Голос Уэхары звучал сладко, медово. Но глаза оставались холодными, а лицо, обычно носившее маску учтивости, оскалилось.
– Да будет вам известно, дорогой Каяма-сэнсэй, – продолжал он все так же ласково, – тут нет моей вины. Это распоряжение хозяев.
Уэхара не лгал. Такой приказ действительно был. А раз так, управляющий выполнит его во что бы то ни стало. На миг Каяма почувствовал бессилие. Спорить с хозяевами – все равно что пытаться приставить ноги змее… Но какое право он имеет отступать?
– Не позволю! – твердо сказал Каяма.
– Как прикажете понимать? – спросил Уэхара. Улыбаться он уже перестал.
– Вы должны…
– Я должен выполнить волю хозяев! – перебил Уэхара.
– Ни за что! Этого не будет! – воскликнул Каяма. – Я обращусь в газеты! Я напишу императору!..
– Ничто не помешает мне выполнить долг! – отчеканил Уэхара, надвигаясь на доктора.
Они стояли друг против друга, сжав кулаки. Оба приготовились до конца отстаивать свои позиции.
– Каяма-сан! Каяма-сан!.. – раздался крик, и на забойную площадку вбежал запыхавшийся Айгинто. Он трясся. Лицо с широким приплюснутым носом исказил страх.
– Что стряслось, Айгинто-кун?[30] – обернулся Каяма.
– Лодка! Большой лодка! Пушки много-много! Американы!..
Каяма замер. Вспарывая волны острым форштевнем, к острову стремительно подходил военный корабль. На мачте, хоть и с трудом, можно было рассмотреть полосатый флаг.
Взвыла сирена. Это подал запоздалый сигнал тревоги часовой на плато. По лестнице, ведущей к каземату, загремели солдатские ботинки.
– К бою изготовсь! – прозвучала лающая команда.
Каяма взглянул на Уэхару. Тот мгновенно потерял свою величественную осанку и с ужасом смотрел на американский корабль.
– Что им надо? – прошептал он.
Как бы в ответ на палубе корабля блеснуло пламя, донесся звук выстрела. Снаряд прошелестел у них над головами и разорвался возле казармы. Вспыхнула рисовая бумага на окнах. Как пушинка, вылетела дверь. Следующий снаряд разворотил на берегу засольные чаны. Совсем рядом просвистели осколки. Перепуганные, ничего не понимающие забойщики бросились врассыпную. Стая кайр взмыла над островом – небо потемнело.
Каяма втянул голову в плечи. Сильнее страха было недоумение. Для чего американцам понадобилось обстреливать голый остров, на котором всего-то два десятка солдат и ни одного военного объекта?
Громко ухнуло на плато. У борта корабля взметнулся султан воды. В ответ прогремел залп сразу нескольких корабельных орудий. Снаряды густо накрыли западное побережье острова. Загорелись склады, барак корейцев, домик Уэхары.
Кто-то сзади схватил Каяму и толкнул в плечо. Кубарем скатившись сквозь пролом в ограде забойной площадки, доктор упал на песок, больно ударившись коленом о камень. Рядом плюхнулся Айгинто.
– Нельзя стоять! – крикнул он. – Американ стреляет! Помирать можно!
Словно в подтверждение, на забойной площадке разорвался снаряд. Пронзительно закричал раненый котик. Каяма вздрогнул: «Звери! Им достанется больше всего. Спасать! Надо немедленно спасать стадо!..»
Он вскочил, с трудом оторвал от себя руки чукчи и бросился наверх. Вслед услышал, как что-то закричал Айгинто. Котики метались по площадке, натыкались друг на друга и трубно ревели.
Увидев двух прижавшихся к земле забойщиков, Каяма крикнул:
– Ко мне! Помогите!
Густой дым заволакивал побережье. На острове уже не было ни одного не горевшего дома, но обстрел продолжался. Снаряды крушили остатки строений, разбрасывали засольные чаны, дырявили железные бочки.
Рядом с Каямой оказался Айгинто. Схватив дрыгалку, начал гнать котиков через ворота. К нему присоединились несколько забойщиков.
– Самок! Самок в первую очередь! – кричал Каяма, перепрыгивая через тлеющий участок деревянного настила. – К воде!.. К берегу!..
Внезапная тишина оглушила его сильнее, чем выстрелы. Сперва он не мог ничего понять. Почему остановился Айгинто? Куда все смотрят?..
Привел в себя чей-то возглас: «Уходят!» Каяма взглянул на море. Еще не веря, увидел, как разворачивается американский корабль, ложась на обратный курс. Сразу ноги налились тяжестью. Заныло ушибленное колено. Теперь бы лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать.
Все в огне, но пламя потихоньку спадает. Нечему больше гореть. На месте строений дымятся обуглившиеся развалины. Над ними стелется удушливая гарь пожарища.
«Вот и все, – устало подумал Каяма, медленно обводя взглядом побережье. – Промысла больше не существует. А лежбище не тронули. Почему?..»
Лагерь полка, куда прибыли разведчики, разбили на узкой, вытянувшейся вдоль свежей вырубки поляне. Тайга вплотную подступала к палаткам, прикрывая их от жары и непогоды. Под деревьями было прохладно, пряно пахло хвоей. Неподалеку прыгал по камням ручеек. За ним вверх уходила сопка.
