— Я отвечаю за «Молот», — сказал Феникс. — Я не хочу сваливать ответственность на другого человека.
Прескотт сел за стол и начал писать.
— Благодарю вас, джентльмены. Я проинформирую Кабинет о своем решении непосредственно перед объявлением военного положения и созданием в Эфире зоны безопасности. Когда именно это произойдет, пока не знаю — зависит от того, насколько будет велик риск утечки информации и возникновения паники. С этого момента начнется период эвакуации. Я собираюсь назначить три дня, если кто-нибудь из вас не сможет назвать весомую причину для его увеличения. Но все равно медлить нельзя.
Три, пять, десять дней — какая разница? Эфира не может вместить население всей планеты.
— Мы согласны с вами — три дня, сэр, — сказал Саламан.
— Паника, — негромко повторил Феникс. — А что, по-вашему, сейчас происходит?
— Я плохо представляю, как конкретно вы работаете, профессор, — продолжал Прескотт, не обращая на его слова ни малейшего внимания. — Вы сможете справиться со всем самостоятельно, или придется проинструктировать кого-то из подчиненных?
Плечи Феникса поникли.
— Я смогу сделать все сам. Я уже сказал: я за все отвечаю.
Феникс схватил свой портфель и вышел. Хоффман направился к дверям вместе с Саламаном и обнаружил, что у него дрожат руки.
— Вот черт, — пробормотал Саламан. — Мне срочно нужно выпить.
— Прямо хочется вернуть те дни, когда я служил сержантом, — ответил Хоффман. — Увидимся утром.
Хоффман отправился к себе домой, соображая, когда и как сообщить Маргарет о том, что он только что связал свое имя с актом уничтожения почти всех населенных пунктов на Сэре и большей части ее жителей.
Да, ему хотелось снова стать сержантом.
ГЛАВА 4
Единства возможно достичь, только установив порядок.
Порт-Феррелл, Тирус, спустя неделю после затопления Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва
— Камуфляж у твоего бэтээра дерьмовый, — произнес Бэрд, выпустив в ледяной воздух облачко пара. — Я увидел тебя издалека.
Берни остановила побитый «Броненосец» у внешнего блокпоста.
— А ты не собираешься меня спросить, откуда они взялись у меня на крыше? — Спрыгнув на землю, она полюбовалась оленьими тушами, привязанными к люкам бронетранспортера. — Четыре штуки. Это куча мяса, Блондинчик. И шкур. Если будешь хорошим мальчиком, я научу тебя их свежевать.
— Тебе ведь все это нравится, правда?
— Ты хочешь жить на сухом пайке и есть мясо только по праздникам? Ну, давай залезай.
Берни въехала в лагерь, испытывая смешанные чувства. Она пришла в Хасинто через полмира только для того, чтобы сражаться с червяками, чтобы освободить свою планету, пока сама еще не состарилась и не умерла. Сейчас, когда большая часть червяков погибла, она не знала, чем заполнить жизнь.
А пока она старалась быть полезной. Она могла выжить в дикой местности в любых условиях, в любом климате и научить этому других. Теперь это знание было буквально жизненно важным. Лишь благодаря ему можно было спастись.
Но сейчас, спустя неделю после уничтожения Хасинто, понимание того, что они потеряли, — какой бы жалкой ни была их цивилизация, — действительно начинало свою разрушительную работу.
— Сколько сегодня мертвых? — спросила она.
— А что, у тебя есть рецепты?
— Даже не думай шутить про это, Блондинчик.
— Сорок три человека, — ответил Бэрд. — Старики. Умерли от холода. Не забудь надеть свои ботинки на кошачьем меху, Бабуля.
Доктор Хейман ежедневно доставляла список в командный центр. Зима была холодной, условия — ужасными, несмотря на старания инженеров восстановить наиболее хорошо сохранившуюся часть Порт-Феррелла. Все дело было в погоде. В другое время года жертв было бы меньше. Они могли бы выращивать овощи и хлеб. Но сейчас, зимой, у них были только запасы, которые удалось вывезти из города, и то, что можно было добыть в лесу.
Берни медленно ехала по улицам; она заметила четырех гражданских — они несли за четыре конца кусок пластика, на котором лежало нечто непонятное. Очередное тело? Нет, содержимое отбрасывало на стены отблески света. Когда БТР проезжал мимо, она разглядела, что в «носилках» плескалась рыба и серебристая чешуя блестела на солнце.
— Природа продолжает жить как ни в чем не бывало и даже лучше, — сказала она.
— Вы, островитяне, любите мистику.
— Никакой мистики, Блондинчик. Люди вымирают, поэтому другие виды резко начинают процветать. Особенно водные.
— Как удобно.
— Обожаю пироги с рыбой. — По крайней мере, белков и жиров пока хватало, хотя рацион беженцев был довольно однообразным. — Знаешь, я жалею, что не живу на корабле. Наверняка у них там теплее и уютнее.
— Я лично мечтаю записаться на ту яхту, которую заметил Коул.
Солдаты патрулировали улицы. Гражданские бродили по лагерю в поисках пропавших друзей и родственников. Наступила следующая стадия. Шок, вызванный катастрофой, начинал проходить, и люди понимали, какое несчастье на них свалилось. А когда людям нечего делать, кроме как ждать, когда их обеспечат пищей, и смотреть, как умирают другие, — они устраивают беспорядки.
