– Либриум. Наркотик. Та ещё гадость, – объявила она рубленым бесстрастным голосом. – Одна ложка вас вырубит. А вот пара капель… выведет из равновесия. Вы будете немного не в себе.
Ресторан, да и весь Миллениум-билдинг, этим вечером закрыли. Кроме инженера в зале были ещё трое мужчин. Один из них – Джон Кроули, другой – полицейский в офицерской форме, третий – седой и серьёзный, с галстуком в цветах Уимблдона. Алекс Райдер сидел в стороне, уставший, чувствуя, что ему вообще здесь не место. Никто, кроме Кроули, не знал, что он работает на МИ-6. Все остальные считали его простым болбоем, который случайно наткнулся на правду.
На Алексе была его собственная одежда. Позвонив Кроули, он принял душ и переоделся, оставив форму болбоя в шкафчике. Почему-то он понял, что больше её уже не наденет. Тем не менее ему было интересно, можно ли будет оставить себе шорты, футболку и кроссовки «Хай-Тек» с вышитыми на язычках перекрещёнными ракетками. Форма – это единственная плата, которую получают мальчики и девочки, подающие мячи на Уимблдонском турнире.
– Теперь совершенно ясно, что произошло, – сказал Кроули. – Помните, сэр Норман, меня очень беспокоило то проникновение со взломом? – Он обращался к пожилому мужчине в клубном галстуке. – Похоже, я оказался прав. Тот человек не хотел ничего украсть. Он пришёл, чтобы отравить воду в кулерах. В ресторане, в комнате отдыха, скорее всего, вообще по всему зданию. Удалённая активация… верно всё, Хендерсон?
Хендерсоном звали человека, который разобрал кулер. Ещё один сотрудник МИ-6.
– Верно, сэр, – ответил он. – Кулер работал совершенно нормально, выдавал обычную охлаждённую воду. Но когда подавали радиосигнал – это делал наш друг, используя поддельный мобильный телефон, – в воду попадало несколько миллилитров этого наркотика, либриума. Недостаточно, чтобы найти в крови при допинг-тесте, но достаточно, чтобы заставить кого угодно играть намного хуже.
Алекс вспомнил, как Блиц, немецкий теннисист, уходил с корта после проигранного матча. Он выглядел ошеломлённым и рассеянным. Но оказалось, что это всё из-за наркотика.
– Он прозрачный, – добавила женщина. – И практически не имеет вкуса. В стаканчике с ледяной водой его бы никто не заметил.
– Всё равно не понимаю, – вставил сэр Норман. – Какой в этом смысл?
– Пожалуй, на этот вопрос смогу ответить я, – сказал полицейский. – Как вы знаете, охранник отказывается отвечать на вопросы, но татуировка на его руке говорит, что он член «Большого Круга» – или, по крайней мере, был им.
– Это что ещё такое? – удивился сэр Норман.
– Триада, сэр. Китайская банда. Триады, конечно, занимаются самой разной преступной деятельностью. Наркотики. Торговля людьми. Нелегальная иммиграция. А ещё – азартные игры. Мне кажется, эта операция была связана именно с ними. Как и на любое другое большое соревнование, на результаты Уимблдонского турнира ставят миллионы фунтов. Насколько я понимаю, на победу того молодого француза – Лефевра – ставки принимались из расчёта триста к одному.
– Но потом он обыграл Блица и Брайанта, – сказал Кроули.
– Именно. Я уверен, что сам Лефевр даже не догадывался, в чём дело. Но если всем его противникам давали наркотик перед выходом на корт… Ну, дважды это случилось. Но могло продолжиться вплоть до финала. «Большой Круг» ждал невиданный успех! Если бы они поставили на француза сто тысяч фунтов, то получили бы триста миллионов.
Сэр Норман поднялся.
– Сейчас важно одно: об этом никто не должен знать, – сказал он. – Иначе будет скандал на всю страну, и это навредит нашей репутации. Не исключено, что весь турнир придётся проводить заново!
Он посмотрел на Алекса, но обращался к Кроули.
– Мы можем доверять этому мальчику? Он ничего не расскажет? – спросил он.
– Я никому не скажу, что здесь произошло, – сказал Алекс.
– Хорошо. Отлично.
Полицейский кивнул.
– Ты проделал очень хорошую работу, – сказал он. – Сначала заметил этого парня, потом проследил за ним, ну, и всё остальное. Хотя должен сказать, что запирать его в холодильнике было крайне безответственно.
– Он попытался меня убить, – возразил Алекс.
– Всё равно! Он мог замёрзнуть насмерть. Собственно говоря, ему, возможно, придётся удалить пару пальцев из-за обморожения.
– Надеюсь, он от этого не станет хуже играть в теннис.
– Ну, не знаю… – Полицейский кашлянул. Он явно не мог понять, как вести себя с Алексом. – Ладно, ты молодец. Но в следующий раз всё-таки попробуй обдумывать свои действия. Я уверен, ты не хотел бы, чтобы кто-нибудь пострадал!
Да пусть катятся они все к чёрту!
Алекс смотрел на освещённые серебристой луной чёрные волны, которые снова и снова накатывали на изогнутый берег пляжа Фистраль. Он пытался забыть и о полицейском, и о сэре Нормане, и вообще об Уимблдонском турнире. Алекс, по сути, спас весь Всеанглийский Лаун-теннисный клуб, и хотя он и не ожидал, что за это его наградят сезонным абонементом в королевскую ложу и чаепитием с герцогиней Кентской, но не ожидал и того, что его настолько поспешно выдворят с турнира. Финал он смотрел уже по телевизору. По крайней мере, форму болбоя ему всё-таки отдали.
