Слово «взяли» как нельзя лучше подходило к тому, что происходило в клинике доктора Морта. Очень многие, привезенные сюда утверждали, что их удерживают насильно и грозили полицией и судом. Правда, через некоторое время все они смирялись со своей участью и переставали рваться на свободу.
Так вышло и на этот раз. Несколько дней спустя Артем был вызван в «святая святых», чтобы сопроводить пациента в лечебный корпус. Им оказался тот самый мужчина, который пытался сбежать на фургоне.
— Вот, — указал на него Морт. — Полюбуйся на этого деятеля. Зарезал свою жену, а потом расчленил и разбросал куски тела по разным местам, чтобы не сложили и не опознали. И фамилия соответствующая — Потрошков. Прямо Джек-потрошитель!
Потрошков выслушал эту тираду с отсутствующим выражением лица. Сидя на стуле возле стола, он периодически ввинчивал в ухо мизинец, а потом разглядывал его, проверяя, что удалось извлечь.
— Когда его привезли, — сказал Артем, — он орал, что невиновен и ничего подписывать не будет.
— Как видишь, уже не кричит. И подписал все, что от него требовалось. Как миленький.
— Почему не в полиции? Почему признание было сделано здесь?
Доктор Морт внимательно посмотрел на Артема.
— У меня особые отношения с правоохранительными органами. Я оказываю услуги полицейским, они оказывают услуги мне. Что-то вроде совместного предприятия. Кстати, у тебя нелады с законом, верно? Меня ввели в курс дела. Но пока ты здесь и добросовестно исполняешь свои обязанности, тебе не о чем беспокоиться.
Потрошков перестал прочищать ухо и занялся своими ногтями. Они интересовали его куда больше, чем беседа, которая велась в его присутствии. Он их старательно грыз, укорачивая и ровняя. Это занятие поглощало его полностью.
— Я понял, — произнес Артем ровным тоном.
— Думаю, ты понял также многое другое, — сказал доктор Морт, улыбчиво изогнув сочные губы. — Это особая клиника. И я специалист в своем деле. Мои методы психологического воздействия творят чудеса. Посмотри на нашего Джека-потрошителя. Несколько дней назад он утверждал, что его хотят посадить по надуманному обвинению, что его жена жива, а части трупа принадлежат совсем другой женщине. — Морт пренебрежительно фыркнул. — Видите ли, там каких-то родинок и татуировок не хватает. Чудак. Кто их видел эти родинки и татуировки? Так можно что угодно выдумать и вводить в заблуждение следствие. Но потом наступает раскаяние в содеянном, и пишется чистосердечное признание. Верно я говорю, Валентин Аркадьевич?
Потрошков рассеянно кивнул, кусая пальцы. Внешне он был человеком, а, по сути, превратился в овощ. И доктор Морт отнюдь не случайно продемонстрировал свое искусство. Этим он давал понять, что здесь бывает с непокорными.
— Его в машину? — спросил Артем все тем же ровным тоном, в котором невозможно было распознать каких-либо эмоций.
— Да, увозите, — кивнул Морт. — С ним работа закончена. Потрошкова привезли для психиатрической экспертизы. Она проведена, заключение сделано. Валентин Аркадьевич нормален и совершенно вменяем, а некая заторможенность является результатом напряженной внутренней работы. Теперь его ждет суд, а потом весьма длительное, может быть, даже пожизненное заключение. Но нас с вами это никоим образом не касается, правильно я говорю, Артем?
— Совершенно правильно, — подтвердил Артем и повел Потрошкова к выходу.
На душе было тяжело, как будто ее свинцом залили. Давно остывшим и очень холодным.
Глава 17. Под монастырь
Полицейские были не дураки, чтобы приезжать на патрульной машине с мигалкой. Одеты они были в штатское и больше походили на деловых мужчин, способных порешать любые вопросы. Кем, по сути, и являлись. За то, что они стояли на страже закона, платили им значительно меньше, чем они имели, нарушая этот самый закон. В полиции они служили, чтобы быть при погонах, при оружии, при документах, при оперативной информации и при всех прочих делах.
Марат уже поджидал их на причале возле моторки, покачивающейся на злых, коротких и беспорядочных волнах, гуляющих по озеру. Ветер пронизывал до костей.
Ежась и прикрывая подбритый затылок поднятым воротником пальтеца, полицейский спустился к воде и спросил сгорбленного рыболова:
— Что, батя, клюет?
— Шиш там, — ответил рыболов. — Ветер, видишь? Рыба по дну гуляет.
— Тогда сматывай удочки и иди грейся, нечего тут зря торчать. Почки застудишь. — Полицейский состроил озабоченную физиономию. — Почки у тебя здоровые?
— Нормальные.
— Береги их, батя. И вообще здоровье. Потеряешь, больше не найдешь.
Рыболов бросил оценивающий взгляд на участливого собеседника, решая про себя, дадут ему денег или же по шее. Победила алчность, усиленная похмельным синдромом.
— Мне никто рыбу ловить запретить не может, — твердо заявил он. — Хочу здесь сидеть и буду. Это моя земля.
— Кто же спорит, чудак-человек! — воскликнул полицейский. — И земля твоя, и озеро, и все вокруг. Широка страна моя родная. — Он подмигнул. — За это выпить не грех, как думаешь? Подкинуть на маленькую?
— Я меньше пол-литра не употребляю, — с достоинством ответствовал рыболов.
— Тогда только в лоб, — предупредил полицейский, поскучнев.
