Испанский флаг взовьется по-иному,
И вашему блистательному трону
Никто не сможет более грозить.
…Король, внимая доводам искусным,
Кулак сжимает, словно загребает
Добро чужое, видя пред собою
Безропотно склонившихся рабов.
И слышится ему веселый скрежет
Ключей, уже вскрывающих запоры,
Уже гремят откинутые крышки
Заморских необъятных сундуков.
И жемчуга, добытые ловцами
В морях восточных, в океанских недрах,
Томят воображенье Изабеллы,
Таинственно мерцают вдалеке.
Армада кораблей, с большой добычей
Пришедшая из дальнего похода,
Супругам видится… И с генуэзцем
Согласна венценосная чета.
Да, решено! Положено начало.
Купцы, банкиры и судовладельцы
Привлечены к участию в расходах,
Поскольку здесь предвидится доход.
Да, решено! Испания выходит,
Как ослепительная каравелла,
В морской простор, чтобы другие страны
Богатством и величием затмить.
Раздвинутся границы государства,
Одним неся негаданное рабство,
Другим суля свободное пиратство,
Скрепленное державным сургучом.
… «Санта-Мария» — флагман генуэзца
Выходит в путь, флотилию возглавив.
На парусниках — лошади и пушки,
А впереди простерся океан.
На палубах — отборные матросы,
Бывалые, они удачи ждут,
Умелые, они на все готовы
В предвестии добычи и утех.
…В одном ошибся бедный генуэзец:
Не Индию — Америку открыл он.
Все остальное подтвердил на деле,
Со славой и наживой возвратясь.
На пристани флотилию встречали
Торжественным салютом орудийным,
Казалось, эти залпы доносились
До вновь открытого материка.
Доставлены богатые трофеи,
Кораллы, жемчуг, золотые маски,
Свидетельство того, что мореходы,
Достигнув цели, застолбили клад.
Еще одно свидетельство — индейцы
Из племени с таинственным названьем,
Для обозренья и для развлеченья
Колумбом привезенные сюда.
На пиршествах, шумевших непрестанно,
Где щедро величали адмирала,
Невиданные пленники плясали,
Увеселяя множество гостей.
Танцоры в одеяньях необычных
Из трав, из грубой кожи, из ракушек,
В непостижимых головных уборах
Из птичьих перьев — поразили всех.
И были сами пленники похожи
На гордых птиц, смуглы и горбоносы,
Глаза их вспыхивали, словно угли,
Слегка припорошенные золой.
Под пеплом — полыхало непокорство,
Движенья были резки и упруги,
А на запястьях весело звенели
Чеканные браслеты-бубенцы.
Невольники плясали, как дельфины,
Играющие в океанской пене,
То приближаясь к зрителям, то снова
Назад откатываясь, как волна.
Но как печально песни их звенели,
Как напряженно обострились лица
Под масками цветастыми, как странно
Звучала их клокочущая речь.
А на груди испанской королевы
Уже пылали крупные кораллы,
Чернели, как индейские проклятья.
Невольные дары карибских вод.
…Тяжек испанских пушек груз.
Сквозь пальмы,
сквозь кактусы лез
по этой дороге из Вера-Крус
генерал
Энрике Кортес.
…Что было дальше? Новые походы
Колумба. Укрепленья поселенцев,
Обмен, обман, жестокость, униженье
Племен свободных, истребленье их.
Пришел Кортес, нацелил жерла пушек,
Заморские пространства окровавил.
Текут века, но имя генерала
Звучит поныне как синоним зла.
Скорбящие индейские селенья,
Предшественники Лидице, Хатыни,
Здесь кактусы торчат вокруг вигвамов,
Как ржавая колючка лагерей.
Святая инквизиция — праматерь
Грядущих разновидностей гестапо,
Ты зажигала факелы живые
И порождала племена рабов.
О Христофор Колумб, зачем покровы
Сорвал ты с девственного континента?
Зачем пираты, за тобою следом
Пришедшие, терзали эту плоть?
Ах, бедный генуэзец, я недавно
Был в том краю, где под листвой плакучей,
Под безутешной траурною сенью
Лежит твоя могильная плита.