Впрочем, было и ещё кое-что хорошее: Сабина не забыла о своём приглашении.
Он стоял на веранде домика, арендованного её родителями. Пожалуй, в любом другом месте этот домик выглядел бы крайне уродливо, но вот на край скалы, возвышавшейся над побережьем Корнуолла, вписался идеально. Старомодный, квадратный, отчасти кирпичный, отчасти из отбелённого дерева. В нём было пять комнат, три лестницы и слишком много дверей. Небольшой сад был скорее мёртв, чем жив – его постоянно обдавало солёной водой. Дом назывался Брукс-Лип[3], хотя никто из местных не знал, кто такой Брук, куда и зачем он прыгнул и выжил ли после этого. Алекс пробыл здесь уже три дня, а пригласили его на целую неделю.
За спиной послышались звуки. Открылась дверь, и на веранду вышла Сабина Плэжер, одетая в плотный махровый халат. В руках она несла два стакана. На улице было тепло. В день, когда Алекс приехал, шёл дождь – в Корнуолле, похоже, дождь идёт практически всегда, – но сейчас распогодилось, и стояла настоящая летняя ночь. Сабина оставила его сидеть на улице, а сама ушла купаться. Её волосы до сих пор были мокрыми, а полы халата ниспадали вниз, до босых ног. Алексу подумалось, что она выглядит куда старше своих пятнадцати лет.
– Принесла тебе колы, – сказала она.
– Спасибо.
Веранда была широкой, с низким балконом, креслом-качалкой и столом. Сабина поставила стаканы на стол и села. Алекс сел рядом. Деревянный каркас кресла-качалки заскрипел, и они начали медленно раскачиваться, наслаждаясь видом. Довольно долго никто ничего не говорил. А затем…
– Может, всё-таки расскажешь мне правду? – спросила Сабина.
– Ты о чём?
– Я всё думаю об Уимблдоне. Почему ты уехал сразу после четвертьфинала? Ты же работал на центральном корте! А потом…
– Я же тебе уже говорил, – перебил Алекс. Ему было явно не по себе. – Я просто заболел.
– Я слышала другое. Прошёл слух, что ты с кем-то подрался. И вот ещё что. Я видела тебя в плавках. И, хочу сказать, никогда не видела ни у кого столько царапин и ушибов.
– Меня задирают в школе.
– Не верю. Одна моя подружка учится в Брукленде. Говорит, что ты вообще на уроках не бываешь. Постоянно где-то пропадаешь. Только за эти полгода ты два раза исчезал, а когда во второй раз вернулся, в тот же день сгорел целый корпус школы.
Алекс наклонился вперёд, взял стакан с колой и покрутил его между ладонями. В небе виднелись огни самолёта, казавшегося крохотным на фоне бесконечной тьмы.
– Ладно, хорошо, Саб, – сказал он. – Я на самом деле не школьник. Я шпион, маленький Джеймс Бонд. Я беру отгулы в школе, чтобы спасти мир. И я уже дважды его спас. В первый раз – здесь, в Корнуолле, во второй раз – во Франции. Что ты ещё хочешь узнать?
Сабина улыбнулась.
– Ладно, хорошо, Алекс. Каков вопрос, таков ответ.
Она подобрала ноги под себя и плотнее закуталась в халат.
– Но в тебе действительно есть что-то этакое. Ты не похож на других мальчиков, которых я знаю.
– Ребята? – позвала их из кухни мама Сабины. – Вам спать не пора?
Было десять вечера. Они собирались встать в пять, чтобы поймать волну.
– Ещё пять минут! – ответила Сабина.
– Начинаю отсчёт.
Сабина вздохнула.
– Мамы всегда такие…
Но Алекс вообще не знал своей матери.
Через двадцать минут, готовясь ко сну, он думал о Сабине Плэжер и её родителях; слегка педантичный отец с длинными седыми волосами и в очках, пухленькая мама, весёлая, как сама Сабина. Их было всего трое. Может быть, именно поэтому они так близки между собой. Они жили на западе Лондона и каждое лето на четыре недели снимали этот домик.
Он выключил свет и лёг в кровать. В его комнате, располагавшейся под самой крышей дома, было всего одно маленькое окошко, и через него виднелась луна, белая, идеально круглая, словно однопенсовая монетка. Родители Сабины с самого приезда обращались с ним так, словно знали всю жизнь. У каждой семьи есть свои порядки, и Алекс удивился, поняв, с какой же лёгкостью приспособился к ним: ходил на долгие прогулки по скалам, помогал с покупками и готовкой, просто проводил с ними время в тишине – читал и смотрел на море.
Почему у него не было такой семьи? Алекс почувствовал, как его охватывает старая, знакомая грусть. Его родители умерли, когда ему не было и нескольких недель. Дядя, который вырастил его и столь многому научил, во многих отношениях остался для него чужим человеком. Братьев и сестёр у него не было. Иногда ему казалось, что он так же одинок, как тот самолёт в небе, который незаметно прорезал ночную черноту.
Алекс глубже уткнулся головой в подушку, злясь на себя. У него были друзья. Он наслаждался жизнью. Ему удалось догнать школьную программу, а сейчас он проводил отличный отпуск. А если ему повезёт, то после Уимблдонского турнира МИ-6 наконец оставит его в покое. Почему тогда он так легко поддавался подобному настроению?