Из-за пазухи у нее выглянул поюн. Глаза сверкнули — не потому, что Александр побывал у Чистильщиков, а потому, что он зверь.
— Джимах! — поприветствовал поюн бодро. — Я люблю тебя. Я с тобой.
Вскинув руки, Юна обняла меня за шею, прижалась теплой щекой к моей щеке.
— Джим, я тебе так благодарна… за все.
Придавленный поюн вякнул, вскарабкался ей на плечо и объявил:
— Юна-Вэл! Самый сумасшедший из всех навигаторов. — Слышно было, что это шутит Хэндс.
Я обнял ее — такую хрупкую, любимую, желанную. От ощущения ее упругой груди под тонкой курткой меня бросило в жар.
Юна провела ладонью мне по затылку:
— Ты весь в снегу.
Я поцеловал ее. Губы у Юны-Вэл были сладкие, но поцелуй оказался мучительным и горьким. Любимая — и не моя. Даже в моих объятиях — чужая.
Я отстранился — словно оторвал у себя кусок сердца. Юна не хотела меня отпускать, и ее руки остались у меня на плечах.
— Спасибо, что прилетели, — сказал я.
— Не за что, — отозвался Хэндс. Пилот смотрел на нас с Юной, прощая и наше объятие, и долгий поцелуй. Глаза у него были грустные. — Мы не одни. Скоро мистер Смоллет появится, и с ним еще трое.
— Мэй, Крис и Том Грей, — пояснила Юна-Вэл и стряхнула подтаявший снег с моих плеч.
— У-умница Кри-ис, — с добродушной насмешкой протянул поюн, повторяя подслушанное у мистера Смоллета, и напомнил: — Александр хороший. Умница Александр.
Я вспомнил, что я — хозяин гостиницы.
— Ужин? На десятерых, включая Шейлу и мою мать. В отдельном зале, при свечах?
Юна-Вэл и Хэндс замялись.
— Или вам подать в отдельный номер?
Юна с сожалением поглядела на часы.
— Боюсь, ужинать некогда. Мы прилетели рейсом с Баядерки, а он стартует обратно без пяти полночь. Нужно поторапливаться.
— Вздор, — заявил Хэндс. — Обратный рейс — не повод остаться с пустым брюхом. Где лисовин? Дайте, я хоть с ним повидаюсь. — Он зашагал ко входу в гостиницу.
Поюн скатился с плеча Юны-Вэл и пустился следом за пилотом.
— Рэль, я не пущу тебя! — выкрикнул он.
— Юна, что произошло?
Она зябко сунула руки в карманы своей тонкой, совсем не зимней курточки.
— У Александра дела со сквайром. Мы прилетели с ним… Мне было страшно его отпускать. Помнишь «Одиссей»?
Еще б я забыл. Экипаж «Одиссея» раскрыл тайну Чистильщиков на Острове Сокровищ и был уничтожен; один Джон Сильвер уцелел, потому что Юна-Вэл не пустила его на борт перед взрывом корабля.
Да и мы живы до сих пор только благодаря хладнокровию нашего капитана и изобретательности Криса Делла. Весь обратный путь Делл ковырялся в потрохах уже изрядно раскуроченного корабля, и к Станции «Испаньола» причалила как ни в чем не бывало. Постояла, сколько положено, и отвалила, держа курс на Энглеланд. Вероятно, станционные смотрители были удивлены тем, что наш безбилетный пассажир на Станции не сошел, однако претензий не предъявили. Чистильщикам виднее, где и когда покидать борт корабля, на котором они совершали невинную увеселительную прогулку. К тому же мистер Смоллет вел себя как обычный RF-капитан, вернувшийся из нормального рейса. А что мистер Эрроу побывал у Чистильщиков и возвратился от них куда раньше обычного, смотрителей не взволновало. Это личное дело богов — кого и когда отпускать на свободу. Планет-стрелок хотел разметать Станцию в пыль вместе со смотрителями, которые отправили нас на смерть в четвертом режиме, но капитан сказал: «Я не намерен гнить в тюрьме за убийство и тебе не позволю». Грей был сильно расстроен.
