За этим последовал обед с долгими разговорами и многочисленными тостами. Борис, к огорчению родни, употребил только полрюмки.
Когда разошлись гости, сын с отцом вышли на улицу и неспешно зашагали по растрескавшемуся асфальтовому тротуару. Наконец-то они смогли обговорить ту мерзкую историю, которая приключилась с Люсенькой.
По словам отца, мерзавцы, погубившие ее, предусмотрели абсолютно все. Они были в масках и перчатках. Номера автомобиля оказались замазаны грязью. Даже садистское насилие над своей жертвой эти скоты творили с использованием «резины», чтобы нельзя было сделать анализ ДНК. В полиции сразу же развели руками. Мол, нет никаких следов, ни единой зацепки.
– А ты решил их поймать? – спросил отец, завершив свое повествование. – Я узнавал, кто работает в коллекторских конторах. Это уголовники или бывшие менты, которых выгнали с работы за всякие безобразия. Но у них в полиции до сих пор есть крепкие связи. Поэтому, Боря, я опасаюсь того, что, когда ты начнешь их искать, на тебя самого могут очень круто наскочить.
– Я об этом уже думал. – Борис горько усмехнулся. – Батя, за эти несколько лет службы мне не раз приходилось вступать в схватки со всевозможными ублюдками. Какая для меня разница между фашистами, которых на фронте уничтожал мой дед, той отморозью, которая сегодня устраивает теракты в России, и этими криминальными гнидами? Юридически – да, они для меня, по сути, неприкасаемы. А морально это та же самая шваль, разве что чуть другого фасона. Устраивать самосуд я пока не собираюсь. Но поймать их и отправить за решетку – для меня вопрос чести. Иначе грош мне цена и как мужику, и как спецназовцу.
На маршрутном автобусе они доехали до городского кладбища, где разыскали могилу Люсеньки. У свежего земляного холма, увенчанного крестом с табличкой и заваленного венками, отец и сын издалека увидели молодого мужчину интеллигентной наружности, лет тридцати, который недвижимо стоял перед могилой и о чем-то раздумывал.
– Это Славка, Люсенькин жених, – шепотом сообщил Борису Александр Юрьевич. – Каждый день сюда приезжает. Мы уж начали опасаться за его рассудок. Переживает страшно.
Борис представился, обменялся с Вячеславом рукопожатием и положил на могилу букет живых цветов, купленный по пути. Потом он некоторое время тоже молча стоял перед крестом.
– Вот, Боря, ушла Люсенька, а с ней и вся моя жизнь, – неожиданно проговорил Вячеслав, взглянув в его сторону. – И ничем этого уже не исправить. Если бы кто-то предложил мне пояс шахида, то я бы с радостью пошел в этот проклятый гадюшник и разнес бы его в клочья вместе со всей тамошней мразью.
– Не надо об этом! – строго урезонил его Борис. – Умереть всегда успеем. Не нам решать, когда отсюда уходить. Смертью смерть не победить. Ее может одолеть только жизнь. А вот подонков – да, наказать надо. Ты о них что-нибудь знаешь?
– Да, я начал собирать информацию о здешних коллекторских агентствах. На сегодня их в городе два, – уже несколько бодрее сообщил его собеседник. – Первое – «Красный платеж», оно на улице Усольной, дом тридцать семь. О нем, ты, наверное, слышал и сам. Вышибал там человек шесть работает, не считая верхушки. В прошлом году летом открылось еще одно – «Минотавр». Оно на улице Торговой, дом тринадцать. Там коллекторов около десятка. Как мне рассказали, эти моральные уроды работают исключительно на банк «Славянский процент».
– Самый бандитский из всех, – вклинился в разговор Александр Юрьевич. – Я слышал, что его хозяин откуда-то с Ближнего Востока, скорее всего, из Турции. Проценты у них просто кабальные, а коллекторы совершенно отмороженные. Доходит до того, что даже тех, кто с ними уже давно расплатился, они в покое не оставляют. Год-два пройдет, снова едут. Вроде того, мы у тебя еще нашли долги. В полицию и прокуратуру обращаться бесполезно. Эти стражи закона их почему-то сами боятся. А они, если на них пожаловался, после этого вообще сатанеют. Такого беспредельного сволочизма, по-моему, даже в девяностые не было!
– Ничего, на всякую гниль своя хлорка всегда найдется. – Глаза Бориса были недвижимы, в них плескался холодный блеск. – Слава, тебе задание. Надо сегодня же побывать на Торговой, присмотреть дом, который окнами смотрит на фасад «Минотавра». Узнать, не сдаются ли там квартиры. Если есть такая, то снять ее, пусть даже на месяц. Еще нужна цифровая камера с хорошим телеобъективом. В течение ближайшей пары дней надо будет с утра до вечера фиксировать машины, которые там паркуются, и людей, приходящих в агентство.
– Так! Это я сделаю! – Теперь Вячеслав оживился уже по-настоящему. – Если снять квартиру на месяц, то это обойдется минимум тысяч в двадцать. Ничего, поднатужимся…
– Не надо поднатуживаться! – остановил его Борис. – Оплачу все я сам. Мне это по карману. Сегодня же куплю и камеру. Вернее, не я, не батя и даже не ты, а кто-то, Слава, из твоих друзей. Кроме камеры, пусть этот человек – друг – приобретет у местных хакеров базы данных. Адресную – по жителям города и гаишную – по номерам и собственникам автотранспорта. Не исключено, что они нам понадобятся. Пока все, мужики. Делу время, а скорби – все тот же час. Прости, Люсенька, нам пора, мы уходим.
