— Нам попался живой. Сам знаешь, дамы вперед…
— Дэмон, детка, просто пристрели его, и мы поедем. Я сегодня еще не обедал.
— Зачем? Мы никогда раньше не захватывали живого. Это же интересно.
До Коула внезапно дошло, что именно собирается сделать Берни. Она стиснула зубы, и лицо ее изменилось до неузнаваемости. И дело было не просто в резких тенях, появившихся в свете фар.
— Ты знаешь, для чего мне нужен нож, ублюдок? — Она приблизила лицо к морде червя, так что тот вполне мог бы откусить ей голову, если бы вырвался. — Я собираюсь сделать с тобой то же самое, что вы сделали с моим другом Таем. Ага. Как тебе это? И я уже немолода, поэтому все это будет происходить очень медленно. Понимаешь?
Червяк слабо попытался вырваться. Бэрд подошел и поставил ногу ему на спину. Коул сначала решил, что он хочет помешать чудовищу сбросить Берни, в случае если оно наберется сил, но несколько солдат, наблюдавших за этой сценой, восприняли его движение как приглашение к действию.
Коулу неоднократно приходилось действовать в бою бензопилой, но сейчас все было иначе. Берни — а она была доброй женщиной, действительно доброй — дала волю чему-то такому, чего он в ней никогда не замечал. Отряд Андерсена разразился одобрительными выкриками. Казалось, ни у кого не возникало сомнений, ведь все знали, как поступали червяки со своими пленными-людьми. Солдаты жаждали мести за смерть нескольких миллиардов жителей Сэры, погибших со Дня Прорыва.
— Берни, да просто пристрели его. — Коул уже подумывал о том, чтобы положить конец этому шоу. Бэрд в этом явно был ему не помощник. — Дэмон, не надо так. Не надо еще больше распалять леди Бумер, у нее и так выдался дерьмовый денек.
Бэрд вскинул на плечо свой «Лансер».
— А почему мы никогда раньше не брали их в плен? Может быть, сейчас нам удастся узнать кое-что интересное? — Он снял ногу со спины врага, подошел к его голове, опустился на колени и взглянул в глаза. Тот просто продолжал реветь. Возможно, он звал мать или ругал людей последними словами. Никто не знал этого; Бэрд был, можно сказать, единственным, кто мог бы в этом разобраться. Он кое-что понимал в червяках.
— Эй, ты, задница, посмотри на меня. Я знаю, что тебе досталось по полной программе, но зачем на нас срываться? Это была ваша война, с вашими приятелями. Это не наши проблемы. И раз уж мы тут с тобой разговорились, скажи, откуда вы все взялись?
Червь продолжал реветь, и Берни, ткнув его в шею острием ножа, налегла на него всем телом. У червяков шкура толстая; она не шутила, когда говорила, что работа ножом займет долгое время. Коул уже начал серьезно волноваться, размышляя о том, стал бы он распиливать пойманных в плен червяков, если бы у него была такая возможность. Что-то подсказывало ему, что не стал бы. Но он все равно не мог выяснить для себя, почему в бою убивать червей хорошо, а после боя — нет. В любом случае этому конкретному червяку было сейчас не до размышлений.
«Я никогда не терял из-за них сон. Только из-за погибших людей. И своих товарищей. Наверное, сейчас не время судить Берни».
— Времени у меня полно, червяк, — заговорила Берни. — Блондинчик, ты думаешь, что поймешь, даже если он тебе ответит?
Бэрд по-прежнему стоял на коленях, пристально рассматривая морду червяка, словно внутренности сломанного грузовика.
— Понятия не имею. Попробуй — и мы увидим.
Зрители расступились. На свет вышел Маркус в сопровождении Дома, и оба остановились, глядя на Берни и Бэрда.
— Пристрели его, — произнес Маркус.
Берни, все еще сжимавшая врага в смертоносных объятиях, повернула голову и посмотрела на него.
— Назови мне хоть одну причину.
Маркус пожал плечами:
— Завтра ты будешь ныть и жаловаться, что у тебя болит спина.
Берни несколько мгновений рассматривала командира, затем, казалось, перевела дыхание и слегка расслабилась. Она потянулась к кобуре.
— Твоя правда, — произнесла она и приставила дуло к затылку твари. — Ну ладно, Блондинчик, отойди.
Раздался треск выстрела.
Если бы Маркус сейчас ушел, это выглядело бы так, как будто он поставил ее, ветерана, на место; так не годилось. Он протянул руку и помог ей слезть с туши. Толпа редела. Внезапно людям показалось, что поспать несколько часов гораздо интереснее, чем наблюдать за разделкой живого червяка.
— Кошмар, — сказал Бэрд. — Теперь я никогда этого не узнаю. Когда в следующий раз возьмем живого…
— Мне глубоко наплевать на то, что может сказать тебе какой-то червяк. — Маркус подтолкнул Берни в сторону БТР. Коул вспомнил, что они давно знакомы и служили вместе. — Центр? У нас здесь всё. Возвращаемся на базу.
Они погрузились в машину и поехали обратно. Аня сидела за рулем. Коул откинулся на спинку сиденья и попытался разобраться в происходящем, а прочитать мысли утомленных последними потрясениями людей было не слишком сложно.
