Эти слова явно были сказаны от всего сердца, и Мария покраснела от смущения и удовольствия. Как и в случае с Анной, Александрос и Элефтерия хорошо понимали, что о значительном приданом речь не идет, – Мария могла принести с собой разве что вышивку и кружева, которые должны были немного смягчить спартанскую обстановку в доме их племянника. Однако они не стали акцентировать на этом внимания, поскольку выигрыш от женитьбы Маноли на местной девушке перекрывал всю финансовую невыгодность этого брака. Кроме того, этот союз должен был стать исполнением обещания, которое Александрос дал отцу Маноли, – обещания позаботиться о благополучии своего племянника. Когда юноша сбежал в Европу, Александроса долгое время мучило чувство вины, ведь он не смог выполнить клятву, данную Яннису на его смертном одре. Пока длились странствия Маноли, Александрос по большей части даже не знал, жив ли его блудный племянник, не говоря уже о том, где он сейчас находится. Однако, женившись на Марии, Маноли неизбежно должен был пустить корни в Элунде, а значит, Андреас мог твердо рассчитывать на его помощь в управлении огромным поместьем Вандулакис.
Теперь в ознаменование союза следовало выпить.
– Иассас! – дружно вскричали все пятеро под звон бокалов.
Спустя некоторое время разговор перешел на более практическую тему: обсуждение времени свадьбы.
– Мы могли бы пожениться на следующей неделе, – заявил Маноли.
– Не говори глупости! – фыркнула Элефтерия. – Ты понятия не имеешь, сколько нужно времени, чтобы подготовить хорошую свадьбу. Для этого потребуется хотя бы полгода.
Все понимали, что Маноли шутит, но он продолжал гнуть свою линию:
– Я уверен, мы сможем справиться быстрее. Давайте поедем к священнику и спросим, сможет ли он поженить нас прямо сегодня!
Впрочем, шутил он лишь отчасти. Маноли был охвачен нетерпением, словно тигр, почуявший близость добычи. Мысли молодого человека уносились в будущее: Мария, бледная, робкая и прекрасная, ждет его прихода; ее волосы рассыпались по подушке, а великолепное обнаженное тело на белоснежной постели освещает свет луны… Целых шесть месяцев!
«О боже, смогу ли я ждать так долго?»
– Мы должны организовать все так, как этого хотели бы твои родители, – сказал Александрос. – Все должно пройти как следует! – добавил он, хорошо понимая, что творится в душе у племянника.
Маноли выразительно посмотрел на него. Он знал: Александрос считает, что ему нужна твердая рука, и, хотя испытывал к дяде самые теплые чувства, любил поддразнивать его.
– Ну конечно же, все пройдет как должно, – уже искренне заявил он. – Обещаю, мы не нарушим традиций.
Вернувшись домой, Мария сразу же бросилась к Фотини, чтобы рассказать ей новости.
– Меня тревожит только одно, – заявила она. – Отец.
– Мы будем присматривать за ним, как и наши родители, – заверила ее Фотини. – Мария, не переживай ты так. Тебе давно пора выйти замуж, и, я уверена, твой отец прекрасно это понимает.
Мария попыталась успокоиться, но это было непросто. Все говорило о том, что необходимость заботиться о Гиоргисе всегда будет стоять между ней и ничем не омраченной радостью жизни.
Глава четырнадцатая
Обручение Маноли и Марии вылилось в настоящий пир, на который пригласили всю Плаку. Этот праздник состоялся через месяц после предложения Маноли. И жених, и невеста были на седьмом небе от счастья. Очень многие подруги Марии были выданы родителями за мужчин, которых они не любили и к которым должны были взрастить какие-то чувства – подобно тому, как выращивают герань в горшке. В то время браки заключались в основном по расчету, и Мария благодарила высшие силы за то, что ее брак будет заключен по любви. Благодарить ей следовало, в том числе, и родную сестру, но удобная возможность для этого так и не подвернулась – они с Анной виделись довольно редко. К удивлению и даже недоумению многих, Анна не появилась и на обручении – Андреас приехал туда только с родителями.
Маноли пришлась по сердцу идея обзавестись семьей. Он твердо решил, что жизнь в стиле «перекати-поле» осталась в прошлом, и наслаждался мыслью о том, что теперь у него будет семья и, возможно, дети. В отличие от Марии, которая еженедельно возносила в церкви хвалы Господу, Маноли считал, что ему следует благодарить за удачу множество богов, главным образом Афродиту, которая подарила ему эту прекрасную девушку. Он скорее не женился бы вообще, чем женился без любви, – а в его избраннице любовь к нему сочеталась с редкой красотой.
Празднование было в самом разгаре, и центральная площадь Плаки была заполнена веселящимися людьми. Стефанос обносил огромными подносами с едой толпу, в которой совсем затерялись Мария с Маноли.
В какой-то момент Маноли отвел двоюродного брата в сторону.
– Андреас, – почти кричал он, пытаясь перекрыть громкую музыку и пение, – ты хотел бы быть попечителем свадьбы?
Попечитель свадьбы, или кумбаро, считался в традиционном греческом бракосочетании почти такой же важной фигурой, как священник, и обычно именно его приглашали стать крестным отцом первенца.