Вернувшись с отцом домой, Борис оделся в неприметную, основательно застиранную летнюю пару серого цвета из рубашки с коротким рукавом и штанов с накладными карманами, какие года два назад были очень популярны у бомбил. На нос он водрузил темные очки и отправился на улицу Октябрьскую, где совсем недавно проживала его двоюродная сестра. Здесь, в квартале пятиэтажек, Борис не был уже давно.
Он решил зайти к соседям Люсеньки, с которыми у нее были самые близкие отношения. Пенсионеры Виктор Григорьевич и Эмилия Германовна встретили Бориса как родного.
Старики рассказали ему, что той страшной ночью, когда была растерзана их соседка, они вообще ничего не слышали. По их мнению, дверь своим убийцам открыла сама Люсенька. Сколько было негодяев, пожилые люди тоже не знали. Да и вообще о случившемся старики проведали только утром, когда поднялся шум, прибыли полиция и «Скорая».
Но вот то место, где в данный момент могла скрываться соседка Люсеньки, к которой, собственно говоря, и приходили отморозки, они назвали, пусть и без особой уверенности. Это мог быть дачный массив Антоновка, где у родственников той женщины имелась дача.
– Зовут ее Корябина Ирина Геннадьевна, а дача стоит на улице Первой. У них там они по номерам называются, – пояснила Эмилия Германовна. – У нее же, у Ирины, муж этой весной из-за долгов повесился. Тоже бедует так, что и словами не описать. А чего кредит-то брать надумали? Так их вынудили. Шурик покойный ездил куда-то по делам, и какой-то мордоворот своим сараем на колесах его задел. А стоит этот лимузин миллионы. Никакой страховки не хватит. Не знаю почему, но гаишники виноватым признали Шурика. Вот его и начали трясти. Он по дури-то и взял кредит. А тут у них на работе сокращения, остался мужик без заработка, и все! Залез в петлю. Ну а эти вышибалы взялись за Иринку. Хотела продать квартиру, а она на мужа записана, это можно только через полгода. Теперь прячется. Детей укрыла у дальних родственников. Ой, как же страшно стало жить на этом свете!..
Борис взял старенькую «четверку» отца и немедленно отправился в Антоновку. Он неплохо знал пригороды Колокольного и вскоре уже катил по территории садового товарищества, между двумя рядами дачных построек.
Гаврилин разыскал старшего по ряду и попытался выяснить, знает ли тот хоть что-нибудь об Ирине Корябиной. Мужик с ходу уперся и наотрез отказался говорить. Поэтому капитан понял главное. Она здесь, и этот тип ее знает.
Все попытки убедить его пойти на откровенность оказались безуспешны. Тогда Борис резко и внезапно сменил интонацию. Обещание укоротить руки по самые плечи немедленно подействовало. Мужик сразу вспомнил, что означенная особа уже вторую неделю проживает в доме номер пятнадцать.
Ирина, шатенка небольшого роста с исхудавшим лицом и черными кругами вокруг глаз, долго не могла поверить в то, что Борис не подослан коллекторами. Но она узнала от него о смерти Люсеньки, расплакалась и рассказала все, что знала об отморозках, притеснявших ее.
По ее словам, к ней постоянно ездили трое, судя по их манерам, бывших зэков. Она в деталях описала внешность, особые приметы каждого. Корябина подтвердила, что эти трое – из «Минотавра». Скорее всего, убить Люсеньку могли именно они.
– О чем бы эти уроды ни говорили, но все сводили к одному. Кто из них и в каком порядке будет меня насиловать. Когда не стало Шурика, мои девочки еще со мной были. Так они и на них – представьте себе! – глаз положили. Объявили мне как-то, что если денег не найду, то они и их пустят по кругу. А девчонкам-то семь да восемь лет!.. Я дочек тут же спрятала у дальних родственников. А недели полторы назад они встретили меня прямо среди улицы и попытались затащить в свою машину. Спасло меня только то, что нормальные мужчины у нас еще не перевелись. Сразу двое пришли на помощь, вырвали меня из рук этих гадов. Вот тогда я и решила спрятаться и не показываться дома. А они, значит, вместо меня Люсеньку загубили? Господи! Да кто бы мог подумать, что эта падаль отыграется на совершенно посторонней женщине, которая ни сном ни духом о них ничего не знала? – Ирина снова заплакала.
Всхлипывая, она рассказала и о том негодяе, с которого начались все их беды. Как оказалось, это был прежний начальник местного ГИБДД, уволенный за взятки. Все ждали, что его посадят, но он отделался смешным штрафом. Невесть на какие деньги этот тип выкупил один из городских рынков и вскоре стал весьма заметной персоной.
По мнению Ирины, ее муж не был виновником того ДТП. Гаишники смошенничали, чтобы увести от ответственности своего бывшего коллегу, уважаемого человека.
– Он и к Дупелю, главе района, и к прокурору заходит, открывая дверь пинком. Его фамилия Кукшук, зовут Ярослав. Кличка Басмач. Всегда ездит с охраной из нескольких мордоворотов. Еще когда они из Шурика выбивали деньги, Басмач как-то мне сказал: «Я бы мог взять долг с тебя натурой, но ты для меня старовата. Я имею девок не старше пятнадцати-семнадцати лет. Можешь дочками своими заплатить, не откажусь». Я ему заявила, что скорее сдохну, чем пойду на такое. А он мне: «Сдохнешь обязательно, не сомневайся»