Марта сверкнула безумными голубыми глазами и томно улыбнулась, демонстрируя белые жемчуга ровных зубов, которые ярко горели в темноте тропической ночи.
- Я люблю спать с мужчинами, - грудным голосом прошептала она на ухо Фиделю, обжигая его щеку горячим дыханием.
- Но ты спишь с гансанос, - хмуро произнес Фидель, чуть отстраняясь от Марты.
"Гансанос" - так кубинцы называли немцев. От немецкого имени "Ганс". Правда, если в точности следовать нормам испанского языка, то следовало бы говорить "Гансос". Однако в испанском есть очень близкое по звучанию слово - "gusanos". Червяки... Так кубинцы высказывали свое презрение к оккупантам, поэтому грамматическую ошибку трудно было назвать случайной...
- А что делать? - грустно вздохнула Марта, доверчиво положив голову на покрытую колючими волосами грудь Фиделя. Легкие волны волос упали ему на переносицу, и Фиделю страшно захотелось чихнуть. - Мне приходится спать с гансанос, - снова вздохнула она, но Фидель почувствовал томную наигранность в ее тихом, интимно звучавшем голосе. - Но из всех мужчин я предпочитаю кубинцев. А из всех кубинцев я отдаю предпочтение одному высокому парню с большими черными глазами...
Фидель ощутил на своем животе щекотное прикосновение ласковых пальчиков Марты. Она провела мягкими, как у котенка, подушечками по жесткой дорожке волос, которая начиналась у пупка, и уверенная ладошка Марты медленно поползла дальше, вниз...
- Мужчины болтливы, - говорила она, уже стоя в дверях. - Порою очень болтливы. Если их как следует завести, они после всего могут рассказать массу интересного... Учти это на будущее, мой Фиделито! - Марта нежно провела мягкой ладошкой по его небритой щеке.
Фидель грубо схватил девушку под острый локоток, больно сжал:
- Ты хочешь сказать, что спишь с гансанос ради свободы Кубы?
Марта незаметным движением плеча освободила свой локоть из цепких пальцев Фиделя и спокойно сказала, глядя ему прямо в глаза и улыбаясь ему ровными жемчугами зубов:
- Я же сказала тебе, люблю спать с мужчинами...
И пока Фидель соображал, что ей ответить, Марта обвела своими мягкими руками его шею и страстно прильнула к его губам - так путник, идущий через знойную пустыню приникает к студеной родниковой воде, что течет через одинокий оазис, выросший среди желтых песков.
Поцелуй, как всегда, был горячим, как лучи тропического солнца, и нежным, как легкий бриз, прилетевший с моря, и у Фиделя не осталось никаких слов, чтобы ответить Марте.
Да и какие могут быть слова, какие споры, какая ревность, когда тебя целует такая женщина?
3.
Марта ушла от Фиделя в пятом часу утра, когда комендантский час еще не закончился, и был риск нарваться на немецкий патруль, но ей нужно было успеть навестить еще шестерых человек, о которых Фидель не знал ничего, даже их имен. Ему было известно только одно: эти люди также состоят в Молодежном сопротивлении имени Хосе Марти. Возможно, среди них были и мужчины, с которыми Марта спала, однако Фидель решил не спрашивать девушку об этом. Захочет - когда-нибудь сама расскажет... Фидель сильно, до боли в сердце, любил Марту и не хотел терять ее, и потому, скрепя сердце, смирился с ее непостоянством, хотя порой ему было очень больно от того, что его любимая бывает и с другими мужчинами. Между ними не было никаких тайн, и Марта, чтобы исключить все недомолвки, которые могли бы повредить их отношениям, как-то так и сказала ему: "Я тебя очень люблю, ты для меня - первый среди всех, но ты никогда не будешь единственным". И Фидель, радостный оттого, что его любят, не нашел, что ответить Марте...
... Сегодня Фидель и Марта не занимались любовью - просто лежали рядом, даже полностью не раздевшись, на узком и жестком топчане, лицом к лицу, касаясь друг друга знакомыми до мельчайших подробностей телами, и чувствовали себя счастливыми. То есть счастливым ощущал себя Фидель, потому что с ним рядом была любимая женщина, которую он не хотел уступать никому, но вынужден был смириться с тем, что она принадлежала не только ему одному. Фидель старался не думать о том, что причиняло ему острую душевную боль, потому что сейчас Марта была рядом с ним, и никто не мог помешать ему быть счастливым
И в то же время и Фиделя не покидало странное ощущение, что он видит Марту в последний раз...
- Сегодня я не собиралась долго задерживаться у тебя, - шептала Марта, потираясь острым носиком о небритую щеку Фиделя. - Но не смогла просто так уйти...
Сквозь неплотно прикрытые ребристые жалюзи в комнату пробивался узкий лучик желтого света. Наверное, это была луна, которая вступила в фазу полнолуния. Желтый лунный отсвет бесцеремонно уселся на мраморно белое плечо Марты, и Фидель торопливо провел ладонью по бронзовой от загара коже девушки, словно хотел согнать непрошеного визитера. Но световое пятно и не собиралось покидать насиженного места. Плечо Марты было теплым, и холодному лунному луч, видимо, хотелось чуточку согреться.
- Ты жалеешь о чем-то? - тихо спросил Фидель.
Марта положила голову на плечо Фиделя, и он снова почувствовал сладкий запах лаванды - то пахли ее мягкие волосы.