Прозвучало убедительно. Только перед ним находился человек неробкого десятка. Человек, предки которого выживали при жандармах, чекистах и ментах.
— В наш магазин маленьких не завозят, — солидно произнес рыболов. — Спроса нет на маленькие. Одно расстройство от них. И соблазны ненужные.
— Философ, — кивнул полицейский. — Убедил. Держи.
Протянув рыболову крупную купюру, он нетерпеливо повертел рукой в воздухе, показывая, что нужно поторапливаться. Больше подгонять не пришлось. Подхватив ведерко с одиноким окуньком, рыбак взобрался на пригорок и был таков.
Убедившись, что никто за ними не наблюдает, полицейские вывели из машины женщину или девушку, что можно было определить только по одежде и общим очертаниям фигуры. Голову ее покрывал черный мусорный мешок, прихваченный скотчем. Там, где предполагался рот, была проделана небольшая дыра, вздувающаяся и опадающая от дыхания. Один сапог отсутствовал, ногу прикрывали только драные колготки.
— Стоп, братцы! — насторожился Марат, к которому подвели пленницу. — Вы что же, оприходовали ее?
— Молодняк не удержался при задержании, — пояснил полицейский. — Там без повреждений. Все на месте.
— Марат! — донеслось из мешка. — Маратик! Развяжи меня. Я что хочешь для тебя сделаю!
— Заткнись! — Он пристукнул пленницу кулаком по голове и сердито посмотрел на полицейского. — Она нам не для этого нужна.
— Дело ваше. — Полицейский пожал плечами. — Наше дело маленькое. Нашли, задержали, доставили. Напомни доктору, чтоб до конца недели рассчитался. У нас уикенд некислый намечается. Коста-Рика. Знаешь, где это?
— Маратик! — ныла пленница. — Ну, Маратик, миленький! Пожалуйста!
Марат сгреб ее в охапку, отнес на причал и бросил в лодку.
— Доктор в отъезде, — сказал он. — Вы ему позвоните. Это ваши дела, вы с ним и решайте.
— Девочка хорошая, — печально сказал полицейский, и стало ясно, что колготки были порваны не без его участия. — Вернули в срок, как договаривались.
— К доктору, к доктору! — отмахнулся Марат и завел двигатель.
Пока лодка плыла к острову, он принял окончательное решение. Накрытая мусорным мешком, на дне лодки трепыхалась никто иная, как бывшая медсестра Аня, прозванная парнями Анкой-пулеметчицей за лихость и бесшабашную манеру общаться. Это за шашни с ней отгреб Колян в конце лета. И это ее долгое время держала при себе Инга, пока Аня ее не обокрала и не смылась с деньгами с острова. Но, как говорится, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал.
— Мара-ат! — не унималась она. — Маратик!
— Молчи, — сказал он. — Никто тебя не обидит.
Он наконец решился. Существовал, конечно, соблазн, воспользоваться девушкой одному, чтобы не пачкаться, но в таком случае и ответственность бы пришлось брать на себя. Нет, лучше поделить ее с другими. И ответственность, и Аню. Тогда в случае чего можно будет как-то отмазаться и прикрыться другими.
Марат заложил крутой вираж, огибая остров. Обычно он подплывал прямо к причалу, но сегодня планы переменились. Пока шеф отсутствовал, сам бог велел немного оттянуться.
— Вообще-то тебя замочить велено, — сказал он, перекрикивая рокот мотора. — Утопить и все дела.
— Нет! — взвизгнула Аня. — Не надо! Я все отдам! Я совсем немного успела потратить.
«Отлично, — подумал Марат. — Если Ингу обрадовать, то она нас не заложит. Пронырливая, стерва! Всегда все подмечает. Но не теперь».
— Значит, бабло цело? — уточнил он.
— И деньги, и золото, Маратик. Все осталось на квартире, которую я снимала. В целости и сохранности.
— Ключи от квартиры где?
Марат сорвал мешок с Аниной головы.
— У меня в кармане, — пролепетала она.
— Адрес?
Он грубо перевернул ее с бока на бок, обыскивая. Она сумела назвать адрес правильно только с третьей попытки, потому что очень волновалась. Марат потребовал повторить.
— Хорошо, — сказал он. — Молодец. Я вижу, ты жить хочешь.
— Да, — подтвердила Аня, суетливо кивая головой. — Я очень жить хочу. Маратик, миленький…
— Слушай сюда, — заговорил он, подведя лодку к пологой прогалине в камышах. — Я один такие вопросы не решаю. Сам бы я рискнул, черт с тобой… жалко дуреху… Но пацаны? Им какой резон подставляться? Вот, допустим, спрятали мы тебя, и что? Кормить нужно, стеречь нужно. Кто-нибудь увидит, стуканет шефу, тогда все под монастырь попадем.
— Марат, — с чувством произнесла девушка, молитвенно сцепив ладони. — Не губи. Я все, что хочешь, для тебя сделаю.
— Да уж это само собой, — пробормотал он, изображая колебания, которых не испытывал, поскольку Анина судьба была решена.
Ей предстояло прожить на два дня дольше, чем следовало. А в четверг, когда доктор Морт вернется в больницу, Аня будет мертва. Но вторник и среду ей предстояло провести с пользой для себя и для других. Два дня — это очень много. Когда приговоренных к смерти ведут на казнь, они не делают попыток сбежать, чтобы не быть убитыми раньше. Каждая минута имеет значение, каждая секунда.