Ты, преданный твоими королями,
Отторгнутый от славы и богатства,
Забытый за ненадобностью всеми
В безвестности скончался, в нищете.
О, что наделал ты, великий странник,
Бессмертный, дерзновенный открыватель,
Взгляни же на плоды своих исканий,
Расчетливый и смелый мореход.
Где племена былые? Что осталось
От старожилов, заселявших эти
Цветущие края, долины, чащи?
Ты продал их, но продал и себя.
Одна лишь песня от всего осталась,
Похожая на скорбное рыданье,
На стон веков… Лишь плакальщицы-волны
О берег бьются, горестно плеща.
О Христофор, ты слышишь эту песню,
Ты истый клад открыл для толстосумов,
Ты путь открыл искателям наживы,
Но проглядел ты главное — любовь.
Ее открыли Рафаэль и Данте,
Шекспир и Моцарт, Пушкин и Чайковский.
Ее воспел в краю моем суровом
И пал в сраженье за нее Махмуд.
Ты раскопал сокровища земные,
Но ты мадонн ацтекских не увидел.
Как жаль, что на борту «Санта-Марии»
В ту пору Рафаэля не нашлось.
Как жаль, что ты, удачей ослепленный,
Палимый жаждой славы и добычи,
Сумел узреть бесценные кораллы,
Не разглядев кубинских сеньорит.
Не ты открыл сияющую Кубу
И не твои отборные матросы,
А юноши на утлой шхуне «Гранма»,
Бесстрашные и в гневе и в любви.
Ответь, Колумб, на мой вопрос последний:
В тех синих далях ты не встретил Isla
De las Mujeres — островок безвестный,
Что к сердцу моему давно прирос?
И мне ответил адмирал великий:
— Наверно, был такой клочочек суши,
Но он, сказать по правде, не оставил
В моей душе заметы никакой.
…А я письмо из Мехико отправил
В Махачкалу, оповещая близких,
Что не вернусь, покуда не увижу
Тот островок, взывающий ко мне.
Что буду плыть, пока я не причалю
К той пристани, пока я не надену
На тонкий палец женщины любимой
Своей поэмы звонкое кольцо.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Маленьким ключом можно открыть большой сундук.
Летим в ночи. Внизу огней узоры.
Вверху змеится Млечный Путь, пыля,
Как будто горсти кукурузных зерен
Поджаривают небо и земля.
Летим в ночи уже над океаном.
Последний зимний месяц позади.
А за спиною, отданы туманам,
Остались европейские дожди.
Пласт облаков белеет в поднебесье,
Рассвета ждет мерцающая высь.
Мы, люди разных рангов и профессий,
В салоне самолета собрались.
Привычный к дальним трассам и орбитам,
Век скоростей гудит, необорим,
И в Мексику с парламентским визитом
Мы в депутатском звании летим.
Что ждет нас на другом конце планеты?
Знакомств, бесед, приемов череда,
Взаимные вопросы и ответы
И речи с обращеньем: «Господа!»
А с нами рядом при любой погоде
Советники, друзья, опекуны,
Испытанные в устном переводе
И в знании неведомой страны.
Науку встреч, стоцветную планету
Любой из них до тонкостей постиг.
Им ведомы каноны этикета,
Знаком дипломатический язык.
Я всем им благодарен за советы,
За справки, за точнейший перевод,
Хотя и сам сумею дать ответы
На трудные вопросы всех широт.
Ведь я не дипломат, а стихотворец,
Мой долг повсюду быть самим собой.
Поэзию непросто переспорить
В любой стране, в дискуссии любой.
Тирады непредвиденной коварство
Парирую метафорой лихой,
Искрящимся присловием аварским,
Махмуда нестареющей строкой.
От правды ни на шаг не отступая,
Я, шуткой и стихом, в общенье прост,
Как мясо, крупной солью посыпаю
И речь с трибуны, и застольный тост.
…В салоне пригасили свет. Все меньше
Нам лёту остается. Цель близка.
Мне кажется сейчас, что Остров Женщин
Я разглядеть могу сквозь облака.
Еще царит предутренняя серость,
Мерцают крылья, время торопя.
И словно в забытьи: —…de las Mujeres, —
Я снова повторяю про себя.
Видения счастливые воскресли