- Наверное, я плохая подпольщица, раз не могу отказаться от некоторых слабостей, - задумчиво улыбнулась Марта. - Но я - женщина. В первую очередь - женщина, а уж потом борец с гансанос. Мы все в первую очередь мужчины и женщины, а уж потом...
Марта криво усмехнулась, сморщила свой маленький курносый носик, чуть приподнялась на локте. Полотняная накидка, служившая им одеялом, сползла с девушки, открывая взору Фиделя две маленькие аккуратные груди. Очень маленькие, как у девушки-подростка. Пунцовые зрачки сосков дерзко взирали на Фиделя.
- Как ты думаешь, что с нами будет? - спросил Фидель.
- Ты же знаешь, что я.... - начала было Марта, но вдруг осеклась. И посмотрела на Фиделя сверху вниз. В ее взгляде было ожидание, и Фидель медленно провел указательным пальцем по податливо мягкой, и в тоже время упругой выпуклости. И услышал частые толчки сердца, скрытого частоколом ребер. Фидель бережно накрыл ладонью маленький островерхий холмик, а другой рукой обнял женщину за плечи, привлекая к себе, чтобы ее невзрачные бугорки коснулись его тела. Ему было приятно ощущать это невесомое, но вызывающее неистовое желание близости, касание.
- Не надо, - тихо, но твердо сказала Марта, освобождаясь из его объятий. - Не сегодня...
Она встала с топчана, оставив Фиделя лежать одного. Лунные блики прорвались сквозь створки жалюзи, и поскакали по ее обнаженному телу, которое сейчас еще больше напоминало мраморную скульптуру. Только если мрамор был холодным, то тело Марты - горячим, и Фидель это помнил. Он лежал на топчане и смотрел снизу вверх на любимую женщину, на ее стройные, точеные ноги, на мягкие тонкие руки, на невысокую грудь, на поджарый, как у волчицы, живот, на кудрявый треугольник мягких, как шелк волос внизу живот - и чувствовал, что в каждую клеточку его тела вползал необъяснимый страх, липкий, как кровь на мостовой. Фидель никак не мог понять, чего же он так боится, страх засел где-то в желудке, охватывая внутренности холодными щупальцами, из которых сочилась ядовитая кровь, отравлял душу и тело, парализуя не только ощущения, но и мысли и чувства.
Марта медленно, словно о чем-то задумавшись, подошла к окну, у которого стоял колченогий стул, на спинку которого была наброшена ее одежда. Натянула клетчатую юбку, полосатую тельняшку. Порывисто обернулась к Фиделю - и его тело пронзила быстрая волна ледяного холода. Он увидел, что в небесно-голубых глазах Марты сидит страх.
Такой же, что терзал сердце и самого Фиделя...
- Знаешь, мне иногда кажется, что мы живем в не настоящем мире, - хрипло сказала Марта, тяжело плюхаясь на стул и нервно закуривая. - Что мир, окружающий нас, это иллюзия. Декорации, построенные для съемок фильма или постановки какого-то бродвейского спектакля. А за декорациями, - она обвела вокруг себя зажатой в пальцах дымящей сигаретой, - за декорациями скрывается либо настоящий мир, либо пустота, потому что на самом деле ничего, кроме этих декораций, не существует. Как не существует и нас самих, потому что мы всего лишь придуманы кем-то...
- Я плохо понимаю тебя, Марта, - Фидель тоже встал с топчана, поспешно натянул брюки.
- Я и сама не понимаю, как это объяснить... - Марта крепко затянулась, затем выпустила в потолок сизую струйку дыма. - Понимаешь, иду я сегодня по Малекону, и вижу немецкий патруль. И у меня возникает какое-то странное чувство... словно кто-то, сидящий внутри меня, говорит мне, что этого не может быть. Не может быть потому, что на самом деле нет никакой оккупации, как нет и самой войны. То есть война, конечно же, есть, но она идет где-то очень далеко от нас, в Европе и в России, но не у нас...
- Ты просто устала, - Фидель подошел к девушке, встал перед ней и положил ей руки на плечи. И почувствовал, как напряглась Марта. - Устала ходить по лезвию ножа...
- Да, я устала, - легко согласилась Марта. - Устала, Фиделито...
Марта шумно выдохнула, и в воздух снова взвилась сизая струйка дыма.
- Я устала, и мне нужно отдохнуть, но мне кажется, что меня ждет отдых только в могиле. Если она будет, эта могила. А то ведь мое тело могут просто сбросить в море, как сбросили ребят из пятерки Санчеса. На корм акулам... - она криво усмехнулась.
- Откуда столько пессимизма, Марта? - Фидель попытался обнять женщину, но она выскользнула, как угорь, из его объятий. И, встав со стула, уткнулась лбом в оконные жалюзи.
Фидель остался стоять, опираясь на спинку стула.
- Мне кажется, что сегодня много должно решиться, - тихо сказала Марта. - Сегодня мы будем клеить листовки, и я не знаю, чем все это закончится...
Фидель уже знал, что в тяжелой парусиновой сумке, которую приволокла Марта, находились листовки с призывом Батисты подниматься на борьбу за свободу и независимость. По словам Марты, Че, который, как и многие молодые кубинцы, включая и самого Фиделя, недолюбливал сбежавшего во время немецкого вторжения диктатора, сначала категорически отказывался работать на Батисту. Однако, как рассказывала Марта, нашлись "очень влиятельные люди", которые прозрачно намекнули неистовому Эрнесто, что те, кто не согласится подчиняться их приказам, будут уничтожены ка