Рассерженный Мэй погрозил кулаком. Верней, он делал вид, будто сердится, а по лицу неудержимо расползалась улыбка. Мэй положил руку Рейнборо на грудь, рядом с моей ладонью, и сердце пилота застучало уверенней.
Из второго глайдера выбрался Том; он нес потерянный ботинок сквайра, держа его за шнурки. Рейнборо подскочил, увидев выжженные иероглифы у Тома на лице и груди. Если б не звон в ушах, я бы спросил, что перьевик нарисовал на лисовине. Быть может, мне бы Рейнборо не солгал?
Следом показались Сильвер и наш капитан. Мистер Смоллет нес сложенный комп, «бывший навигатор» прижимал к груди пяток банок с тоником — все, что осталось в разграбленной машине. По виду, Сильвер не был потрясен известием о казни Хэндса и даже слегка улыбался.
Мистер Смоллет не рассказал: они же оба оглохли после залпа с «Испаньолы». Юне-Вэл еще предстоит узнать, как убили Хэндса. Она спросит, и мистер Смоллет расскажет; он поберег бы женщину, но Джона Сильвера не пощадит. Бедная Юна. А уж Хэндса как жаль…
Рейнборо оглянулся на Мэя, который стоял рядом со мной за креслом, и что-то отстучал пальцем по его запястью. Мэй отстучал ответ Рейнборо по плечу. Оба засмеялись. Мэй принялся разуваться. Он с трудом помещался в узком пространстве между креслом и стенкой кабины и толкал меня. Разувшись, навигатор снял брюки и положил их Рейнборо на колени. Оказывается, пилот сидел совсем голый; я и не заметил. Когда он выбрался из «камеры жизни», одежды своей не нашел — все растащили маньяки или перьевик с подручными. Рейнборо коснулся моей ладони — попросил не убирать с сердца — и натянул штаны; затем благодарно улыбнулся Мэю и потер уши, желая как можно скорее вернуть себе слух. Оставшийся в трусах и носках Мэй снова обулся и отстучал Рейнборо по макушке фразу, от которой пилот захохотал.
Им было хорошо. А Хэндсу… И Юне-Вэл… Я закусил губу.
В кабину заглянул мистер Смоллет, вручил банку тоника на троих. Оглядел Мэя, усмехнулся и жестами показал, что им вдвоем надо куда-то идти. Навигатор отхлебнул тоника и ушел с капитаном. Вид у него был потешный, но мне было не до смеха.
Мистер Смоллет и Мэй скрылись в ближайшем доме. Он засветился ярче, словно обрадовался приходу новых людей.
Рейнборо задремал, а я присел на подлокотник, не снимая ладонь с его сердца. Оно уверенно и сильно билось; хоть это было хорошо. Так прошло минут десять.
В небе одна за другой полыхнули три вспышки. Не такие мощные, как удар по Чистильщикам, но глайдер вздрогнул. Что там опять? Небо ведь пусто.
Проснувшийся пилот что-то спрашивал; в кабину сунулся напуганный Том. Мы друг друга не слышали, да и сказать ничего путного не могли; пришлось просто дождаться возвращения мистера Смоллета. Капитан с Мэем примчались через минуту. Мэй раздобыл себе потрепанные брюки от летной формы RF, а мистер Смоллет принес совсем новую куртку для Рейнборо и кусок чистой серой ткани, в которую завернул лисовина, прикрыв ожоги на груди. Капитан и навигатор выглядели, точно вернулись с курорта. Мне вспомнились рассуждения сквайра об энергетическом вампиризме; по-своему, мистер Трелони был не так уж неправ. Однако наши risky fellows тут же принялись энергией делиться: Мэй отдал силы пилоту, мистер Смоллет — мне и Тому. Сильверу ничего не досталось.