Даже стоическое терпение бывших граждан Хасинто имело свои пределы.
— Так у нас люди еще не пересчитаны?
— Нет, отставшие продолжают прибывать, — пожал плечами Бэрд. — Коул еще сказал, что некоторые гражданские ушли — хотят прибиться к местным бродягам.
— Неблагодарные идиоты. Однако, по-моему, теперь нам следует объединиться с бродягами — ведь это все, что от нас осталось?
— Бродяги — не одни из нас, Бабуля.
Они были дикарями, от которых отгораживались колючей проволокой, и отнюдь не из соображений гигиены.
— Погоди-ка, а как насчет парней, завербованных во время «Спасательной шлюпки»?
— Да брось. Ты же тоже терпеть не можешь бродяг. — Бэрд немного помолчал. — Ты заблудилась, верно?
— Ничего подобного, придурок, я прекрасно знаю, где мы.
Но Бэрда нельзя было задеть грубостями. Он принимал их так же легко, как и раздавал свои направо и налево.
— Я не то хотел сказать; теперь, когда война закончилась, ты не знаешь, что с собой делать, кроме как охотиться на оленей.
— Я не заметила, чтобы ты со счастливым видом принялся за свое хобби — вязать носки.
— За последние пятнадцать лет мне не приходилось проводить без стрельбы столько времени подряд. Я не знаю, что будет завтра.
Когда Бэрд не вел себя как самодовольный болван, он иногда говорил такие вещи, которые заставляли Берни сильно задуматься. Жизнь действительно уже в который раз изменилась до неузнаваемости, так же сильно, как после Дня-П. КОГ так или иначе находилась в состоянии войны в течение последних девяноста лет. Люди просто не знали, что такое мир.
Берни незаметно принюхалась. От Бэрда пахло карболкой.
— Ты что, на свидание собрался? Где ты достал дезинфицирующее средство?
— Доктор Хейман приказала все здесь опрыскивать. Борьба с микробами.
Солдаты вырвались из Хасинто в том снаряжении, что на них было, у некоторых даже не оказалось смены белья.
— Потом отправлюсь на промысел.
— То есть грабить гражданских, что ли?
— То есть производить перераспределение собственности в пользу неимущего большинства.
— Ага. Понятно.
Гражданских предупредили заранее, и у них было достаточно времени, чтобы прихватить кое-какое имущество. Жители были приучены держать у двери сумки с вещами первой необходимости, которые можно было сразу взять с собой; они привыкли перемещаться из одной части Эфиры в другую во время непрерывных атак червяков. Так что теперь у гражданских были вещи, а у большинства солдат — ничего. Они, так сказать, поменялись местами.
— Не знаю, что ты там подумал, но я собиралась обменять несколько бифштексов на одежду и бритвы, — заявила Берни.
— Прескотт говорит, что мы получим все необходимое.
— Ага, как же! А откуда он все это возьмет? У себя из задницы, что ли, вытащит? Да тоже заберет у гражданских. Они и так нас терпеть не могут за то, что у нас паек больше. Сейчас совершенно ни к чему опять разжигать недовольство. Доброе отношение творит чудеса, Блондинчик.
Проезжая по улицам, они разглядывали попадавшихся по дороге солдат — те выделялись среди толпы, как представители какого-то другого вида, даже в форме с чужого плеча, высокие, мускулистые, откормленные. Гражданские были тощими как жерди. Те, кто занимал промежуточное положение, скорее всего, служили в тылу, вроде саперов и водителей, и получали меньше питания, чем фронтовики.
«Мы становимся похожи на чертовых червяков. Разделяемся на касты».
— Ты хочешь заниматься своей мясницкой работой под открытым небом? — спросил Бэрд. — Кишки. Фу, аж тошнит, как подумаю.
— А ты представляй себе колбасу. Нельзя ничего выбрасывать.
Хоффман устроил новый командный центр и казармы в заброшенной школе-пансионе; пока что они занимали цокольный этаж, но строители восстанавливали верхние. Берни въехала на бывшую стоянку для служебных машин и спрыгнула на землю вместе с Бэрдом, чтобы заняться разгрузкой. Вышедшие из здания солдаты наблюдали за тем, как она с трудом закинула самую маленькую тушу на плечи и, пошатываясь под ее тяжестью, направилась к входу. До нее донесся громогласный смех Коула, а затем в дверях показался и он сам.
— Вот дерьмо, детка, тебе никогда не затащить это в палатку. — Он вытянул ручищи. — Позволь Коулу Трэйну снять с тебя бремя.
— Думаешь, воротник у меня слишком вызывающий? Возможно, будет лучше, когда я отрублю копыта.
Коул поднял тушу как перышко.
— Я так рад, что ты бросила питаться котятами, леди Бумер. Все-таки у них бывают глисты.
Сантьяго стоял у крыльца, опираясь на лопату, — он занимался расчисткой снега. Бедняга пытался делать вид, что с ним не произошло ничего особенного. Берни все еще размышляла, когда и как вызвать его на разговор, но в глубине души понимала, что Дом сам должен дойти до этого. После смерти Карлоса так и произошло.