Юна-Вэл продолжала:
— Александр намерен биться за то, чтобы RF запретили. Повсюду и навсегда. Ребята его поддержат; они пойдут за ним в огонь и в воду… Но RF долго приносил слишком большие деньги, чтобы от него так вот, вдруг, отказались. Александру заткнут глотку прежде, чем его по-настоящему услышат. И остальным тоже. Джим, нет! — Юна-Вэл вскинула руки, заставляя меня молчать.
Я еще рта не раскрыл, но она угадала мысли.
— Даже думать не смей. И лисовина не пущу.
— Капитан Сильвер, кто вас спросит?
Ее красивые изогнутые губы дрогнули.
— Джим, ради женщин, которые вас любят, — ради твоей матери и Шейлы — я прошу: не надо. Мужчины всегда уходят на войну… от любимых и любящих… но эта война — не твоя. Ты ничем не поможешь. Тебя просто убьют, как и всех.
— Меня и здесь убьют, — пожал я плечами. — Я такой же свидетель, как ты, Том и сквайр. Кстати, на сквайра тоже начнется охота?
— Он единственный и уцелеет, — отрезала Юна. — С его-то деньжищами.
Мы постояли, глядя на снег. Он сверкал под фонарями, словно россыпи драгоценных камней. Словно сокровища, которые мистер Трелони надеялся отыскать на другом конце Вселенной.
Я спросил:
— Отчего Израэль такой… не такой?
— Он знает про Александра.
— Ты не забыла мистера Смоллета? Ты же ходила к Израэлю в каюту.
— Так он меня выгнал. И вообще Крис изуродовал корабль, каюты не действуют, как раньше.
— Ну и что теперь?
— А то! — с неожиданным отчаянием вымолвила Юна-Вэл. Ресницы были мокрые — на них таяли упавшие снежинки. — Рэль смирился и ждет: то ли меня Александр позовет и я уйду к нему, то ли я одумаюсь и его позабуду. Рэль молчит. Молчит, ждет и… и любит. Была минута — он готов был сам уйти. Но мне привиделось, как он ночует в гостинице, пьет с горя… или бродит по улицам неприкаянный… Не отпустила. Не смогла. Джим, я всем ему обязана. Я жива, и Александр жив, и ты, и остальные — потому, что Рэль помогал мне со «Щитком». Я уж молчу про Остров Сокровищ… Как его оставить? Если предать Рэля, то на что я нужна Александру? Кто я буду? Потаскушка, которая не может разобраться с двумя мужчинами. — Юна-Вэл прикусила задрожавшую губу и отвернулась.
Бедная Юна. Как ей помочь?
— Что говорит мистер Смоллет?
Она передернула плечами.
— От него дождешься! Хоть бы слово сказал, хоть бы моргнул… А он то ли ждет, чтоб я сама решила, то ли ему это не нужно.
Снежинки, усеявшие ее шапочку и завитки волос, блестели и переливались. Юна-Вэл вынула из кармана перчатку и промокнула ею глаза.
— Прости, что я на тебя выливаю. Но я не могу с этим к Рэлю… ему и так больно. А к Александру не подступиться. Я натыкаюсь на его взгляд, на синий огонь — и у меня язык отнимается. В нем слишком много от RF, от Чистильщиков.
— Тогда что ты бьешься? Мистер Смоллет не для тебя, вот и все.
— Я его люблю, — прошептала Юна.
У меня от жалости заныло сердце. С языка просилось: «Я люблю тебя» — однако ей и без моих признаний было плохо. Дать бы дельный совет — но я понятия не имел, какой именно. И утешать я не умею.
— Ты советовалась с мистером Эрроу?