Наш капитан снова уселся за пульт управления. В небе опять полыхнуло — три вспышки подряд; выстрелы из «стивенсона». Призыв о помощи, вот что это такое. Кто там? Доктор Ливси и сквайр? Хоть бы они. С нашего глайдера ушла сигнальная ракета, оставляя за собой тонкий дымный хвост, и расцвела над крышами зеленым. Затем мистер Смоллет поднял машину в воздух и направил ее назад, к месту казни.
Огромное тело Чистильщика почти перекрыло улицу; вокруг копошились очнувшиеся маньяки. Одни топтались рядом, щупали края черной мантии, тянули ее в рот, пытались жевать. Другие растаскивали тушки Птиц. Пытались укрыть их, прижимая к животу, но не догадываясь сунуть под одежду, и уже завязалось несколько потасовок.
От вида мертвого Чистильщика мистеру Смоллету стало худо, и глайдер пришлось сажать Рейнборо. Он не стал приземляться у перекрестка, а пролетел дальше по улице. У меня сжалось сердце, когда внизу промелькнуло растоптанное тело человека, который восклицал «Бен Ган!» и пытался нас защитить.
Глайдер лег на брюхо у дома с прожженной щелью. По краям щели стены ярко светились, как будто дом был встревожен своей раной.
Чуть только мы сели, в кабину вломился Том, выдернул меня из-за кресла пилота и утащил в салон. Здесь было худо Юне-Вэл: «бывший навигатор» скорчился в кресле, уткнувшись лицом в колени, и его трясло, как от рыданий. Мэй недовольно кривился и явно не желал иметь дело с чужой истерикой. Однако Юна не могла узнать Хэндса под слоем застывшего белого клея; ей плохо оттого, что она увидела Чистильщика. Я не мог объяснить это оглохшему навигатору, поэтому просто ткнул пальцем в сторону кабины, где так же мучился наш капитан. Мэй ушел туда, а я склонился над Сильвером.
— Юна, хорошая моя… — Я зажмурился, чтобы не видеть смуглую биопластовую кожу на мускулистой спине и крутых плечах. Под биопластом — настоящая Юна-Вэл, сильная и решительная, но при этом хрупкая и ранимая, как любая женщина. — Успокойся. Уже все хорошо… — Я лгал ей, потому что не знал, что сказать и как утешить. Да и вообще она не слышала мою ложь. — Мы скоро вернемся на «Испаньолу». Любимая моя, родная, успокойся. Все уже кончилось.
Я гладил ее по вздрагивающей спине; Юна-Вэл затихала. Я невольно пожалел об этом, потому что пора было открыть глаза и отойти, но я понимал, что мне уже больше не ласкать ее — женщину, которую я любил и которая никогда не будет моей.
И все-таки пора. Я выпрямился. «Бывший навигатор» перевел дыхание, забросил руки на спинку переднего кресла и уткнулся лбом в подголовник.
На меня потрясенно глядел Том: глаза округлились, усы подергивались. Я представлял, что он обо мне думает. И мне было наплевать.
А потом захотелось от души ему вмазать: я понял, что лисовин смеется. Он переводил взгляд с меня на Сильвера и веселился так, словно мы с «бывшим навигатором» были два клоуна. Черт бы его побрал. Да хоть бы я обожал всех RF-навигаторов, вместе взятых. Лисовину какое дело?
Он понял, что вот-вот огребет, и унялся. Хлопнул меня по плечу, притянул к себе и встряхнул, будто одобрял какой-то мой выдающийся поступок. Что это с ним? Лисовин расплылся в ухмылке и показал большой палец; зеленоватые глаза искрились.
У меня родилась неприятнейшая мысль.
— Ты меня слышишь? — Я дотронулся до собственного звенящего уха.
Он кивнул.
Ох. Том разобрал, что я говорил Юне-Вэл. Значит, они втроем успели добежать до глайдера и спрятаться, прежде чем «Испаньола» вдарила по Чистильщикам. И только мы с капитаном оглохли, да еще Рейнборо.
