для предсказаний. Старухи, которые гадали людям, путешествуя от деревни к деревне, расселись на ковриках. Мин Ли и Ван Сон выбрали самую молодую из предсказательниц, я же подошла к женщине, лицо которой потемнело и сморщилось от солнца. Она меня не помнила, но я ее узнала: моя мать всегда верила ее предсказаниям. Я опустилась на колени, поклонилась, потом села на пятки. Старуха наполнила ладонь зернами сырого риса и подбросила их в воздух. Я наблюдала, как моя судьба летит вниз. Некоторые зерна упали обратно на ладонь старухи, другие на подстилку.
— Шесть зерен будут означать, что тебя ждет удача, — сказала она, быстро накрыв руку. — Восемь, десять и двенадцать — это не так уж хорошо, но и не плохо. Четыре зерна — худшее из знамений. Ты готова?
— Готова.
Она сняла руку, прикрывавшую зерна, и сосчитала их.
— Десять, — объявила старуха. — Не слишком хорошо и не слишком плохо. — С этими словами она смахнула зерна, и они упали в щели между камнями.
Я вздохнула. Теперь придется делать новые подношения и больше молиться. Некоторым достались неудачные предсказания. Кое-кто заплакал, услышав слова прорицательниц, кто-то со смехом отмахнулся. Мин Ли и Ван Сон обе получили по шестерке. Их предсказательница велела девочкам проглотить зерна, чтобы носить удачу с собой.
Наконец под бдительным взглядом шаманки Ким мы сплели соломенные лодки длиной примерно в метр. Наполнив их пожертвованиями и дарами, мы прикрепили маленькие паруса, пригласили богинь и богов на борт и отправили лодки в море, после чего вылили в воду рисовое вино и бросили горсти проса и риса. Теперь весна официально началась.
На следующий день после ритуала прощания с богиней ветра я резала сладкий картофель, собираясь смешать его с ячменем, чтобы обед, который дети возьмут с собой в школу, выглядел посолиднее. Вспомнив жалобы Чжун Ли, что мы ведем себя как бедные, я открыла глиняный кувшин и достала немного соленых анчоусов, чтобы положить дочке в ячмень. Я думала, она меня поблагодарит, когда вернется из школы, но Чжун Ли уже думала о другом. Она вбежала в дом, открыла сумку и показала мне новую книжку. На обложке красовалась маленькая девочка в юбке с оборками, фартуке и шнурованных ботинках. Лицо ее обрамляли светлые локоны. Девочка держала за руку старика. Вокруг пощипывали траву козы, а вдали виднелись высоченные горы с заснеженными вершинами.
— Это Хайди, — показала Чжун Ли на девочку, — и я ее люблю.
Книгу о Хайди завезли во все школы на острове. Мы так и не узнали почему, но каждая девочка возраста Чжун Ли получила экземпляр. И теперь моя дочь, которая всего несколько дней назад рвалась учиться ездить на велосипеде, а до того мечтала стать ученой, сходила с ума от «Хайди». Чтобы поддержать дочь, я попросила прочитать мне эту историю. Хайди, Клара, Петер и дедушка сразу меня очаровали. Потом книгой увлеклись До Сэн и Мин Ли. Мин Ли посоветовала «Хайди» своей подруге Ван Сон, а та прочла ее своей матери. Вскоре по всему Хадо вечерами горели масляные лампы, и дочери читали книжку матерям и бабушкам. Всем хотелось обсудить услышанное, и мы ходили друг к другу в гости или собирались поболтать на олле.
— Как думаете, каков хлеб на вкус? — спросила как-то днем Ван Сон.
Ее мать ответила:
— Поедешь во Владивосток на дальние работы, там и попробуешь. Во Владивостоке много пекарен.
— А козье молоко? — спросила меня Мин Ли. — Ты его пила, когда ездила на дальние работы?
— Нет, но однажды ела мороженое, — ответила я, вспомнив, как мы облизывали сладкие рожки, сидя на ограде вместе с Ми Чжа и русскими парнями.
Мнения о героях расходились. Одним больше всех нравилась бабушка Клары, другим — дедушка Хайди. Многие начинающие ныряльщицы как раз начинали задумываться о свадьбе и были без ума от Петера. Ван Сон даже заявила, что хочет за него замуж. Мин Ли предпочитала доктора, потому что он был очень добрый. Но самой горячей поклонницей книги оставалась Чжун Ли. Ей больше всего нравилась Клара.
— Почему ты выбрала ее? — удивилась я. — Из-за болезни она не может помогать семье, к тому же Клара плакса и эгоистка.