— Первым делом. А он сказал: «Как ни раскладывай, из трех несчастных людей трех счастливых не сделаешь. Подумай, с кем ты будешь менее несчастна; а мужчины сами о себе позаботятся».
Юна-Вэл опустила голову, теребя перчатку. Пальцы у нее были длинные и изящные. Я вспомнил, какой сильной казалась ее рука, когда была одета в биопласт.
— Капитан Сильвер, вы непозволительно раскисли.
Она подняла влажные глаза.
— Не можешь предать Израэля — и хорошо, — продолжал я. — Вообще не понимаю, зачем все страдания: на твоем месте я выбрал бы именно его и успокоился.
Юна-Вэл разглядывала меня, словно услышала бог весть какое откровение.
— Джим, а почему… Прости глупое любопытство… Почему ты не говоришь: «Выбирай из двух третьего — Джима Хокинса?»
— Потому что я люблю тебя.
Лучше б я помолчал. Она разрыдалась — неудержимо, горько, задыхаясь и зажимая рот рукой. Я прижал ее к себе, мучаясь от невозможности укрыть, защитить, уберечь от боли, которая рвет ей сердце.
Юна утихла, но вздрагивала от подавленных, загнанных вглубь рыданий. Бедная моя. Сильная смелая Юна, измученная до последнего предела.
— Капитан Сильвер, возьмите себя в руки.
Она отстранилась, зачерпнула горсть снега, умылась и перчаткой обтерла лицо.
— Ты очень похож на Израэля.
— Я рад. — Я в самом деле был польщен.
— И на Александра, — добавила она.
На это я не нашелся, что ответить. Оглядел мутное темное небо, надеясь увидеть огни приближающегося глайдера — ведь было обещано, что скоро пожалует наш капитан с Мэем, Крисом Деллом и планет-стрелком. Небо было пусто, только снег летел.
— Пойдем; я распоряжусь насчет ужина. Правда, у нас кормят не так вкусно, как на «Испаньоле».
Она улыбнулась:
— Спасибо тебе.
Мы поднялись по ступеням. Прозрачная дверь открылась, изнутри дохнуло теплом. За стойкой администратора хохотала Шейла — Хэндс рассказывал ей что-то уморительное; поюн Александр бегал по стойке и что-то вынюхивал. Лисовин встретил Юну-Вэл настороженным взглядом и пошел ей навстречу.
Стоя на пороге, я оглянулся на море, на цепочку фонарей на берегу. Слева небо было светлее: там стояли соседние гостиницы, а еще дальше, не видимый отсюда, лежал Бристль. Под сердцем опять шевельнулась тревога и глухая тоска. Что-то я потерял, и нужно срочно искать…
Том поздоровался с Юной-Вэл и обратился ко мне:
— Я сказал девчонкам, чтоб накрыли ужин на десять проглотов. — Он подождал, когда Юна отойдет к Хэндсу и хохочущей Шейле. — Джим, друг?
— Угм.
Мое «угм» получилось неубедительным.
— Не переживай, — сказал Том мягко. Затем его прозрачные зеленоватые глаза потемнели. — Я спросил, отчего Рейнборо не прилетел. Хэндс говорит: Рей и мистер Эрроу готовят места, куда прятаться, если война с RF и начальством выйдет боком. А мы с тобой как? Тоже на войну?
— Ты — нет. У тебя Шейла.
У Тома печально опустились углы губ. Мне показалось, я вижу черно-рыжую маску с поникшими усами.
— Да, — проговорил он задумчиво, — Шейла. Поэтому с войны надо вернуться. О, смотри, — лисовин указал на еле различимые огоньки в небе.
— Это не наши.
Глайдер летел не от Жемчужной лагуны, а со стороны Бристля.
Неприятно екнуло сердце. Я попытался себя успокоить: нервы разгулялись. Мало ли народу летает над побережьем, где стоит десяток гостиниц. Конечно, сейчас не сезон, однако постояльцы есть. Особенно на выходные любят наезжать. До выходных — три дня…