Мэй передал это Деллу и объяснил, где нас отыскать.
— Ждем тебя… Черт! — вскрикнул навигатор, увидев, как помертвел вдруг Рейнборо.
Кинувшись в кабину, он вынул пилота из кресла и перенес в салон.
— Дэвид, — услышал я, — сердечное!
Мэй-дэй… Рейнборо крепкий парень, ему не просто худо с сердцем стало. Это Остров Сокровищ его достает, не дает бороться. Рей, держись.
А ведь если Крис с Юной-Вэл займутся делом, проклятая планета и вовсе их убьет. У меня озноб прошел по коже. Разве что в той норе они сумеют что-нибудь сварганить… Я двинулся взглянуть, куда приглашаю людей.
Фонарика у меня не было, и едва сунувшись в лаз, я подумал, что иду напрасно. Наклонный ход оказался длинным; спускаться по ступеням, скрючившись, было зверски неудобно. Наконец я ощутил под ногами ровный пол и осторожно выпрямился. Голова уперлась в потолок. Я отодвинулся от входа, чтобы вниз просочился свет. Далеко не отодвинешься: тесно. Расставив локти, я уже мог коснуться ими стен. На полу я обнаружил небогатое хозяйство: маленький пульт, плоский корпус какого-то аппарата и приличных размеров куб, где можно было сидеть. Наверняка батарея питания, которую отключил Хэндс. Это будет место для Юны-Вэл, а Крис может и на ногах постоять.
Я прислушался к собственным ощущениям. Ничего особенного, никакой явной свободы от RF. Может, я все придумал и зря погнал сюда Криса Делла? И беднягу Рейнборо напрасно поставил под удар? В тревоге, я вылез на поверхность.
Возле глайдера топтался растерянный сквайр, рядом стояли Том и охранники. Лисовин бросился ко мне:
— Питер умирает. Нас выгнали…
— Пойдем, пожалеем.
— Что-о? — Том решил, что я насмехаюсь.
— Ты вчера жалел мистера Смоллета и Криса. Им это помогало.
Мы забрались в салон. Рейнборо с кислородной маской на лице лежал в кресле, рядом на полу скорчился Мэй, положив обе ладони пилоту на сердце; тут же стоял доктор Ливси с диагностером в руках. Судя по опущенным плечам, надежды у него не было. Он обернулся, услышав нас.
— Мэй уже отдал все, что мог. — Доктор посторонился, пропуская меня к навигатору.
Я не умею просто жалеть. Лучше сделаю что-нибудь нужное; могу спасать или драться, защищая, а бездейственно жалеть — не по моей части. Это у нас лисовин мастер. Поэтому я сел на корточки рядом с Мэем и взял его за плечи. Побелевшие руки навигатора, лежащие у Рейнборо на груди, дрогнули.
— Забирай все. — Я слышал эту фразу от Джоба Андерсона, когда наш капитан пытался отвоевать Юну-Вэл у Чистильщиков.
Подле меня устроился Том, коснулся руки пилота. Я видел, как задрожали и горестно опустились его биопластовые усы, а потом в глазах у меня начало темнеть от слабости. Однако я еще был в состоянии думать.
Капитан Смоллет просил своего юнгу о помощи, когда мучились и кричали от боли техники. Всякое RF-усилие крайне болезненно. Любовная тоска и неутоленная страсть экипажа — это ведь больно, больно… Мистера Эрроу мучили, когда забирали к Чистильщикам. А в самом начале полета капитан Смоллет вернул его к жизни тоже через невыносимую боль. Чистильщикам не нужна любовь; им требуется только боль. В любом виде — все съедят. А любовь и жалость — это оружие, которым можно защищаться. Тот, кто умеет любить и жалеть… Не додумав последнюю мысль, я провалился в серую пустоту и долго-долго в ней тонул, пока не вынырнул вдруг на поверхность.
