Позже тем же вечером, когда Гиоргис вернулся домой, Мария уже собиралась ложиться спать. Но как только ее отец вошел в дом, поспешив закрыть за собой дверь, чтобы не впустить внутрь холодный февральский ветер и не дать улететь теплу очага, она заметила необычное выражение его лица. Гиоргис буквально излучал довольство и восторг.
– Мария! – заговорил он, хватая дочь за обе руки. – Маноли просил твоей руки, хочет, чтобы ты стала его женой!
На мгновение Мария склонила голову, ее охватили в равной мере и радость, и боль. У нее даже сжалось горло.
– И что ты ему ответил? – шепотом спросила она.
– Да то, чего бы ты и хотела! Конечно «да»!
За всю свою жизнь Мария никогда не испытывала такой бури противоречивых чувств. Ее сердце кипело, как какой-нибудь котел с ингредиентами, не желавшими смешиваться между собой. А в груди у нее заныло от тревоги. Что бы все это могло означать? Неужели счастье обязательно должно быть таким болезненным? Точно так же, как Мария не смогла бы представить чужую боль, она не знала и того, как ощущается любовь. Она была вполне уверена, что любит Маноли. Как его не полюбить, при его-то обаянии и остроумии? Но провести с ним всю жизнь? Марию тут же начала глодать тревога. А что будет с ее отцом? И она тут же высказала эту мысль.
– Это прекрасно, папа. Это действительно прекрасно, но ты-то как? Я не могу оставить тебя здесь одного!
– Ну, обо мне не беспокойся. Я вполне могу и здесь прожить. Да я и не хотел бы куда-то переезжать из Плаки. Для меня слишком многое связано с этим местом.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Мария, хотя прекрасно поняла, о чем говорил отец.
– Спиналонга. Этот остров по-прежнему нуждается во мне. Пока я в силах водить туда свою лодку, я буду это делать. Доктор Лапакис полагается на меня, да и все островитяне тоже.
Поездки на остров продолжались так же, как всегда. Каждый месяц туда прибывали новые больные, так что необходимо было доставлять и продовольствие, и строительные материалы для работ, которые продолжало финансировать правительство. Гиоргис давно стал неотъемлемой частью всего этого процесса. И Мария, конечно же, понимала его привязанность к островку. Теперь они редко об этом говорили, но подразумевалось, что это нечто вроде призвания Гиоргиса и способ поддерживать связь с Элени.
И отец, и дочь плохо спали в эту ночь, а утро не спешило приходить. В этот день Гиоргис и Мария должны были отправиться с визитом в дом Маноли в поместье Вандулакисов. Маноли встретил их на пороге. Мария никогда прежде не видела этого дома, а теперь он должен стать и ее домом тоже. Ей не понадобилось много времени на то, чтобы определить: дом примерно в четыре раза больше, чем их дом в Плаке, и мысль о жизни здесь испугала ее.
– Добро пожаловать! – воскликнул Маноли, согревая Марию своей улыбкой. – Прошу, входите! На улице слишком холодно.
Это и в самом деле был самый холодный день в этом году. Надвигалась гроза, а ветер, казалось, дул сразу со всех сторон, обрывая с деревьев остатки сухих листьев и кружа их вокруг ног. Когда они вошли в дом, первым впечатлением Марии был недостаток света и общий беспорядок, что не удивительно в доме, где, возможно, имелась горничная, но не было хозяйки.
Маноли проводил их в гостиную, которая выглядела немного аккуратнее, чуть более ухоженно, здесь на стенах висели несколько фотографий, а на окнах – занавески, отделанные шитым кружевом.
– Мои тетя и дядя скоро придут, – пояснил Маноли немного нервно, а потом обратился непосредственно к Марии: – Твой отец не против того, чтобы я просил твоей руки. Ты выйдешь за меня?
Мария чуть помедлила, прежде чем ответить. Обоим эта пауза показалась вечностью. Маноли смотрел на нее умоляющими глазами, мгновенно переполнившись сомнениями.
– Да, – кивнула наконец Мария.
– Она согласилась! – взревел Маноли, к которому мгновенно вернулась уверенность в себе.
Он обнял Марию, поцеловал ее руки и закружил ее по комнате, хотя она и умоляла о милосердии. Но Маноли всегда был полон сюрпризов, и от его избыточной эмоциональности у Марии перехватило дыхание. Этот мужчина был настоящим пентозали.
– Ты будешь моей женой! – взволнованно заговорил он. – Мои дядя и тетя давно хотели снова с тобой встретиться, Мария. Но прежде чем они придут, мы должны обсудить важный вопрос – о тебе, Гиоргис. Ты переедешь к нам?
Маноли, как всегда, шел напролом. Просить Гиоргиса жить с ними значило максимально приблизиться к традиционной схеме, по которой о родителях обязательно должны заботиться их дети. Маноли не обсуждал это с Марией и не понимал, какие чувства задевает эта тема, хотя и знал, что девушке хотелось бы, чтобы отец всегда был рядом.
– Ты очень добр, спасибо. Но я не могу уехать из деревни. Мария это понимает, ведь так, Мария? – ответил Гиоргис, обращаясь к дочери.
– Конечно, я понимаю, отец. И я не возражаю, если ты будешь приходить к нам как можно чаще. Да и в любом случае нам нетрудно будет навестить тебя в Плаке.
Гиоргис знал: Мария говорит искренне и он может ожидать частых визитов дочери, не боясь разочарования. Мария ведь совсем не похожа на Анну, чьи письма и визиты к этому времени почти прекратились.