Мой верный, замечательный друг. Как он радовался! Прямо-таки светился от того, что наш «бывший навигатор» — женщина, а я не замаран. Может, надо было рассказать ему правду раньше?
Джон Сильвер поднялся из кресла, с досадливой гримасой потер уши. Он все-таки контужен? Лисовин расслышал, что я говорил, а Юна-Вэл — нет? Тьфу, пропасть.
Из здания неподалеку вышел человек. Стал, то ли разглядывая глайдер, то ли давая нам возможность как следует рассмотреть себя. Форма RF — черные брюки, серо-голубая рубашка, светлая куртка, длинный черный шарф на шее; в руке штурмовой «стивенсон», на плече два вещмешка. Он был чисто выбрит, как все наши risky fellows, но давно не стрижен — темные космы длинней, чем у любого энглеландца. Худой, побитый жизнью; на щеках вертикальные складки — настолько глубокие, что казались черными.
Из кабины вылез Мэй. Незнакомец махнул рукой, приглашая кого-то следовать за собой, и двинулся к глайдеру.
Из дверного проема вышел доктор Ливси. Очень бледный и тоже нагруженный — за плечами объемистая сумка, к груди прижаты два компа. Он не поспевал за незнакомцем — тот шагал легко и упруго, а у доктора заплетались ноги.
Мы с Томом выскочили наружу, стали рядом с Мэем. Мы побежали бы навстречу доктору, но навигатор не пустил. По-моему, чужак ему не нравился. И особенно раздражал собственный Мэев «стивенсон» в чужой руке.
Третьим из дома показался мистер Трелони в одном ботинке. С виду он был нездоров, под глазами набрякли коричневые мешки. Увидев отца, Том подобрался, как будто на улицу вышел опасный зверь. Сквайр тащил две коробки с едой, поставив их одну на другую и прижимая сверху подбородком. Не такие уж коробки тяжелые, чтобы он так отдувался.
Четвертым вышел человек с лучеметом подмышкой — высокий, широкоплечий, светловолосый, тоже в форме RF. Лицо в запекшейся крови, на лбу и щеке — открытая рана. Это еще кто? Неужто перьевик? Но у того была окладистая борода, и волосы темные. А этот — другой. Окровавленный, страшный, безбровый… У меня сердце повалилось вниз. В голове зазвенело сильней, и я стал хуже видеть. Вглядывался, медленно узнавая крупную фигуру и уверенную походку. Вот только лицо — совсем чужое лицо…
Ноги понесли меня навстречу.
Я прошел мимо чужака, доктора Ливси и мистера Трелони, не сводя глаз с белокурого космолетчика. Остановился перед ним, преградив путь. Лицо в кровавых точках, одной брови нет, только гладкая кожа, на месте другой — голая кость, со скулы мясо будто сняли ножом, и вырвана половина щеки. Он улыбнулся, и от этой белозубой улыбки незнакомое страшное лицо стало знакомым. Хэндс. Это же и впрямь наш Хэндс!
— Израэль, — прошептал я.
Жив. В самом деле жив! Слава богу…
Удерживая подмышкой лучемет, он постучал себя пальцем по уху: дескать, оглох, извини. В другой руке у него был оружейный чемоданчик — явно не пустой. Наши станнеры к нам вернулись.
Пилот терпеливо ждал, когда я уйду с дороги. Уцелевшая бровь была сбрита — она не нужна под маской — а ресницы Хэндс сохранил. Карие глаза зеркально блестели, и я разглядел в них свое отражение. Два Джима Хокинса в чужих невеселых глазах.
А кого же казнили на перекрестке? Выходит, перьевика? Старший пилот содрал с себя биопласт и налепил на этого садиста, затем раздел его и оставил, а сам вовремя смылся. Маньяки не заметили подмены, и пока перьевички казнили собственного шефа, Хэндс разыскал доктора Ливси со сквайром, наши покраденные вещи и чужого risky fellow. Мэй-дэй! Я ведь знал, что он ушел побеждать. Как я мог в нем усомниться?