Андреас ожидал этого приглашения – более того, не пригласи Маноли его на эту роль, это сильно уязвило бы его. Они были больше чем братьями, и он являлся идеальным кандидатом на роль человека, который должен помочь скрепить любящие сердца, – особенно если принять во внимание, что он приходился Марии зятем. Однако то, что это приглашение было делом почти решенным, не уменьшило его радости.
– С удовольствием, брат! Это большая честь для меня, – ответил он.
Андреасу почему-то всегда хотелось защищать Маноли. Он хорошо помнил время, когда умер дядя и Маноли поселился в их доме. Андреас, уравновешенный и серьезный мальчик, и Маноли, необузданный и гораздо менее дисциплинированный, были сама противоположность. В отличие от большинства братьев и сестер, в детстве они практически не дрались и не завидовали друг другу. Вышло так, что в пятилетнем возрасте каждому из них дали брата и товарища. Эта дружба самым благотворным образом повлияла на Андреаса, открыв для него радости дружеской игры. С другой стороны, не приходилось сомневаться, что Маноли нуждается в твердой руке дяди. Вполне естественно, что Андреас, как старший на полгода, взял кузена под свое покровительство, хотя заводилой в их походах по обширному поместью обычно выступал именно Маноли.
Мария получила в подарок кое-какие вещи, которые должны были войти в ее приданое, а само празднование затянулось до поздней ночи. На рассвете деревня была самым тихим местом на Крите – даже собаки возобновили лай лишь когда солнце довольно высоко поднялось над горизонтом.
Когда Андреас приехал домой, все спали. Александрос и Элефтерия ушли с празднования раньше, и тишина в доме показалась ему гнетущей. Он осторожно прошел в спальню и услышал, как пошевелилась Анна.
– Привет, – прошептал он как можно тише. На случай, если жена все же спит.
На самом деле Анна в эту ночь так и не сомкнула глаз. Она ворочалась на постели, терзаемая злостью на тех, кто сейчас веселился в Плаке. Перед ее мысленным взором стояли светящееся улыбкой лицо сестры и темные глаза Маноли, обнимающего невесту, – пара принимала поздравления.
Андреас включил свет, и Анна повернулась на спину.
– Ну как? – спросила она. – Весело было?
– Все прошло отлично, – ответил Андреас и, не глядя на жену, начал раздеваться. – Маноли предложил мне стать попечителем свадьбы!
Если бы он присмотрелся внимательнее, то увидел бы на лице Анны следы слез. Обида стала еще больше, когда она услышала о предложении Маноли, хотя этого и следовало ожидать. Андреасу отводилась важная роль в жизни Маноли и Марии, а ее словно тыкали носом в счастье сестры. В темноте глаза Анны вспыхнули гневом, и она зарылась лицом в подушки.
– Спокойной ночи, Анна, – проговорил Андреас, забираясь в кровать. Несколько секунд спустя в комнате раздался его храп.
Ветреный март пролетел очень быстро. Пришла настоящая весна с буйством раскрывающихся почек и цветов. К лету приготовления к свадьбе уже шли полным ходом. Церемония была назначена на октябрь, и предполагалось, что гости будут пить за здоровье молодых первое вино этого урожая. Как и раньше, Мария и Маноли каждую неделю ездили в город – по-прежнему в компании Стефаноса и Фотини. Невинность девушки была негласным условием брачного контракта, а поскольку все хорошо знали, насколько сильными могут быть соблазны, Марию старались не оставлять наедине с женихом вплоть до брачной ночи.
Теплым майским вечером, когда неразлучная четверка сидела в кафе в Агиос Николаос, Мария обратила внимание на необычный вид Фотини – ее подруга казалась смущенной, и в то же время ей явно хотелось поделиться какой-то новостью.
– Что случилось, Фотини? У тебя вид кошки, которая съела сметану.
– Именно так я себя чувствую… У нас будет маленький! – не сдержалась Фотини.
– Так ты беременна! Но это же замечательно! – воскликнула Мария, сжав руку подруги. – И когда он должен родиться?
– Наверное, месяцев через семь.
– Это где-то через пару месяцев после нашей свадьбы! Я буду почти каждый день приезжать в Плаку, чтобы проведать тебя, – заявила Мария, не в силах сдержать восторг.
Друзья выпили за хорошую новость. Обеим девушкам казалось, что лишь недавно они лепили пироги из песка, а сейчас уже обсуждают такие серьезные вопросы, как брак и материнство.
Некоторое время спустя, обеспокоенная тем, что уже очень давно не видела Анну, а также удивленная полным, судя по всему, отсутствием у сестры интереса к предстоящему бракосочетанию, Мария решила, что они сами зайдут к ней в гости. Август был невыносимо жарким, и температура почти не падала даже ночью. Вместо того чтобы, как обычно, поехать в Агиос Николаос с Фотини и Стефаносом, Маноли и Мария отправились в гости к Анне. Это был смелый ход. Их никто не приглашал, и не было никаких гарантий, что надменная и одновременно скрытная в последнее время Анна захочет принять их. Подспудно Мария догадывалась о причине этого молчания: ее сестра могла вести себя подобным образом только в одном случае, а именно чтобы выразить свое неудовольствие. Марии хотелось раз и навсегда пролить свет на ситуацию. Те несколько писем, которые она отправила – в одном описывалось пропущенное Анной якобы из-за болезни празднование обручения, в другом перечислялись замечательные подар