Это, конечно, была правильная тактика. Она знала, что Мэрион отреагирует, если она заставит ее себя пожалеть. У нее на кухне лежала пара прекрасных кусков ягнятины и контейнер с овощами, и, разумеется, никаких консервов. Но цель оправдывала средства.
Мэрион поднялась.
— Нет, так дело не пойдет. Буду готова через пять минут.
Они пошли в пекарню на Лэйнс. Там было пусто, так что Бренда пошла к столу у окна.
— А мы можем сесть подальше, Брен? Если ты не возражаешь.
— Ну, нет, только в окно мы сможем видеть, что происходит.
— В это время дня ничего не происходит.
— Там ходят люди, в магазинах зажигаются огни… Это хороший стол.
Мэрион продолжала стоять. Официантка замерла за их спинами, держа в руках огромные меню.
— Ой, ладно, сама решай, где хочешь сидеть.
Они заняли стол в углу, который ниоткуда не было видно.
— Ты в порядке, Мэрион? Я думала, ты взбодришься, если мы сходим в какое-то новое место. Спасибо, — сказала она официантке.
Мэрион беспомощно посмотрела в меню.
— Столько всего… Как-то все очень сложно.
— Нет. Не обращай внимания на правую колонку, это завтрак. И на то, что внизу, — это детское меню. Поняла? Так, смотрим в левую. Блок наверху — это закуски, потом рыбные блюда, потом мясные, потом вегетарианские и в самом низу пудинги. А на обратной стороне напитки. Ничего сложного, правда?.. О, Мэрион. — Она быстро протянула к ней руку. В глазах Мэрион стояли слезы, лицо было совсем бледное и испуганное. — Что такое? Не нужно мне было настаивать на том, чтобы мы пошли. Ты себя нехорошо чувствуешь?
— Я в порядке.
— Это все после похода в тюрьму.
Мэрион вытерла слезы.
— Я просто слабая.
— Нет. Это последнее, что про тебя можно сказать. Слушай, может, возьмем по бокалу вина? Это поможет?
Это помогло. Они заказали себе блюда, на лицо Мэрион вернулись краски.
— Извини, — сказала она. — Если ты правда хочешь знать, я чувствую себя просто ужасно с тех пор, как съездила к Рассону. Раньше у меня никогда такого не было, я не знаю, что со мной происходит. Я просыпаюсь от тошноты, меня мутит, и я боюсь… чего-то.
— Чего?
— Того, чего не стоит бояться. Я ухожу спать и просыпаюсь с колотящимся сердцем. Мне постоянно кажется, что в доме кто-то — или что-то — есть. Я без конца проверяю замки на двери. — Она замолчала, когда официантка принесла их тарелки. — Я схожу с ума? Может, это не имеет к нему никакого отношения. Может, я просто схожу с ума или у меня развивается деменция.
— Нет. Это не так. В любом случае деменция начинается не так. И я не думаю, что так начинается безумие.
Мэрион гоняла кусок рыбы по тарелке. Это была прекрасная рыба, морской окунь, но она не смогла съесть ни одной вилки — каждый раз ее горло как будто сжималось.
— Прости.
— Просто пей свое вино и не беспокойся. Ничего не случится. — Бренда доела свои лингивини с крабом. Паста была восхитительной, но она чувствовала себя ужасной обжорой, поглощая еду перед своей несчастной подругой.
Они ушли через час.
— Прости, прости меня, мне очень жаль, — повторяла Мэрион. — Ты теперь никогда не захочешь снова со мной куда-нибудь пойти. Я все испортила.
— Так, слушай, вот стоянка такси, сегодня тебе не надо мучиться с автобусами. Сначала он может закинуть меня. И не спорь.
Но она уже совсем устала и расклеилась. Поездка оказалась короткой. Бренда помахала ей рукой от своей двери, и они завернули за угол.
— Сколько я вам должна?
Но Бренда уже заплатила за них обеих, обо всем подумала. Она показала себя настоящим добрым другом, и Мэрион стало стыдно, что она составила ей такую отвратительную компанию, не доела прекрасный ужин — вообще зачем-то вышла в город. Больше она не повторит эту ошибку.
Такси уехало, она открыла калитку, и собственный дом уставился на нее своими темными пустыми окнами. В домах с обеих сторон от нее окна были плотно занавешены шторами, за парой мерцал телевизор. Она прошлась по дорожке. Было слишком тихо.
Кто-то открывал ее входную дверь. Точно. Ключ как-то странно вошел в замок. Дверь поддалась слишком просто. Обычно ее надо было подергать и потрясти, и на самом деле только Мэрион она поддавалась без проблем.
Она отперла ее — дверь открывалась внутрь, в прихожую — и сделала шаг назад. Темная тишина. Мимо проехала машина, и она повернула голову, думая остановить ее, позвать на помощь. Или она может пойти к соседям. Мэйсоны были довольно закрытыми людьми, но чрезвычайно милыми, и она знала, что Джон согласится зайти и все проверить для нее.
Секунду она колебалась, стоя на пороге прихожей, но потом развернулась и быстро зашагала по дорожке.
— Там ничего нет, в доме никого, и, если честно, Мэрион, не похоже, что кто-то заходил внутрь. — Джон сразу вышел на ее зов и осмотрел дом, прежде чем позвать ее внутрь. — Все выглядит нетронутым — только если не забрали какие-то ценности, но это тебе самой надо смотреть. Иди, оглядись при мне, проверь.