— Джимах, сумасшедший. Я люблю тебя. Я с тобой. Сумасшедший. — Мне в лицо тыкался мордочкой поюн.
Здесь победит тот, кто умеет любить и жалеть, додумал-таки я и посмотрел, что делается вокруг. В соседнем кресле спал Том, а надо мной склонялся Крис Делл. Его длинная челка была подстрижена, и льдистые глаза могли прямо смотреть на мир. Они были страшно усталые, эти глаза. Делл убрал ладонь с моего лба и выпрямился.
— Джимах, — распластавшийся у меня на груди поюн лизнул в подбородок.
— Что Рей? — я огляделся в поисках пилота.
— Отвоевали; спасибо лисовину. Послали SOS, ждем Хэндса.
Я дернулся, желая вскочить; Делл удержал меня в кресле. Я не хочу, чтобы с Юной случилось то же, что с Рейнборо. Ее-то не отвоюем.
Дверь в кабину была открыта, и я услышал тревожный голос капитана Смоллета:
— Борт «Испаньола»-02, ответьте «Испаньоле». Что с вами? Рей, ответь мне.
Ему не отвечали. Мэй-дэй! Я сам устроил ловушку для Юны-Вэл, космолетчикам осталось только ее заманить. А Остров Сокровищ ее убьет. Потому что лисовин ничего не знает, он не станет Юну жалеть. Он один так умеет, больше никто.
— Пустите, — оттолкнув Делла, я поднялся. Голова поплыла, я ухватился за кресло. — Крис, так нельзя… вы погибнете оба.
Его губы тронула знакомая холодная усмешка.
— Это наша работа. Я должен вернуть домой тебя и Тома… и остальных.
— Нет. Не такой ценой. — Я побрел к кабине.
— Стой. — Коснувшись, второй помощник мгновенно отнял все силы, что я успел накопить, пока спал. — Джим, это не тебе решать.
Я повалился на сидение. Сквозь открытую дверь увидел в кабине Рейнборо. Его опять вызывали:
— Борт «Испаньола»-02, ответь борту 01. Вы живы?
Хэндс торопится. Везет Юну-Вэл, не ведая, что ее тут ожидает. Ничего они с Деллом не успеют, планета не даст и пальцем шевельнуть. Не смогут же они сидеть в той норе сутками. А чуть только высунутся наружу… От сознания собственной беспомощности перехватило горло.
— Борт 02, если вы живы, я вас сейчас убью.
Хэндс чувствует, что это ловушка. Израэль, поворачивай назад, назад!
Рядом с нашим стоит глайдер Делла; ему тут не место. Израэль, задумайся, встревожься. Ради всего святого, спаси Юну-Вэл…
На фоне зеленоватых облаков мелькнул его глайдер. Хэндс не ринулся вниз очертя голову, а сделал круг над нами, присматриваясь, оценивая обстановку. Из второго глайдера вылез Мэй. Он сделал несколько неверных шагов, волоча за собой «стивенсон», и рухнул ничком, словно тяжело раненный.
С посвистом, от которого я невольно сжался, глайдер опустился на траву. Дверь кабины открылась, и выскочил Хэндс — в маске, но без защитного костюма. Один.
Взвился с земли Мэй, нацелил «стивенсон» в ноги сбежавшему пилоту.
— Стоять, — сказал он дружелюбно. — Дезертиров сегодня лишают сладкого. Где Сильвер?
Великолепные черные брови Хэндса сдвинулись. Не шевелясь — со «стивенсоном» и Мэем шутки плохи — он обвел взглядом оба глайдера, всмотрелся в вышедшего из салона Криса Делла, в вылезшего из кабины Рейнборо. Не поворачивая головы, скосил глаза на чернеющую среди травы нору.
— Сдаюсь, — пилот невесело усмехнулся. — Однако зря вы это затеяли, ребята.
— Где Сильвер? — повторил Мэй.
