— Рассон? Начальница хочет тебя видеть.
Этого он не ожидал. Его не вполне законное почтовое сообщение никак не могло быть обнаружено. Он знал это. Мун бы никогда… Тут не только его работа, его надежды на будущее, его… Нет. Не это.
Но что тогда? Он очень аккуратно выполнял все их жалкие дурацкие правила, потому что от этих жалких дурацких правил страдали все: они настолько сводили людей с ума, что те нарушали их просто потому, что не могли больше этого вынести, но потом теряли привилегии, лишались права на досрочное освобождение — если у них вообще оно было. Рассон был осторожен. Он не поднимал головы. Копил силы для настоящего удара.
— Что такое?
Офицер пожал плечами. Они быстро зашагали в сторону здания. Там ему отперли дверь. Коридоры. Лестница. Опять коридоры. Еще лестница. Окна наверху. Конечно, за решетками, но все-таки окна, из которых можно увидеть улицу. Ну, немножко.
Отпер. Запер. По лестнице. Короткий коридор.
Остановился у двери.
«НАЧАЛЬНИК ТЮРЬМЫ».
Приемная. Маленькая. Зеленая скамейка с пластиковым сиденьем. Стол. Компьютер. Крутящийся стул.
Никого нет.
Офицер показал Рассону на скамейку, но сам остался стоять.
Судя по офисным часам, десять минут стояла полная тишина.
Начальница, Клэр МакАлистер, была женщиной за пятьдесят, с очень короткими волосами и, как выразилась бы мать Рассона, мордой кирпичом. На ней был темно-синий костюм и бледно-голубая блузка. Пиджак от костюма висел на спинке ее стула.
Однако ее манера общения не соответствовала «морде кирпичом». Она говорила тихо, казалась спокойной, смотрела в глаза.
— Доброе утро.
— Доброе утро, мэм.
Перед ней на столе стоял открытый ноутбук, и она заглянула в него, но только один раз.
— Если ты волнуешься, что я пригласила тебя, чтобы сделать какой-то выговор, можешь расслабиться. Но я решила, что лучше встретиться с тобой, потому что получила довольно необычный запрос. От миссис Мэрион Стилл.
Она не сводила глаз с его лица, и ему было довольно тяжело выдерживать этот взгляд.
— Ты знаешь, кто это?
Рассон кивнул.
— Ты когда-нибудь встречался или разговаривал с миссис Стилл?
— Нет, мэм.
— Ты как-то общался с ней после того, как оказался в тюрьме?
— Нет, мэм. Но это…
— Да? Продолжай.
— Но это было бы как-то странно, правда?
— Тем не менее миссис Стилл подала заявку на посещение.
— Что… Прошу прощения?
— Ты и правда выглядишь удивленным.
— Конечно же, я на хрен удивлен. Извините.
— Почему, как ты думаешь, она захотела встретиться с тобой?
— Понятия не имею. Это… просто какое-то безумие. Что могло…
Он нечасто чувствовал себя растерянным или лишенным дара речи, но его настолько шокировало то, что сообщила ему начальница, что на его голову как будто начало страшно давить, и от этого ему стало жарко, он не мог сосредоточиться или сфокусироваться.
— Позволь мне уточнить. Я знаю, что тебя обвиняли в убийстве Кимберли Стилл, но это дело…
— Его выкинули. Прокурорская служба его выкинула.
— За недостатком доказательств.
— Которых не существовало, потому что я этого не делал.
Клэр МакАлистер замолчала на несколько секунд, опустив глаза на свой стол.
Потом она снова встретилась с ним взглядом.
— И что ты по этому поводу чувствуешь, Ли?
Все знали, что она из тех начальников, которые верят, что у заключенных должен быть выбор — будут их называть по имени или по фамилии. Ли поставил галочку в строке «Имя», когда только прибыл. Как она это запомнила? Потому что она посмотрела перед твоим приходом, идиот. И все же — она потрудилась сделать это.
— У меня это как-то в голове не укладывается.
— Тебе не обязательно ее принимать, ты ведь знаешь? Я могу ответить, что ты отказываешься от посещения, и не обязана объяснять причину. Как и ты. Но если ты согласен увидеться с ней, нам нужно поговорить немного подольше.
— Я просто… Господи. Это… Ну, я уже сказал. Я в шоке. Я не знаю.
— Вот что я тебе скажу. Я не обязана отвечать сразу. Мы можем оставить это до завтра. Пожалуйста, обдумай все как следует. Если ты хочешь отклонить заявку, просто скажи это дежурному офицеру завтра за обедом, и он передаст сообщение мне. Но если ты решишь, что хочешь увидеться с миссис Стилл, тогда попроси его, чтобы выяснил насчет времени, когда я смогу еще раз встретиться с тобой. Это будет вечером, до двух меня в тюрьме не будет, у меня встречи. Тебя устроит, если мы поступим таким образом?
— Да. Это… — Он покачал головой. — Это какое-то безумие. Но хорошо, я все сделаю.
— Обдумай все как следует… Доводы за и против. И от этого мы уже будем отталкиваться.
— Да, мэм. Спасибо.
Она кивнула.
— Спасибо тебе, Ли.
