Через минуту босая и оборванная цыганка с растрепанными косами и звенящими на руках браслетами без стука вошла в комнату дворянина. Тот встретил гостью у порога и первым делом указал на свое кресло.
– Добрый день, Хатита. Садись и поешь.
Не заставив себя упрашивать, Хатита по-хозяйски подвинула кресло и без лишнего смущения принялась за еду. Нетронутый обед быстро исчезал. Дон Карлос с улыбкой смотрел, как решительно его гостья расправляется с блюдами, которых и названия не слышала. Ей было не больше тринадцати. Как и все подростки, она росла неровно, но эта угловатость сглаживалась свободой движений и грацией уличной танцовщицы. Босые ноги Хатиты были покрыты пылью, а яркая юбка скучала по иголке с ниткой так же, как длинные волосы по гребню, но простонародные манеры не были ни грубыми, ни вульгарными. Доев все, подчистив тарелки, Хатита вытерла губы ладонью и негромко сказала:
– Атаман согласен помочь, если заплатишь медью вместо золота.
– Отчего? – удивился Карлос, – золото легче спрятать.
– Ты, верно, думаешь, что мы только тем и занимаемся, что зарываем сокровища в землю, – снисходительно произнесла Хатита, пожимая плечами. – У нас большая семья, и все хотят есть каждый день. А как альгвасилы Его Католического Величества смотрят на оборванцев, которые платят золотом, тебе известно?
– Где же я возьму столько меди? – возмутился дон Карлос.
– А уж возьми, – отозвалась Хатита, – иначе Хосе в это дело и на аркане не затащишь. Да и я еще молода, чтобы быть зажаренной во славу Божью. – Хатита, вытянув шею, глянула в окно и торопливо продолжила:
– Думай до завтра. Если согласен – купишь у торговки на углу колечко да пару браслетов резных, а заодно скажешь, как бы случайно, где ты вечером гуляешь. Я сюда больше не приду. Опасно.
С этими словами Хатита встала и, понизив голос, со значением произнесла:
– Но помни – если о нас пронюхает алькад или святая инквизиция, мы тебя и из рая достанем, чтобы захватить с собой в преисподнюю.
И, не слушая ответа, стремительно вышла.
Вечером того же дня, когда жара немного спала и улочки Маракайбо ожили, на рыночной площади встретились двое: один был огромный, бандитского вида цыган в синей рубахе, разодранной в трех местах и кожаных штанах. Его широкое лицо выражало решительность, но было лишено даже намека на какие-нибудь добрые чувства. Из-под черной шевелюры торчали оттопыренные уши, в одном поблескивала грубая, массивная серьга.
Высокий лоб говорил о том, что цыган не лишен ума, черные, с золотистыми крапинками глаза глядели пристально и замечали все, а толстые губы были плотно сжаты, что наводило на мысль, что цыган не имел привычки болтать попусту. Короткая, но очень подвижная шея, сутулые плечи и громадные, ловкие руки довершали облик атамана разбойников Хосе.
Второй была Хатита. Она уже закончила танцевать и пересыпала в широкую ладонь Хосе всю мелочь из своего бубна.
– Ну? – коротко спросил цыган.
– Пока не появлялся. Сеньориты я тоже не видела.
– Сеньорита и не придет, – буркнул цыган, – брат держит ее под замком. Знает ее горячий характер и боится, что она чем-нибудь напортит своему замужеству. А этот дон Карлос, как он тебе показался?
– Он такой же «дон», как я – королева Изабелла.
– С чего ты взяла? – сощурился Хосе.
– Он держится как дворянин, но думает как простой человек.
Цыган вскинул широкие брови. Его черные с золотом глаза блеснули.
– Объясни, – коротко велел он.
– Изволь, – ответила Хатита. – Тому, кто сам не голодал, и в голову не придет накормить другого.
Хосе сжал кулаки и замысловато то ли выругался, то ли побожился.
– Чуял я, что-то здесь не так. Уж больно легко он нас нашел. Не было бы беды.
– Не все ли равно, если хорошо платит? – возразила цыганка, бестрепетно глядя в глаза атаману.
Хосе выразительно пожал плечами:
– Может, ты и права, дочка. Все равно из Маракайбо нам надо уходить, а хозяин набирает матросов. И, вдобавок, ищет капитана. Сам-то он моряк никудышный…
– Ты думаешь?..
– Думаю, – кивнул Хосе. – Ладно, дочка. Чему быть, того не миновать. Тебе пора, как бы Росита не хватилась.
Цыганка умчалась, взметнув тучу пыли лохматой юбкой, а Хосе, проводив ее долгим взглядом, снова выразительно пожал плечами и, что-то бормотнув под нос, медленно двинулся вдоль по улице.
Мощный грохот встряхнул Кайону, словно кота за шкирку. Через пару минут он повторился, но уже ближе.
Люди выскакивали из домов, с недоумением переглядывались и, призывая в свидетели небо и ад, требовали объяснить, что, черт возьми, происходит. Вскоре, однако, испуг и раздражение сменились радостным оживлением. Орудийные залпы берегового форта и судов, стоящих на рейде, были всего-навсего приветственным салютом. «Фортуна» Джеймса Рика медленно и величественно входила в Кайонскую бухту.
Стоя на палубе, Ирис Нортон с волнением наблюдала торжественную встречу. На этих берегах, она предчувствовала это, ее ждали удивительные приключения. Прищурив глаза, заслоняясь от солнца ладонью, она с интересом наблюдала, как сноровисто матросы рифят паруса. Со звоном бежала из клюза цепь носового якоря.