Место пришлось Ладову по душе. Оно напоминало родное Приморье. Раскидистым соснам было тесно в густом лесу, и они, стройные, как корабельные мачты, наперегонки тянулись ввысь. Лиственных деревьев в Приморье, правда, больше. Но здесь гораздо севернее, природа посуровее. А так ничего – жить можно… Зато начальник штаба, в распоряжение которого они были назначены, Ладову не понравился. Не по чину молод, розовощек, суетлив. Бегая по штабной палатке от одного к другому, майор восклицал: «Великолепно! Такое пополнение нам нужно позарез! Фронтовики на вес золота!..» В нем не чувствовалось солидности и, главное, по мнению Ладова, серьезного отношения к делу. Знакомя с обстановкой, начальник штаба выкладывал все, что знал. На их участке с японской стороны располагается Харамитогский укрепрайон. Известно, что там много дотов, дзотов, артиллерии…
Данных о предполагаемом противнике было, как говорится, кот наплакал. И когда начальник штаба умолк, Бегичев переспросил:
– И это, простите, все?
– Что поделаешь, – развел руками майор. – Сами знаем, скудновато: ведем только радиоразведку да наземное наблюдение.
Ладов про себя чертыхнулся. Какое там скудновато! Сидят будто с завязанными глазами, корма в ракушках! А ведь имеют целый взвод разведчиков!
– Ну а аэрофотосъемка? – поинтересовался Бегичев.
– Как же! Делали, но только со своей территории. Самолетам запрещено нарушать государственную границу, – пояснил майор со снисходительной улыбкой. – Да и тайга тут у нас сплошная. Ее рентгеном не просветишь. Сопки, болота – специфика…
– Неужели ничего нельзя придумать?
В словах Бегичева послышался укор, и начальник штаба обиделся.
– Вот и придумывайте! – воскликнул он. – Опыт у вас большой. Желание, вижу, тоже есть. Дерзайте!..
После такого «доброго» напутствия не оставалось ничего другого, как приступить к делу. Познакомившись с разведвзводом полка, Бегичев на следующий же день, прихватив Ладова, отправился на местность. Они побывали у пограничников, прошли с ними по дозорной тропе, посидели на пунктах наблюдения. Если у японцев на этих направлениях и имелись инженерные сооружения, то их маскировке можно было позавидовать.
– А что, командир, давай-ка я ночью махну на ту сторону, – предложил Ладов. – Все будет в самом лучшем виде. Такого языка добуду!..
– С ума сошел! – разозлился Бегичев. – Под трибунал меня хочешь подвести?
– И в мыслях не было, – буркнул Ладов. – Никто ж ничего не узнает. Сработаем чисто, комар носу не подточит. А с пограничниками договоримся. Они ребята славные, свои в доску…
– Думать забудь! Тут тебе не фронт. Можно на международный скандал нарваться.
– Что ж мы, так и будем в кубрике на гамаке полеживать? – насупился Ладов.
– Вот это ты верно заметил, Федор Васильевич, – смягчился Бегичев, с улыбкой глядя на сержанта. – Без работы нам действительно сидеть несвойственно.
– Ясненько, командир. Будем думать. Только сперва надо чуток оглядеться.
– Кто против? Тебе не хуже, чем мне, известна первая заповедь разведчика: не суйся в воду, не зная броду…
С этого и началась собственно служба на новом месте.
Жизнь на той стороне текла размеренно. Сменялись часовые. Лишние люди не появлялись. Через каждые четыре часа по дозорной тропе проходили патрули. Ладов на брюхе исползал участок и изучил все, что можно было рассмотреть наметанным глазом. Зацепиться было решительно не за что, хоть плачь! И опять он стал подумывать: а не махнуть ли в самом деле через границу так, чтобы никто не знал? Мысль назойливо возвращалась. Что он, никогда по тылам не шастал?.. Добудет языка – победителей не судят, а нет – с него одного спрос. Останавливала лишь мысль, что у командира все же могут быть большие неприятности.
Шли дни, разведданных не прибавлялось. И вот однажды Ладов обнаружил, что с той стороны тоже ведется пристальное наблюдение. Японских разведчиков было двое. Располагались они в искусно замаскированном окопе и обнаружили себя блеском стекол бинокля. «Салаги, что ли? – подумал Ладов. – Сразу видно, пороху не нюхали. Садануть сейчас по ним очередью из автомата, знали бы, как ворон ловить! За такую мазню я бы своим всыпал…»
Вскоре Ладов выследил скрытый ход, которым пользовались японские разведчики; установил, что дежурят они попеременно и дважды в сутки кто-то ходит в тыл, вероятно за продуктами.
«Хорошо, – размышлял сержант, – через границу лезть нельзя. На этом следует поставить крест. Значит, надо искать другой путь. Если гора не идет к Магомету… А почему бы и нет? Заставить японцев клюнуть на приманку!»
Ладов попытался поставить себя на место противника. На какую наживку клюнул бы он? Язык – вот единственное, на что следует делать ставку! Жаль, сам он для роли подсадной утки не подходит. Такими, как у него, габаритами можно запросто отпугнуть хлипких японцев. Кого же подсадить? Перепеча с его росточком, вероятно, в самый раз будет.
План Бегичеву понравился.
– А что? – сказал азартно. – Может получиться, если сыграем без единой фальшивой ноты.