Берни молча продела руку под локоть Дома, и Дом позволил ей сделать это, затем закрыл глаза. Это был действительно материнский жест. Аня пару раз бросала взгляд на Маркуса, и он не то чтобы улыбался в ответ, но несколько морщин на мгновение исчезли с его лица. Бэрд разбирал «Лансер», не глядя ни на кого, возможно, потому, что не знал, как сказать остальным о своей радости видеть всех живыми и здоровыми и о том, что у них появилось настоящее будущее. Будущее, а не то дерьмо собачье, которым потчевал их Прескотт, чтобы заставить людей забыть о том, что они, возможно, не доживут до завтрашнего дня.
Да, слова сейчас были не нужны. Все понимали это.
— Я бы хотела забыть о том, что только что чуть не сделала, — негромко произнесла Берни. — Но это была я, и, если бы вы позволили мне, это было бы началом конца.
Дом ответил, не открывая глаз:
— Но ты смогла остановиться. А я не уверен, что смог бы.
Никто не сказал, что они не стали бы его винить. Но Коул, по крайней мере, на это надеялся.
ГЛАВА 3
Мы не можем их остановить. Мы не знаем, откуда они появились. Мы не знаем, что им нужно. Им, по-видимому, не нужна даже территория. Они просто убивают, и все. Мы даже не можем начать переговоры с ними, не можем определить их цели, потому что нам неизвестно о них абсолютно ничего. Это не противник, господин Председатель. Это стихийное бедствие.
Офис Председателя, Дом Правителей, Эфира, через год после прорыва Саранчи, четырнадцать лет назад
Отец был мертв, но, даже будь он в живых, он не дал бы своему сыну ни совета, ни ответов на вопросы.
Война Ричарда Прескотта отличалась от войны его отца. Эта война велась не за источники энергии, не за ресурсы. Никому на Сэре еще не приходилось встречаться с таким противником; здесь не было ни правил, ни прецедентов, и вот теперь, спустя один год и один месяц после того, как из-под земли появилась Орда Саранчи, над Сэрой — точнее, ее поверхностью, занятой людьми, — нависла угроза полного уничтожения.
«Я занимаю этот кабинет два месяца. Я не попал бы сюда, если бы не смерть Дальелла. Что я знаю? Я знаю, что мы все погибнем, если я не предприму хоть что-нибудь — немедленно».
— Сэр? — Дверь кабинета медленно приоткрылась. — Сэр, премьер-министр Дещенко на связи. Прошу прощения за задержку.
Задержка продолжалась десять часов; Прескотт со вчерашнего вечера пытался связаться с этим человеком. Джиллиан, его секретарша, уже несколько суток не покидала офиса. Хотя, вообще-то, теперь мало кто из его персонала проводил дома каждую ночь, и дело было не в естественном человеческом желании видеть вокруг знакомые лица. Их гнало сюда отчаяние. Почему-то всем казалось, что ответ уже близко, что они найдут его, если будут стараться упорнее, если проведут в поисках выхода лишний час.
— Хорошо, — произнес Прескотт, — соединяйте.
Он прижал трубку к уху и закрыл глаза — так ему было проще сосредоточиться. Ему нужно было уловить малейшие оттенки в голосе Дещенко, потому что он собирался просить о невозможном и знал, что обязательно получит это невозможное.
— Йори? Как у вас дела?
— Я только что отдал приказ оставить Остри. — Голос у Дещенко был усталым, хриплым. — Я хочу сказать — всю страну. Со Дня-П я потерял почти двадцать бригад, и теперь остатки армии нужны мне для защиты от Пеллеса.
Прескотт, конечно, не ожидал хороших новостей, но все равно это оказалось неприятной неожиданностью.
— Вы знаете, о чем я хочу вас попросить.
— Ричард, я не в состоянии послать войска ни в Тирус, ни куда-либо еще. У меня через границу идут миллионы беженцев, и самое большее, что я могу сделать, — это удержать север.
— У вас еще осталось химическое оружие.
Дещенко замолчал. Коалиция Объединенных Государств была странным политическим образованием, и ее трудно было контролировать. Прескотт являлся ее Председателем, и сердце ее с самого начала находилось в Эфире, столице Тируса, но в реальности все было несколько сложнее. Союз объединял государства всей планеты. Предполагалось, что главы государств Коалиции хотят сотрудничать друг с другом или по крайней мере не смеют отказать, боясь гнева остальных. Но Прескотт не был способен на принуждение — то есть на такое принуждение, которое требовало применения чрезвычайных мер.
И сейчас он остался в одиночестве. Он понимал это.
Где же Коалиция? Саранча атаковала все государства, и каждое вело свою собственную войну за привилегию погибнуть последним.
«Вы все уже сдались. Вы трусы. Вы маленькие узколобые трусы».
— Да, у меня есть оружие, — наконец ответил Дещенко. — Но это последнее, что у меня есть, и я применю его для защиты от Пеллеса. И они прикончат нас вместе с червяками. Скоро развязка, Ричард.
«О да. Уже скоро».
За последние несколько недель Прескотту уже много раз приходилось выслушивать подобные речи, только названия городов и число погибших были разными. Все лидеры КОГ заняли одинаковую позицию. Они думали только о своих границах. Ни один не соглашался пожертвовать своими гражданами для участия в объединенной атаке.