Под приветственные крики толпы оба якоря – носовой и кормовой – одновременно ушли в стеклянно-прозрачную воду.
Так Ирис Нортон ступила на землю Тортуги – знаменитого пиратского острова. Прямо из Кайонской бухты, что служила портом приписки всем кораблям «берегового братства», матросы Джеймса Рика разбрелись по кабачкам и прочим веселым заведениям, спеша спустить добытые деньги.
Дэнни о чем-то переругивался с хмурым стариком в потрепанном костюме. Он перекачивался с носков на пятки, засунув ладони за широкий кожаный ремень, и был похож на боевого петуха. Сходство усиливали взъерошенные волосы. Ирис невольно рассмеялась. Штурман услышал знакомый голос и, сразу утратив интерес к ссоре, завертел головой, отыскивая девушку. Она подошла, улыбаясь. Неубранные волосы волной лежали на узких плечах. Старик скосил на нее презрительный взгляд и, что-то пробормотав, исчез в пестрой толпе. Здесь царило настоящее вавилонское столпотворение. Грубые моряки в рваных рубахах или вообще без них толкались бок о бок с франтами, разодетыми по последней парижской моде. Слышалась английская, французская, голландская речь, не говоря о множестве индейских диалектов. В воздухе висел какой-то стойкий, одуряющий запах, но чем именно пахло – Ирис не разобрала.
– Как вам здесь нравится? – спросил Дэнни, обводя рукой порт.
– Неплохо, – искренне ответила Ирис, – только жарко. И народу много.
– Скоро все попрячутся, – заверил Дэнни. – Через час тут будет тихо, как на кладбище, – и в ответ на вопросительный взгляд Ирис пояснил: – сейчас по нашим меркам еще прохладно. Видите вон там три кипариса?
Девушка взглянула в указанном направлении и увидела три исполинских веретена с зеленой куделью. Они стояли неподвижно, словно намертво привязанные к ослепительному небу.
– Вот когда солнце встанет над ними, здесь будет настоящее пекло, – закончил штурман.
– Дэнни, вы не могли бы проводить меня до дома губернатора, – попросила Ирис, – или хотя бы объяснить, где он находится.
– Сочту за честь, мисс Нортон, – Дэнни широко улыбнулся, но тут же нахмурился, – А капитан? Вы говорили ему, что уходите с корабля? Он позволил?
– Да, конечно, – солгала Ирис. – Он сам хотел представить меня губернатору, но не смог. Какие-то дела…
– А… – Дэнни кивнул и пошел вперед, раздвигая толпу плечом.
Ирис последовала за ним. По мере удаления от порта толпа редела, и вскоре улица почти опустела. Она была как две капли воды похожа на любую из улочек английского предместья. Такие же низкие домики с острыми крышами, аккуратные садики. Только в отличие от привычного боярышника здесь, за низкой изгородью, пышно цвели азалии.
– У вас торгуют только в порту? – как бы невзначай поинтересовалась Ирис.
– Обижаете. В Кайоне есть настоящий рынок, и приезжают торговцы со всех Антильских островов и даже со Старого Света.
– И где он находится?
– Боюсь, что сейчас вы ничего там не найдете, мисс Нортон. Нужно с утра. А сама рыночная площадь прямо по курсу. Эта улица в нее и упирается. Здесь трудно заблудиться – все дороги ведут либо в порт, либо на рынок. А дом губернатора – вот он. Белый, двухэтажный, с красной крышей. Калитка чуть дальше. Вы постучите, там есть молоток. Вам откроют. А я, с вашего разрешения, исчезну. Мы с господином Ожероном не в самых лучших отношениях. Вы извините, и… надеюсь, мы увидимся?
– Конечно, Дэнни, – ответила Ирис, почти не слушая. – Как-нибудь, обязательно. Спасибо вам.
Отделавшись от провожатого, Ирис мельком взглянула на белый особняк губернатора Тортуги, утопавший в пышной зелени сада, и быстро пошла вперед.
Утреннее солнце постепенно теряло мягкость, и его лучи, только что ласкавшие кожу, начинали немилосердно жечь. Близился полдень. В это время и на этих широтах жизнь замирала и вновь оживала только в сумерках.
Переполох, вызванный прибытием «Фортуны», на диво быстро стих. На девушку слегка давила тишина и безмолвие. Кабачок «Райский уголок» она нашла почти сразу, по оригинальной вывеске: художник изобразил сидящих на облаке корсаров. Он снабдил их нимбом и крылышками, а также внушительными бутылками рома, составляющими центр композиции. Прямо под пьянствующими «ангелами» Ирис увидела низкое крыльцо, лестницу в две ступени, распахнутую дверь и полную женщину, которая сосредоточенно выметала мусор. Чуть помедлив, Ирис подошла поближе. Женщина глянула исподлобья, не прерывая своего занятия.
– Добрый день, – сказала Ирис.
– Ну, добрый, – отозвалась Мамаша Мадлон, – что дальше?
– Мне нужна Луиза Готье.
Женщина выпрямилась, пристально оглядев Ирис.
– Зачем?
– Я скажу это только ей, – покачала головой Ирис.
Мамаша Мадлон ничего не ответила и снова занялась мусором. Видимо, она надеялась, что, получив такой прием, незваная гостья обидится и уйдет. Но смутить Ирис Нортон было трудно. Она подошла еще ближе. Пыль с крыльца полетела прямо в нее. Ирис сделала еще шаг. Мамаша Мадлон снова разогнулась и зыркнула глазами в сторону упрямой незнакомки: