– Они не имели права! – Юля закусила губу. Свекор работал в отделе соцобеспечения в местной администрации, наверное, все свои связи подключил. Не зря ее свекровь пугала лишением родительских прав. – Что же теперь делать? Где Ваня сейчас?
– А вот это не удалось установить. Только судя по поспешности, с какой они продали квартиру… тут что-то нечисто.
Юля сжала зубы. Вележев! Ну, конечно. Мало ему Юлиной квартиры показалось, он и у них жилье отобрал! Где же теперь искать Ваню?
– Юлия Петровна, – в голосе Михаила Антоновича сквозило сочувствие, – может, в гости к нам заедете? Тут вон Анна Леонидовна прямо трубку из рук рвет. – В эфире и, правда, слышался звонкий голос его жены. – Да, погоди, ты! Дай с человеком о деле поговорить! Это не вам, это я свою благоверную отгоняю. Вы, Юлия Петровна, это дело специалистам поручите. Сами-то вы не справитесь.
– Да не будет полиция никого искать! – в сердцах бросила она.
– Ну, – крякнул полковник, – зря вы так. Но в вашем случае, действительно, надо не в полицию обращаться, а к частным структурам.
– Юлечка! – Анна Леопольдовна все же вырвала трубку у мужа, – давай к нам! Жду тебя в гости. Не терпится мне на тебя посмотреть, какая ты стала. Приезжай!
Юля пообещала непременно, попрощалась и повесила трубку. Как же быть? Сколько могут стоить услуги частного сыщика? Недешево. Да, конечно, небольшая сумма у нее на счету была, ей как раз хватило бы на первое время перекантоваться, пока работу не найдет. Вот тоже проблема – работу искать. Какую, где? Она окинула взглядом стены – наверное, все же придется продать. Надо бы с Зелецким посоветоваться.
Зелецкий встретил ее со всем радушием. Он знал дату ее приезда и ждал. Оказалось, пора подписывать документы о вступлении в наследство.
– Да, – вздохнул он, – так вот бежит время – полгода уже миновало. Вы теперь полноправная хозяйка квартиры, так что обживайтесь, привыкайте к своему новому статусу…
– Бог с вами! Ну какой статус! – усмехнулась она. – Мне бы посоветоваться по одному вопросу. – Зелецкий почтительно склонил голову, выказывая полное внимание. – Я, наверное, буду продавать квартиру.
– Вам нужны деньги? – догадливо кивнул Зелецкий. – Понимаю. Конечно, вы молодая красивая женщина…
Юля с улыбкой покачала головой.
– Мне нужны деньги не для развлечений. У меня проблемы. – Зелецкий при этих словах вытаращил в притворном ужасе глаза и всплеснул руками. – У меня проблемы с… родственниками. У меня…
– Бог мой! Как же я забыл! – адвокат шлепнул себя по лбу. – Вас же как раз искали родственники! Я вот телефон записал. Подождите! Тут он у меня где-то, – и он принялся листать настольный перекидной ежедневник. – А, вот!
Юля остолбенела. Ее искали родственники? Неужели Людмила Ивановна? Она торопливо набрала номер с молчаливого одобрения адвоката.
Голос в трубке показался неожиданно знакомым, она узнала это сиплое «Алё».
– Федя, ты? – не веря ушам, спросила она.
– О! Сеструха! – обрадовался Федор. – Ты где шлындаешь? Обыскались тебя уже.
– Что-то случилось? – ее рука сжала трубку.
– Так это… маманя помирает, – Федор шмыгнул носом. – Проститься хочет. Ты приезжай, а? Приедь, ради Христа, сеструха!
Юля замерла. Тетя Нина умирает! Она ж ей вместо матери была все эти годы, а она даже не вспомнила о ней, не позвонила ни разу. Юля пообещала приехать завтра же и нажала отбой. Зелецкий смотрел на нее с хитрым прищуром.
– Ах, Юлия Петровна, Юлия Петровна, наши родственники – это наш крест. Но ведь и без них никуда. Я так понимаю, вам надо ехать? Куда, простите? – Юля сказала. – Так… Я думаю, что Юра с удовольствием отвезет вас туда и обратно. Да, Юра теперь у меня. Очень хороший водитель, просто отличный. Съездите, все уладите, тогда о квартире и поговорим и еще кое о чем.
«Ауди» мчалось по шоссе, ловко обгоняя смердящие фуры, с каждым километром приближая ее к прошлому. Вот пошли знакомые с детства дома: въехали на центральную площадь, вместо разрозненных магазинов там возвышался двухэтажный сетевой супермаркет, Юля успела заметить вывеску. Ресторан «Русь» в виде деревянного терема украшен гирляндами воздушных шариков. Свадьба у кого-то, похоже. Она крутила головой, сердце ее прыгало, узнавая магазинчики, улочки, вот здание автовокзала все так же выкрашенное в зеленый цвет и все так же сидят на лавочке бабки с корзинами – ждут автобус до города.
Странные чувства испытала Юля, подъезжая к отчему дому. Он мало изменился хотя краска на стенах пооблупилась, да и забор покосился. Папа бы такого не допустил. Она вышла из машины и открыла скрипучую дверь калитки. Папа бы смазал петли, опять пришло ей на ум.
В доме было тихо и душно. Все окна закупорены. Мухи с негромким жужжанием носились под потолком.
– Есть кто дома? – позвала она и, не дожидаясь ответа, прошла в горницу.
Там сильно пахло лекарствами и немытым телом. На кровати лежала сморщенная старушка в платочке. На бескровном лице остро торчал обтянутый кожей нос. Юля с трудом узнала в старушке тетю Нину. Бог ты мой, а ведь какая красавица была! Она тихонько присела рядом.
Больная вдруг открыла глаза и испуганно уставилась на Юлю. Потом испуг в глазах прошел, сухие губы растянулись в подобие улыбки.
– Девочка моя, Юлечка, – прошептала она и заплакала.
– Тихо, тихо, – Юля с трудом сдержала слезы.
– Вот ты и пришла, – говорила Нина, сжимая ей руку горячими пальцами. – Теперь и умереть можно.
– Да что ты, тетечка Ниночка, – повторяла Юля, – рано тебе еще умирать.
– Э, – Нина чуть слышно вздохнула, – теперь уж все равно. Операцию сделали, все, что можно отрезали, разве это жизнь? Не хочу. Парни мои уже выросли, зачем я им? Петруша умер. Никому не нужна…
– Мне нужна. У меня же, кроме тебя, никого не осталось.
– Девочка моя, – Нина показала на стакан воды. Юля поднесла ей питье. Та сделал два небольших глотка, и откинулась на подушку. – Ты меня не кори, я тебе сказать должна. Смертушка уже рядом, а я не могу уйти не покаявшись, может, простит господь. Он ведь добрый. Хотя нет, не простит, так, может, хоть послабление сделает. Не перебивай меня, – остановила она Юлю, открывшую было рот. – Я виновата, девочка моя, перед тобой, ой, как виновата, – она снова заплакала. – Петя ведь мой был. Мой. Да я ведь, дуреха, не дождалась его. Как ушел в армию, да в Афган, так мне маманя все уши прожужжала: «Убьют, покалечат, будешь потом с калекой всю жизнь маяться». А тут и Степан из армии пришел и ко мне, а я и не устояла. А он пьющий оказался, всю жизнь мне поломал. А Петя отслужил и на сестренке-то моей и женился. Я думала назло мне, а он ведь ее любил! Как любил! Я все смотрела и завидовала. Завидовала, слышь, сестре завидовала! Злилась на нее. Увела, мол, жениха! Петя и не пьет и дом в порядке держит и Лиза всегда нарядная, веселая. Завидовала. – Нина зашлась тонким хихикающим смехом.
– Теть Нин, – успокаивающе произнесла Юля, – перестань, не переживай. Разве это грех! Полно тебе…
– Подожди, я не только завидовала. Я же к бабке ходила. Мой-то спился совсем. Я на Петю ворожила. Грех-то какой! А потом Лизонька умерла. Как я себя корила, ведь я же ей зла желала. А потом, после похорон, обрадовалась. Веришь? Ну, думаю, все – мой теперь Петя. Вот какая я тварь! А он Лизоньку пуще жизни любил, а как ее не стало, так ты у него свет в окошке. Я и на тебя злилась. Мешала ты мне. Из-за тебя он ни одну женщину смотреть не хотел. А как случилось с тобой несчастье, так и вовсе замкнулся в себе. Я-то думала, приручу его потихоньку, забудет Лизу. А тут такое горе. Вот и стала я думать, как от тебя избавиться. И подсказала Пете замуж тебя выдать за Костю.
Петя сперва ни в какую, а потом согласился что надо, иначе хуже будет. Вот и поехал он в город с кем-то из друзей встречаться. Он мне не рассказывал, но я и так знала, что друзья у него серьезные имеются. Как уехала ты, опять надежда во мне появилась, но Петя только о тебе думал, да о внуке потом. Я с ума от злости, да зависти сходила. Вот и прокляла сама себя. Моя болезнь – кара небесная за черные дела. Только ты на меня зла не держи! Прости, Христа ради! Богом прошу! – Нина с силой сжала Юлину руку.
Та сидела с отрешенным видом, не чувствуя боли. Потом провела по лицу ладонью, стирая наваждение.
– Тетя Нина, – глухо сказала она, – ты бредишь, успокойся.
– Так, прощаешь? – заплакала Нина.
– Прощаю, – прошептала Юля. – Прощаю. Живи с богом.
– Жить не буду, а умру с миром, – Нина прикрыла глаза.
В сенях что-то загрохотало.
Нина встрепенулась.
– Денег Федьке не давай. Пропьет. И жене его тоже не давай. Все без толку. Петя-то умер, а дом-то у вас справный, жалко мне его стало. Думаю, все равно продашь его, зачем тебе дом в деревне, у тебя ж и так все хорошо: квартира, муж. Я и сказала, что дом Петруша мне завещал, знала, что не будешь ты документы требовать, проверять. Свой дом мы продали, часть денег Павлику дала, часть Феде. Все ж для них, думала заживем по-человечески. А они? Федька пьет – весь в папашу. Павлушка в город подался и носа не кажет, даже в больницу ни разу не пришел навестить. Да и Федька-то с женой за мной ухаживают, только из страха, что я дом не им отпишу. А я им сказала, пока с тобой не увижусь – дома им не видать.
Так что дом твой по закону, оформи на себя, не оставляй аспидам. За это прощения не прошу, сама себя не прощаю. Ты потом, если простишь, свечку мне поставишь. Я там, – она указала глазами вверх, – пойму. Ты езжай, не жди моей смерти. Я еще не сегодня и не завтра умру, погожу немного. Ты-то замужем за богатым ныне? Мне Федя рассказывал. Надо же, как вам с Лизкой везет, вечно вы себе мужиков стоящих выбираете.
– Я вдова, – Юля оттянула ворот у платья. Внезапно стало душно и жарко.
– Ну, значит, наследство получила, – Нина смотрела на нее темными горячечными глазами. – Везет же некоторым! Вон и лицо тебе исправили. Красавица какая! Это я Петю-то отговаривала от операции. Он хоть и боялся тебя потерять, да уж больно страдал от того, что с тобой приключилось, дом собрался продавать. А мне жалко стало дома-то, я ж на него рассчитывала. Дура, я дура! Всю жизнь за чужим мужиком пробегала! Видишь, дрянь я какая, простишь ли? – голос ее затих.