Он обрабатывал ограду креозотом еще час. Было время подумать. Страшила ушел. Рассон взял его кисточку, обмакнул в липкую коричневую жидкость и начал медленно водить ею по деревянным дощечкам — вверх-вниз, вверх-вниз. День был безоблачным. Креозот ударил ему в ноздри, и сначала ему понравилось, как ему нравился запах свежей блестящей журнальной бумаги, или спирта, или клея, но потом ему надоело, а потом, в какой-то момент, его начало тошнить.
Но озабочен он был не тем, что за запах он чувствует, а тем, о чем он думает. Думает и чувствует. И первым делом он попытался припомнить статью из газеты, в которой мать говорила репортерам насчет «справедливости для моей Кимберли».
Она вышла всего неделю назад. Почему все вдруг решили снова обратить внимание на это дело — одному Богу известно. Ничего не случилось. Никто ничего не нашел. Он этого не делал. Теперь он уже верил в это сам. Он убедил себя. Он не делал этого. С другими — да. Но не с этой.
Он яростно ткнул кисть в забор. Что? Ну, конечно, он это сделал. Больше никто не знал, но он знал. И что дальше? Он мог скрывать ото всех все, что угодно, пусть и не от себя, но из-за чего тут волноваться? Он молчал.
Она просила навестить его в тюрьме. Она хотела прийти сюда, сесть напротив него, посмотреть на него, взглянуть ему в глаза и поговорить с ним. О чем? О Кимберли, о чем же еще? Но что насчет Кимберли? «Ты убил ее?» — «Нет». Конец истории.
Ему не обязательно соглашаться. Он мог завтра сказать «нет», передать свое решение начальнице, и на этом все. Любые разговоры об этом прекратились бы, а если женщина подаст заявку второй раз, он отклонит ее и второй раз, и третий, и сотый.
Но если он увидится с ней?
Он не привык к тому, чтобы какие-то проблемы его сильно беспокоили, прежде всего потому, что все его внутренние проблемы были очень простые и с ними надо было справляться топорно. Он ел, ничего не говорил, и проблема прокручивалась у него в голове, как колесо обозрения, а когда он шел играть в пул, его движения становились механическими, и это замечали, и тогда ему приходилось врать насчет дантиста.
Колесо обозрения прокручивалось и прокручивалось.
Если он увидится с этой женщиной.
Если нет.
Если он…
Если…
Он пытался читать, и новый Майкл Коннолли обязан был захватить и увлечь его, но колесо обозрения встало между ним и печатными страницами.
Выключили свет, и он наблюдал, как оно вращается, и уже готов был размозжить себе голову, лишь бы оно остановилось.
Но потом он принял решение. И оно встало. С его головой все снова было нормально. А потом он не мог понять, почему не сделал это с самого начала, ведь он знал себя. С ним все было в порядке, и он никогда не должен говорить или делать то, чего не хочет. Господи, к этому времени пора бы уже это понять.
Он заснул — не постепенно, когда медленное погружение в сон изматывает, а мгновенно. Его сознание выключилось за одну секунду.
Тридцать три
— Инспектор Линч, полиция Шотландии. Это констебль Гуд.
Грэм Линч — очень высокий, рыжеволосый, по-абердински неприветливый. И Энди Гуд, ничем на него не похожий, с крепким рукопожатием, которым он поприветствовал Серрэйлера, и дружелюбным, заинтересованным лицом. Линч, может, тоже был заинтересован, но он явно был не из тех, у кого душа нараспашку.
— Входите. Я поставлю чайник, и есть еще кофемашина.
— Нет, спасибо.
— Чашечку чая было бы прекрасно… — Линч бросил на своего младшего коллегу суровый взгляд. «Ой, да ну тебя к черту, — подумал Саймон, — будешь сидеть и смотреть, как мы пьем чай и уплетаем печенье».
— Я пришел освободить вас от дальнейшего участия в деле Сэнди Мердок — погибшей и, вероятно, убитой женщины. Я должен поблагодарить вас за помощь полиции Шотландии в период нехватки сотрудников из-за более срочных дел и формально принять обязанности по расследованию.
Он ведет себя как чертов робот, подумал Саймон, и его подчиненный знает, что это так. Он сознательно избегал встречаться с инспектором Линчем взглядом, пока Саймон расставлял чайник и чашки.
— Вы точно не хотите?
— Точно, спасибо.
Серрэйлер присоединился к ним за кухонным столом. Тут не будет ни светской беседы, ни прелюдий, ни взаимного прощупывания. Все было предельно официально, и даже чай не вписывался в устав. Он чувствовал, что инспектору некомфортно в коттедже, что он бы предпочел сидеть в полицейском участке, которого на Тарансуэе не было.
— Я прочел ваш отчет и отчет патологоанатома. Я не думаю, что мне есть что добавить.
— Как вы видите себе продолжение расследования?
— Вы оставляете его в надежных руках, старший суперинтендант. Очевидно, мы будем дальше двигаться в обозначенных направлениях.
— Уверен, вы так и сделаете. Но послушайте, инспектор, мы знаем, что это не несчастный случай и не самоубийство, то есть произошло убийство, и когда жители острова это узнают, они очень переполошатся. Сэнди Мердок любили, она была частью сообщества. Люди были расстроены, когда она исчезла и когда потом ее нашли мертвой, но от убийства их мысли сейчас бесконечно далеки.