В воронке один за другим появлялись посыльные. Получив указания, солдаты исчезали.
Бегичев смотрел на комбата и опять не узнавал его. От растерянности не осталось и намека. Движения быстрые, точные. Говорит отрывисто, рублеными фразами и только по существу. «Дело знает, – с удовлетворением отметил младший лейтенант. – И хватка есть». Минометчиков подтянул поближе к переднему краю, чтоб иметь их под рукой, расположил в лощинке – со стороны противника позиция не просматривается. Пулеметы выдвинул на фланги, обеспечив при необходимости косоприцельный огонь. К танкистам послал саперов с заданием проделать проходы в минных полях, обнаруженных на берегу Коттонкай-Гавы.
«Вот где срабатывает фронтовой опыт», – отметил Бегичев, увидев на груди капитана два ордена Красной Звезды.
Пристроившись на скосе воронки, младший лейтенант быстро набрасывал донесение командиру полка. Точно обрисовал обстановку, сообщил данные о противнике, не скрыл опасений по поводу предстоящей атаки.
– Отправь кого-нибудь побыстрее, Федор Васильевич! – приказал Ладову.
Далеко за лесом гулко грохнул залп. «Началось», – понял Бегичев, прислушиваясь к нарастающей канонаде. Ослепительные вспышки, гроздья разрывов вздыбились над фортом. Все потонуло в дыму.
Комбат лежал на краю воронки. Глаза его слезились, на щеках зарделся нездоровый румянец.
– Передай в роты, пусть приготовятся! – не оборачиваясь, приказал телефонисту.
Разрывы сместились в глубину Хонды. В гул канонады вписался рев танковых двигателей; он приближался, нарастал. Несколько Т-26 выходили к реке неровной цепочкой.
– Пора. Будь здоров, младшой, – тихо сказал комбат и, подняв автомат, вскочил: – В атаку – за мной! Впере-од!
Короткий миг он бежал один, и Бегичеву стало страшно. Посреди развороченной земли, черной от копоти, то вырастала, то проваливалась одинокая фигурка… Но вот рядом вырос долговязый боец в съехавшей набок каске, следом – еще два. Теперь за комбатом, обгоняя его, бежали десятки бойцов. Они держали оружие наперевес, поливая свинцовым дождем невидимого врага. Пунктир трассирующих очередей прорезал спрессованный воздух. Безостановочно ухали танковые пушки. Вздрагивая при каждом выстреле, машины мчались к реке. Вплотную за ними устремилась пехота.
И тут молчавший до сих пор форт заговорил. Рявкнула пушка. Брызнули и рассыпались пулеметные очереди. Завыли мины. Река вспучилась султанами разрывов, закипела под градом пуль и осколков.
Дернулся и замер головной танк. Неподалеку задымил еще один. Прямое попадание – и третья машина закрутилась на месте с перебитой гусеницей. Пехота, обтекая подбитые танки, хлынула дальше. До форта оставалось метров двести. Всего двести. Но каких! Ни кустика, ни бугорка…
Атака захлебывалась. Силы наступающих убывали, а огневое сопротивление врага нарастало. Солдаты продолжали еще по инерции бежать вперед. Их становилось все меньше и меньше. В какой-то момент Бегичев поймал в окуляры бинокля знакомую фигуру. Оптика приблизила комбата настолько, что можно было разглядеть лицо. Стреляя из автомата, капитан отчаянно кричал на ходу. Перекошенный рот, открытый в немом крике, был красноречив. «Вперед! Впере-о-од!» Бегичев мог поклясться: комбат кричит именно это слово.
Вдруг он споткнулся, присел на корточки. Чьи-то руки подхватили командира. Он сделал усилие встать. Голова бессильно запрокинулась назад…
Пехота залегла. Отстреливаясь, бойцы начали медленно отползать.
«Все, – с горечью подумал Бегичев, ощущая невероятную усталость. – Комбат оказался пророком».
Рядом появился Шибай. Сообщил, что полк отходит на исходные позиции.
– Без приказа? – удивился Бегичев. Он все еще находился под впечатлением картины боя и гибели капитана.
– Что вы, товарищ младший лейтенант! Комдив распорядился.
Шибай снял наушники и вместе с микрофоном протянул Бегичеву:
– Вас требуют. Можно говорить открытым текстом. С началом атаки разрешено.
Голос командира полка заставил Бегичева мгновенно встряхнуться.
– Слушай, начальник разведки, – услышал он, – нужен окольный путь. Душа из тебя вон, найди мне обход!
Юля томилась от безделья. Слонялась как неприкаянная, не зная, к чему приложить руки. Попыталась помочь начальнику штаба в нанесении на карту обстановки, но тот раздраженно сказал:
– Не путайтесь под ногами, младший лейтенант. Не до вас. Сами видите, какое положение!..
Она видела: дела в полку обстоят из рук вон плохо. Продвижение остановлено, все атаки отбиты. А Игорь там…
Начальник штаба, стараясь смягчить грубость, примирительно заметил:
– Не беспокойтесь, скоро и вам подбросим работенку. Потерпите. Отдыхайте пока… – И, отвернувшись, тут же забыл о ней.
Юля выбралась из блиндажа. День шел на убыль. Солнце, так и не сумевшее пробиться сквозь ватную толщу облаков, тем не менее делало свое дело. Земля парила, дышать было нечем.
Бой давно затих. Пройдя несколько метров по траншее, Юля увидела лежащих в нише пулеметчиков. У одного на голове белела свежая повязка. Пулеметчики разговаривали вполголоса. Еще через десяток шагов наткнулась на группу солдат, молча сидевших в одинаковых позах.