Она проверила. Ничего. Никто не заходил в дом, ничего на пропало и даже не было сдвинуто с места. Она тяжело опустилась на краешек дивана.
— Извини, пожалуйста, — сказала она.
— Эй, не говори глупостей, ты все правильно сделала. Я только рад, что смог тебя успокоить. Я же успокоил, правда?
Да, конечно, ответила она ему. В доме никого не было.
Но на самом деле нет. Было что-то странное с дверным замком. Нужно было попросить его проверить замок, вот идиотка. Какая идиотка. Ей не хватало смелости сходить и снова открыть и закрыть его. А вернуться и попросить сделать это Джона она тоже не могла. Она просидела на самом краешке дивана еще очень долго, так и не сняв пальто, с колотящимся в груди сердцем. Она знала, что никого в доме не было, ни сейчас, ни раньше, что она заглянула в каждый угол вместе с Джоном Мэйсоном, который страховал ее, и не нашла ничего необычного, ничего не услышала, не почувствовала, не унюхала, не нащупала. Никого.
Она встала. Плотно задернула шторы. Повесила свое пальто на крючок. Отперла и снова заперла дверь. Задвинула засов. Проверила все задвижки на окнах.
Она сходила наверх и проделала все то же самое, не включив нигде свет, быстро помылась, отправилась в постель в полной темноте и лежала, объятая неподдельным ужасом: у нее в голове было как на американских горках, которые то внезапно падали с высоты тысячи футов, то снова взмывали вверх, носясь по кругу, и она чувствовала тошноту и дурноту, и вся комната кружилась вокруг нее. Кружилась и кружилась. Ее глаза были широко распахнуты, потом она крепко закрыла их, но комната продолжала кружиться. Кружилась и кружилась.
СТОП.
Она резко села в постели, потому что услышала чей-то крик, но потом, окончательно проснувшись, поняла, что это ее собственный голос. Она включила лампу на прикроватной тумбочке. Вокруг было тихо. Кошмар.
Но потом раздался звук, откуда-то снизу, скрип или шорох, и она снова выключила лампу. Светящиеся туристические часы показывали десять минут четвертого. Десять минут четвертого, когда все уже спят, и в окнах нет теплого успокаивающего света, и даже уличные фонари приглушают ради экономии энергии. Она потянулась к своему телефону, но потом снова услышала звук и так испугалась, что смахнула телефон на пол. Он упал не на ковер, а прямо на деревянные доски с таким грохотом, что соседи наверняка проснулись.
Она сидела и дрожала, хотя было совсем не холодно. Снова звук. Не скрип, нет, скорее шуршание и постукивание, и раздавалось оно не со стороны окна в гостиной снизу, а ближе к двери, которая вела в коридор и прямо на лестницу.
Она свесилась с кровати, взяла телефон и, когда зажегся экран, открыла список самых часто используемых номеров и нашла телефон Бренды.
Трубка долгое время гудела, прежде чем включился автоответчик, но, когда он начал говорить, его прервал голос Бренды.
— Алло? Кто это? Подождите, мне нужно включить свет.
— Бренда, пожалуйста…
— Мэрион? Это ты? Сейчас же ночь, что случилось? Ты в порядке?
— Нет, тут кто-то внизу, я слышу звуки, я уверена.
— Тогда звони в полицию, не трать на меня время! Позвони им сейчас на 999 и набери мне, хорошо?
Теперь звук изменился. Тихие удары и стук, и скорее где-то в глубине кухни, хотя точно сказать было нельзя. Она дважды пыталась набрать номер. У нее соскальзывали пальцы и все плыло перед глазами, когда она смотрела на экран. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, но после них еще сильнее запаниковала, так что, когда настал момент говорить, она не могла совладать с голосом еще несколько минут. Но они были терпеливы и продолжали спрашивать, какая служба ей нужна, и в конце концов она справилась. Но когда ее перевели на полицию, она смогла произнести только свое имя и адрес, а потом залилась слезами.
Скрючившись, она сидела на стуле с растрепанными волосами, обхватив себя руками, и ждала. Она ждала, хотя теперь все звуки исчезли: и внутри, и снаружи ее дома стояла мертвая тишина. Ей было все равно. Ей был кто-то нужен.
Через пятнадцать минут прибыли две женщины из полиции, обошли кругом дом, сад и всю улицу с обеих сторон, но не нашли абсолютно ничего.
— Это могла быть кошка, или лиса, или даже барсук, — сказала одна из них. — По ночам они в огромном количестве шастают по участкам, вы себе не представляете. А барсуки умеют создавать особенно много шума. Тем не менее сейчас никаких лис или барсуков поблизости нет — мы даже кошек не видели — и точно нет никаких признаков присутствия человека. Пожалуйста, не переживайте, миссис Стилл, нельзя быть слишком осторожной, вы правильно сделали, что позвонили.
— Я чувствую себя такой дурой.
— Пожалуйста, не говорите так… Сейчас глубокая ночь, вы тут одни, и вы услышали посторонние звуки. Конечно, вы испугались. Всегда звоните нам, мы приедем и все внимательно проверим — мы для этого и нужны, так что не надо колебаться, хорошо?
Они даже не выпили горячего чая или кофе, потому что им поступил вызов, и они сразу же уехали. Патрульная машина укатила вверх по дороге, и внезапно в доме снова стало тихо. Тихо, глухо и пусто.