Быть может, Хэндс не взял с собой Юну-Вэл, чтобы не подвергать опасности? Пилот молчал. И от его тяжкого молчания сердце сжималось в ледяной комок, и становилось трудно дышать. Не знаю, какая сила вынесла меня из глайдера; я чуть не упал, запнувшись о порожек.
— Там, — сказал Хэндс. — В салоне.
Он это мне сказал, и я пошел, хотя еще минуту назад стоять не мог от слабости. А сердце сжималось все больше, превращаясь в острый ледяной осколок, взрезавший мне грудь изнутри.
— Джим, — Хэндс посторонился, потому что я шел прямо на него, — я сделал, что мог. Без толку.
Глава 5
Рванувшийся с места Делл успел в глайдер вперед меня, и несколько мгновений я его за это ненавидел. Потом забрался сам, увидел пустой салон и решил, что Хэндс меня обманул. Но прошедший в конец салона второй помощник со стоном выругался, и я понял, что пилот сказал правду.
«Бывший навигатор» лежал в кресле, повернув голову набок. На нем был защитный костюм, сливающийся цветом с серой обивкой салона, и видна была лишь незакрытая часть лица: твердые губы, четко вылепленный подбородок, прямой нос с хищным вырезом ноздрей. Делл поднес руку к его приоткрытым губам.
— Дышит.
Я снял с Сильвера капюшон. Лицо казалось безмятежным и юным, как я уже видел, когда он умирал на «Испаньоле». Зрачки реагировали на свет, но он ничего не видел. Или не хотел видеть.
Глаза без цветных линз были серо-зеленые, луговые. Глаза Юны-Вэл. Я нагнулся, пытаясь погрузиться в них, исхитриться и попасть на ее туманный росистый луг. Глаза слепо смотрели мимо меня.
— Крис, уйдите, — попросил я, и он ушел, напоследок коснувшись ладонью спины и чуть-чуть добавив сил.
Я дождался, пока закроется дверь в салон.
— Юна, прости.
Она не слышала. Или не желала прощать.
— Я люблю тебя.
Ей было все равно.
Я притронулся пальцами к ее покрытой биопластом щеке; щека была теплой.
— Юна, любимая моя… Прости.
Просить прощения было не за что, и моя любовь ей была не нужна.
В груди резануло. Если Остров Сокровищ и Чистильщики хотят моей боли, пусть возьмут. Пускай упьются допьяна, подавятся, захлебнутся. Но пусть они вернут мне Юну-Вэл.
Юна, вернись. Единственная моя. Чужая. Недоступная. Не простившая. Любимая. Вернись, Юна, пожалуйста. Пожалей Израэля. Вернись к мистеру Смоллету. Он помнит тебя. Ты только вернись, и все будет хорошо. Юна, любовь моя, жизнь моя. Я не умею просить, я плохо прошу. Мне еще не так больно, как нужно. Я еще не кричу, раздирая горло, от нестерпимой муки. Пусть будет так больно, чтобы я закричал. Юна, я умру за тебя, если надо. Пусть я умру от боли. Но ты — ты вернись…
Снаружи раздался дикий вопль. В небе полыхнула вспышка, грохнул взрыв, от которого вздрогнул глайдер. Я прикрыл собой Юну-Вэл. Нового взрыва не было, а нечеловеческий вопль перешел в поток неистовой брани. На грани истерики орал прежде невозмутимый Мэй. Неужели он недосмотрел, и кто-то пальнул из его «стивенсона»?
Я выпрямился и провел рукой по глазам. Сухие. Не умею я плакать. И просить не умею. Не получилось вернуть Юну-Вэл. Будь оно проклято…
Мне хотелось поцеловать ее, но настоящее лицо Юны было скрыто биопластом, а коснуться губами лица Джона Сильвера я не мог.
— Юна, прости меня.
Она молчала, и я вышел из глайдера.