«Тишина! Почему в прифронтовой тишине всегда ощущение предгрозья?» – подумала Юля и тут же услышала за спиной:
– Товарищ младший лейтенант… Вас ищут…
По траншее к ней бежал молоденький солдатик. Худое лицо, длинная тонкая шея, круглые стекла очков… Как похож на Славика!
Более беззащитное существо трудно было представить. А Славик вдруг взял и добровольно пошел на фронт. Что толку? Погиб в первом же бою. Глупо, конечно. А может, и нет…
– Скорее, товарищ младший лейтенант… Я из соседнего полка. Комдив специально за вами послал…
Юля, обрадовавшись, что наконец и в ней появилась надобность, быстро повернула на командный пункт.
– В соседний полк, говоришь? А где же ваш переводчик?
– Осколком его… в висок…
Юля, будто наткнулась на невидимое препятствие, на секунду остановилась, потрогала свой висок… быстро поправила пилотку и, ссутулив плечи, пошла, плохо различая перед собой дорогу.
Юркий газик, подскакивая и отчаянно петляя, мчался по тайге. Дорога, и без того сделанная наспех, была сплошь изуродована воронками. Только совершеннейший виртуоз мог проскочить по ней и не завалиться ни в одну из ям. От тряски очки у шофера то и дело сползали на нос. Он морщился, словно собирался чихнуть, водворял очки на место и беззлобно ругался.
В кюветах догорали разбитые повозки, бронетранспортеры. Удушливая гарь застилала все вокруг.
– Далеко еще? – спросила Юля.
– Не, – мотнул головой шофер, – возле сопки свернем, а дальше машиной нельзя. Потопаем…
– А японцы где?
– На сопке. Позиция у них удобная, черт бы их побрал!
– Японцы слишком давно готовились, потому нам и трудно.
– Кабы в честном бою драться! – воскликнул шофер возмущенно, с невероятным усилием удерживая руль. – А то ведь норовят обманом… Белый флаг выкинули: сдаются, мол. Наши ребята сразу стрелять перестали. Только на бруствер вылезли, а с горы как чесанут из пулеметов!..
– Разве так можно? – ошеломленно сказала Юля. – По международным законам…
– Чихали они на законы, сволочи! – заорал шофер и тут же опомнился: – Извините…
Газик резко затормозил. Оба выскочили из машины и по еле заметной тропинке, петляющей между сосен, углубились в тайгу. Минут через десять они подошли к командному пункту. Склон оврага прорезали траншеи. В кустах, ощетинившись стволами, стояли спаренные зенитные установки, прикрытые маскировочной сетью.
В большой палатке, натянутой под защитой срезанного склона оврага, Юля не сразу разглядела комдива. Он первым узнал переводчицу:
– А-а… старая знакомая? Я тебе серьезную работу нашел. Не возражаешь? Вон, гляди, первые экземпляры. Парламентеры!
Только тут Юля заметила двух японцев, находившихся в палатке. Оба, понурившись, стояли в углу.
– Как чувствуют себя господа в гостях у представителей Красной Армии?
При звуках родной речи капитан и лейтенант вздрогнули, дружно подняли головы и уставились на нее. Во взгляде лейтенанта промелькнул чисто мужской интерес. Капитан же, отчужденно отвернувшись, бросил несколько фраз.
– О чем он? – нетерпеливо спросил комдив.
Юля усмехнулась:
– Ничего оригинального. Офицер императорской армии, видите ли, не приучен вести переговоры с бабами.
– Что-о? – грозно переспросил комдив, сверля японцев недобрым взглядом. – Ах вы… гниды! А ну, переведи, пусть не чванятся, иначе мы их живо наладим к…
– Товарищ полковник, – заметила Юля, – парламентеры все-таки.
– Ладно, – поморщился комдив. – Скажи: перед ними представители советского командования. Я им покажу – бабы!.. Пусть заткнутся! Ну, это как-нибудь поаккуратней.
Юля, однако, не посчитала нужным смягчить выражения. Лица у японцев сразу вытянулись. Капитан, едва дослушав, быстро заговорил.
– Готовы сдаться на великодушную милость победителя, – переводила Юля. – Верят в благородство противника. Надеются на наш гуманизм.
– Сладко запели, – ухмыльнулся комдив.
– Просят оставить офицерам форму и оружие, сохранить привилегии.
– Ах ты, мать честная! – возмутился комдив. – Еще условия ставят!.. Скажите им – капитуляция! Полная и безоговорочная!.. Диктуем мы. Я в их благородство не верю.
Японцы слушали, почтительно склонившись. Переглянулись, как бы спрашивая друг у друга совета. Затем капитан сказал:
– Пусть будет как велит господин старший начальник. Мы возвращаемся, чтобы подготовить гарнизон к сдаче.
– Даю час. И ни минуты больше!
Японцы церемонно поклонились. Их увели.
– Теперь можно и перекусить, – улыбнулся Юле комдив. – Времени достаточно. Где у тебя стол накрыт, помпохоз? Приглашай младшего лейтенанта.
Пообедав, комдив, не отпуская от себя переводчицу, поднялся вверх по тропке в окопы. Солдаты уже прослышали о капитуляции японцев и радовались каждый по-своему. Юный голубоглазый сержант, курносый, белобрысый, расположился на траве и старательно выскребал котелок. Юля видела, как он улыбался своему товарищу, вырезавшему что-то перочинным ножом из куска дерева.