Маноли пока что не понимал привязанности будущего тестя к деревне, к старому дому, но он не собирался слишком углубляться в эту тему. В этот момент снаружи послышался скрип шин по гравийной дороге, и тут же хлопнула дверца автомобиля. Александрос и Элефтерия уже стояли на пороге, и Маноли бросился им навстречу. Они обменялись теплым рукопожатием. Хотя пути Вандулакисов и Петракисов не пересекались уже несколько месяцев, они были рады видеть друг друга. Александрос, как глава семьи, должен был первым начать разговор.
– Гиоргис, Мария! Для меня удовольствие снова приветствовать вас здесь, в нашей семье. Мой брат и его жена, покойные родители Маноли, тоже были бы рады тому, что Мария сделает счастливым нашего племянника.
Он говорил от всего сердца, и Мария покраснела от смущения и удовольствия. Александрос и Элефтерия прекрасно сознавали, что, как и в случае с Анной, о приданом речи идти не может, разве что невеста принесет немного вышивок и кружев, чтобы смягчить суровость спартанской обители их племянника. Но они не горевали по этому поводу, поскольку оттого, что Маноли собирался жениться на местной девушке и осесть в имении, они даже выигрывали. Этот союз стал бы выполнением их обещания, данного отцу Маноли: позаботиться о благополучии его сына. Когда этот юноша затерялся где-то в Европе, Александрос часто сокрушался. Он не сделал ничего из того, что обещал Янису. Бóльшую часть того времени, пока Маноли отсутствовал, Александрос не знал даже, жив ли его племянник или уже умер и в какой именно стране находится. Но как только Маноли женится на Марии, он окажется крепко привязанным к Элунде и будет помогать Андреасу управлять огромными владениями Вандулакисов.
Все пятеро выпили немножко за здоровье друг друга.
Вскоре разговор перешел на то, когда именно должна состояться свадьба.
– Давай поженимся на следующей неделе! – предложил Маноли.
– Не говори глупостей! – испуганно возразила Элефтерия. – Ты не представляешь, сколько нужно сделать приготовлений для хорошей свадьбы! Это займет не меньше шести месяцев!
Маноли, конечно же, пошутил, но продолжил поддразнивать тетушку:
– Ну, наверняка можно все устроить быстрее. Давай пойдем к священнику! Вдруг он согласится обвенчать нас прямо сегодня?
Отчасти Маноли действительно этого хотел. Он уже стал нетерпелив, как тигр, почти догнавший свою жертву. Его мысли неслись вперед. Мария, прекрасная, бледная и невинная, лежит в постели, ее волосы рассыпались по подушке, лунный луч падает на кровать, освещая безупречное тело. Ждущее его. Целых шесть месяцев? Боже, да разве можно выдержать так долго?!
– Мы должны сделать все так, как того хотели бы твои родители, – твердо произнес Александрос. – Достойно! – добавил он, прекрасно понимая, впрочем, нетерпение племянника.
Маноли бросил на него быстрый взгляд. Конечно, дядя уверен в том, что он нуждается в твердой руке, и Маноли, несмотря на огромную любовь к Александросу, нравилось поддразнивать дядю, возбуждая тревогу.
– Ну конечно, мы сделаем все как полагается, – сказал он, на этот раз искренне. – Мы все сделаем по правилам. Обещаю.
При первой же возможности Мария бросилась с новостями к Фотини.
– Меня только одно тревожит, – сказала она. – Отец.
– Но мы ведь будем рядом, всегда присмотрим за ним, и мои родители тоже, – постаралась успокоить ее Фотини. – Ну же, Мария! Тебе пора замуж. И твой отец это понимает, я знаю.
Мария старалась отогнать неуверенность, но ее беспокойство за Гиоргиса, наверное, навсегда останется между ней и чувством абсолютного счастья.
Глава 14
Обручение Марии и Маноли было скреплено вечеринкой, на которую пригласили всю Плаку. Обручение состоялось уже через месяц после того, как Маноли сделал предложение. Оба они чувствовали себя так, словно их благословила сама судьба. Очень многие из подруг детства Марии были выданы их отцами замуж за людей, которых девушки не любили, при этом предполагалось, что молодые жены воспитают в себе некую привязанность к мужьям, как будто это то же самое, что вырастить герань в горшке. Союзы в те дни создавались прежде всего ради выгоды, поэтому Мария была счастлива, зная, что сама она выходит замуж по любви. И в некотором смысле чувствовала себя обязанной этим своей сестре, но ей все не подворачивалось возможности сказать Анне об этом, потому что они очень редко виделись. К всеобщему изумлению и недовольству, Анна даже не явилась на вечеринку по поводу обручения. Она передала свои извинения с Андреасом, который вместе с родителями присоединился к празднику.
Маноли очень нравилась мысль о женитьбе. Он ощущал, что его бродячая и распутная жизнь окончена раз и навсегда, и теперь с наслаждением воображал, как о нем будут заботиться и, возможно, он даже обзаведется детьми. В противоположность Марии, благодарившей христианского Бога, к которому она обращалась в церкви каждую неделю, Маноли полагал, что ему удачу обеспечили разные боги, и в основном Афродита, преподнесшая ему на золотом блюде прекрасную деву. Маноли скорее предпочел бы не жениться никогда, чем взять в жены женщину без любви и красоты, и радовался тому, что нашел и то и другое в равной мере.